Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

Вопросов не было. Взвод стоял с широко открытыми глазами и молчал. Было страшно.

Алексей пошел в армию не по идейным соображениям, а скорее из-за протеста. Он слишком хорошо помнил отца, чтобы простить мать. Ему было тринадцать, переходный возраст с характерными для него проблемами только начинался, появились первые нотки протеста в голосе и поступках, но они так и не набрали силу, а, напротив, в один день закончились, как, казалось, раз и навсегда. Мать и раньше говорила, что он похож на отца, да и сам он видел это внешнее сходство, так как стал к тому времени обращать внимание на свое отражение в зеркале. Но однажды отец не пришел с работы, а утром позвонили из больницы и сообщили, что он умер от кровоизлияния в мозг. В утешение было сказано, что это произошло быстро и безболезненно для него. Лежащий в гробу был почти не похож на себя живого, но стоящий у его изголовья казался теперь его прижизненной копией. Алексей более походил на отца, чем лицо покойника. «Я должен быть, как он», – решил мальчик, и цель спрессовала время. Любовь к матери, забота о младшей сестре, которая часто простужалась, и с ней приходилось нянчиться и днем и ночью, читать книжки, рассказывать сказки и укачивать на руках, именно так, как это делал бы папа, – девочку лишать отцовской заботы никак было нельзя. И учиться, учиться и учиться без траты времени на детство, чтобы скорее возмужать и быть во всем окончательно похожим на него. Математика, к которой у него ранее не наблюдалось никаких способностей – Алексей был чистой воды гуманитарием, – теперь стала главным предметом его школьной жизни. Через два года ее въедливого изучения мальчик стал занимать призовые места на олимпиадах различного уровня, а еще через год ушел в экстернат и начал приносить деньги в семью, добытые недетским репетиторским трудом. Предмет он знал хорошо, а плату за свою работу брал вдвое меньше. К ученикам всегда приходил в синем папином галстуке, непременно в белой рубашке, хотя это было не очень практично, и в одних и тех же видавших виды любимых джинсах, которые ему подарила мать в день рождения отца, через два года после его смерти. Еще весной без всякого напряжения по итогам достижений и собеседования досрочно поступил на математический факультет известного вуза, где готовили, как и нужно было Алексею, программистов, и вечером того же дня отправился к новому ученику на первое занятие. Учеником оказалась ученица десятого класса, его сверстница. Как-то раньше ему все больше везло на парней – оболтусов шестых—восьмых классов, образованием которых родители решали вдруг заняться всерьез, но не очень дорого. Но и программа десятого класса не составляла проблем для Алексея. Проблема оказалась в другом, и совсем неожиданного плана. Он полюбил Дашу. С первой ее улыбки, а точнее несдержанного смеха, который последовал за гримасой удивления на еще прыщавом лице девушки, когда отец, по-дружески обняв ее за плечи, в полутемном коридоре хрущевки представил ей репетитора по алгебре. «Вот, Дашка, знакомься. Это Алексей Петрович, он поможет всем нам закончить без троек школу». Алексей тогда в смущении подтянул узел галстука плотнее к шее, но Дашкин папа твердо пожал ему руку и нарочито серьезным тоном уверил, что дочь его – смирное и послушное существо, но только очень смешливое, и если бы не этот маленький недостаток, то она бы скорее походила на зомби, а иметь в близких родственниках зомби никому не пожелаешь.

Комнатка Даши казалась заполненной вечным летом. И потолок и обои были разрисованы полевыми цветами, в букете преобладали ромашки. Да и сама девочка была проста, как ромашка, в своей неподдельной красоте, а взгляд ее наполнял помещение теплом июньского солнца. В этой теплой атмосфере смущение Алексея быстро растворилось, и ему захотелось сделать непременно что-то очень хорошее и значительное для Даши. Алексей понял почему: два часа в этой комнате возвратили его на время в атмосферу защищенного детства. Ему вспомнилась лесная полянка, вся в луговых цветах, на которой он, мальчишка лет девяти, играет с отцом в бадминтон, а мама стоит рядом и ведет счет. Все счастливы, и родители искренне радуются его успехам. И эта радость, сливаясь с густым ароматом цветов, плотно оседает в сознании ребенка и теперь, сидя совсем рядом с Дашей, он вдруг ощущает тот самый знакомый с детства запах, который невозможно спутать ни с каким другим. И немного смущенный взгляд девочки голубыми осколками неба окончательно ослепляет его разум. Даша сразу становится для него очень близким человеком. Она говорит немного, но ее улыбка и глаза светятся счастьем от гордости за Алексея. Так гордиться им могли бы только родители.

В конце занятий, Даша спросила:

– А у тебя есть страничка ВКонтакте?

– Нет, а зачем?

– Ну, так принято, у всех есть, и у меня тоже. Очень удобно. Сразу виден круг интересов человека, с кем он дружит, с кем встречается. Это своего рода ориентиры для других в гамме их отношений с тобою.

– То есть?

– Ну, если ты, например, встречаешься с девушкой и отобразил это на своей странице, то с ней больше никто встречаться не будет. Это что-то вроде кодекса чести. Я считаю, что это вклад в нравственность современного общества.

– Что же тут нравственного, если тебе нравится человек и ты ему не можешь об этом сказать только потому, что он нравится еще кому-то? Мне кажется, что молчание в этой ситуации является проявлением лжи, а ложь всегда более безнравственна, чем любые откровения.

Даша залилась задорным смехом.

– По твоей логике безнравственно все: и ложь, и правда, и молчание не всегда золото. Короче, грешен мир, как не крути.

– Как не крути.

Даша встала из-за стола, прошлась по комнате, опустилась на край дивана и, обхватив себя обеими руками, не поднимая глаз, тихо спросила:

– Тогда скажи по правде: я тебе хотя бы немного нравлюсь?

– Ну конечно. Я вижу в тебе способную ученицу, и мне нравится заниматься с тобою, – глядя в сторону, начал развивать тему Алексей. – Вообще, надо любить свою работу, а ты часть моего дела, у нас схожие цели – научить и научиться. Как врач сотрудничает с пациентом, чтобы победить болезнь, так и мы вместе добьем эту гребаную математику, даже если это ей не нравится. Вместе – мы сила.

– А как женщина я тебе нравлюсь?

– Как человек?

– Ага. Не как часть твоего дела, а как человек. Но не снежный человек, а человек-женщина.

– Чтобы понять нравится тебе человек или нет, надо его хорошо узнать. Посмотреть, как он проявит себя в решении различных задач, и т. д. и т. п. Но в нашей ситуации ты мне нравишься априори уже потому, что даешь мне возможность давать тебе знания, ты понимаешь то, что я тебе говорю. А это большое счастье и радость, когда тебя понимают. Любой человек, и человек-женщина в том числе, который дарит тебе радость понимания, не может не нравиться. Даша, ты мне нравишься. Однозначно нравишься.