Николай Семченко - Одиночество шамана

Петя, завидев Шуру, подбоченился и, наклонив голову, громко забормотал свои петушиные угрозы. Почтальонша прижала к животу сумку и, не решаясь сойти вниз, замахала на него. Позвать на помощь хозяйку она, видно, стеснялась.

– Ну, погоди-ко! – сказала Чикуэ Золонговна. – Ишь, какой храбрец! Со слабой женщиной драться…

Она выскочила на улицу, проворно вбежала во двор соседки и шуранула Петю подхваченной по пути хворостиной. Тот недовольно кукарекнул, куры поддержали своего султана истошным кудахтаньем. Но Чикуэ Золонговна прикрикнула: «Кыш!» – и куриное семейство метнулось к сараюшке.

– Ой, спасибо-то вам какое! – обрадовалась Шура. – Страсть, как пугаюсь этого забияку. Прошлый раз так хватил за колено – синяк неделю не сходил, – и без всякого перехода затараторила: Хорошо, что вы к бабке Кэку пришли. Она, как деньги получила, куда-то засобиралась, едва шевелится, болеет ведь, а слушать ничего не хочет: пойду, мол, идти мне надо, не скажу, куда, какое кому дело. Уж вы бы с ней поговорили, что ли. Она вас слушается, – и вдруг ахнула, хлопнула себя по лбу. – Ай! Болтаю-болтаю, совсем забыла… А ну, пляшите!

– С чего это?

– Вам сразу два письма. Одно, смотрите, какое важное: казенное, из музея никак – особый штамп, адрес на компьютере напечатан… А это – обычное, но марки красивые, никогда таких не видела. И где люди их покупают? Ну, что ж вы не пляшете-то?

Чикуэ Золонговна знала, что Шура от неё не отстанет – традиция в селе такая: пришла весточка – пляши. Пришлось притопнуть и прихлопнуть для вида.

– Вот, получите! – Шура протянула конверты и напомнила: – А вам пенсия по графику через два дня. Ждите. Побежала я дальше…

Чикуэ Золонговна сначала вскрыла казенное письмо. Точно: из краеведческого музея! Эдуард Игоревич сообщал, что открывается новая экспозиция – шаманская, и в ней будут представлены уникальные экспонаты. Он просил мастерицу приехать в город дня за два до открытия: только она сможет обновить тамбурный шов на одном старинном халате; кого ни просили – не получается. Проживание в гостинице, обеды-ужины музей оплачивает, работу – тоже.

– Ишь, как заманивает: «гарантируем оплату реставрационной работы», – хмыкнула Чикуэ Золонговна. – Как будто меня только деньги интересуют! А, может, не надо мне никаких денег. Может, я для души всё это сделаю…

Она поворчала, недовольная официальным тоном письма, но всё-таки была польщена: не забывают о ней в городе Ха, чуть что – зовут старушку на помощь. Надо, ох, надо молодых учить искусству нанайской вышивки и шитья! Уйдут старые мастера, кто девчонкам покажет хитроумные приемы, натаскает по особенностям кроя, покажет, как краски из трав, кореньев и плодов готовить.

Второе письмо было от Марго. Чикуэ Золонговна даже удивилась: надо же, вспомнила, нашла время, чтобы поблагодарить за прошлый приём, так и написала: «приём», как будто она, обыкновенная пожилая нанайка, какая-нибудь важная птица, вроде принцессы или кого там ещё, – изволит принимать визитёров. Ну, Марго слова в простоте ни скажет, ни напишет – обязательно ей надо что-нибудь эдакое вывернуть. Она и про Сергея Васильевича в послании поминала: дескать, господин Уфименко тоже велел кланяться госпоже Киле, помнит и любит её. Правда, любит не так, как Марго, которой он, оказывается, предложил руку и сердце. Между прочим, Андрей тоже скоро перестанет холостяковать: женится на Насте, свадьба через две недели. Недавно Марго его видела: счастливый, доволен вкусной и здоровой жизнью, нет-нет, вы не подумайте, что он миллионером стал – просто он находит удовольствие в самом существовании, которое прекрасно само по себе, и дал же Бог человеку такую благодать – просыпаться и засыпать с мыслью, что он счастлив.

А ещё Марго писала, что Сергей Васильевич нашёл-таки те подземные ходы, в существование которых никто не верил. Возможно, это будет самое замечательное открытие века: Уфименко уверен, что под землёй сохранились какие-то древние формы жизни, даже подумать страшно, какие именно, это фантастика! Правда, для амурских шаманов тайны никогда не существовало: они знали дорогу в другие миры, водились с сущностями, которых называли духами, но на самом деле это, конечно, не духи, а нечто иное. Может, все наши мысли и чувства никуда не пропадают, а превращаются в что-то иное, живущее рядом с нами? Или это то, что мы называем душами? Сергей Васильевич пока и сам не знает ответов, но она, Марго, уверена: Земля – это не просто космическое тело, как тому учили в школе, это, может быть, живой организм, который хранит энергию всех существ, когда-либо живших на планете.

– Значит, опять хотят приехать искать вход , – решила Чикуэ Золонговна. – Ну, никак он не даёт им покоя! Вот, пишет: «Надеюсь, скоро увидимся».

Дверь за её спиной тихонечко скрипнула. Чикуэ Золонговна обернулась: на пороге стояла Кэку, опираясь о косяк.

– Куда это ты направилась? – спросила Чикуэ Золонговна, заметив на Кэку фиолетовую кофту и почти новую черную юбку, которую соседка надевала только на выход.

– Э! И не спрашивай! – Кэку слабо улыбнулась. – Нашло на меня что-то: изорвала свой халат. Наверное, хотела чока стать, – она смущенно опустила глаза. – А тут просыпаюсь, открываю глаза: солнце светит, воздух так и играет-переливается, укропом с огорода пахнет – видно, ночью гроза была, а я и не слышала. Смотрю: красиво-то как! И дышится вроде легче. А халат у меня никакой. Какая же я нанайка без настоящего халата? Надо пойти купить сатина, сшить обнову…

– Ишь, чего удумала: пойти! – покачала головой Чикуэ Золонговна. – Никуда ты не пойдешь. Иди ложись, отдыхай. Если хочешь, я сама схожу в сельпо, куплю материал, потом помогу халат тебе сшить…

– Не такая я уж и беспомощная, – не сдавалась Кэку. – Ещё недавно желала, чтобы вход открылся, в буни хотела. Но мне сон приснился: будто села я в оморочку 65, плыла-плыла по Амуру, потом какой-то человек, не вижу я его, говорит: «Переходи на Гассинское озеро, тебе к реке Пихца попасть надо…»

– Так и сказал? – забеспокоилась Чикуэ Золонговна. – Да полно тебе! Ты, наверно, ослышалась. Рано тебе Пихцу во сне видеть…

Кэку тихонько засмеялась, будто тростник зашелестел под порывом ветра, слегка махнула рукой и, уронив взгляд вниз, неожиданно твёрдо сказала:

– Кто по Пихце во сне плывёт, тому из этого мира в другой переходить надо. Я не хуже тебя это знаю. Но послушай, что дальше было. Поплыла я по Пихце, вода – ласковая, на солнце серебрится, из неё сазаны выпрыгивают, так и просятся сами мне в руки, никакой удочки не надо. Только и глядеть на них не хочется, тоскливо мне. Вдруг гляжу: летит огненный шар, от него искры во все стороны брызжут…

– Голоа 66! – воскликнула Чикуэ Золонговна. – Тавасо 67! Только большой шаман может быть голоа!