Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

– Здравствуйте, товарищ полковник.

– Здравия желаю. Сразу к делу, пожалуйста! Какой у тебя вопрос?

Голос мужчины оказался значительно теплее его лица. На вид ему было не больше пятидесяти. Хотя определить возраст людей в форме всегда трудно. Нарги достала из красной дамской сумочки конверт и положила его на стол перед ним.

– Мне надо найти человека. Там его имя, фамилия и воинская часть. И еще для вас лично кое-что.

Привычным движением мужчина извлек бумажку с информацией, а конверт с остаточным содержимым сметнул в открытый ящик стола, задвинул его коленом.

– Это твой любимый?

– Да. – Нарги покраснела, но глаз не отвела.

– Давно родила от него?

– Скоро четыре месяца как.

– Замужем конечно?

– Да, муж с ребенком на улице ждут. Вы поможете мне?

– Конечно. Люди должны помогать друг другу. На то мы и люди, мужчины и женщины.

– Спасибо большое.

– Вопрос, лапочка, в объеме помощи. Ко мне ведь часто заходят ваши девушки в поисках своих любимых. Нравятся вам наши парни, это факт. Найти, где служит твой Алексей не проблема. Вбиваем фамилию и номер воинской части в армейский поисковик – и сразу результат! Проблема в другом: письмо в часть можно отправить только через воинскую почту, через военкомат, то есть в твоем случае только через меня.

– Ой, как хорошо! Вы такой отзывчивый человек, как мне везет в жизни на хороших, добрых людей!

– Думаю, и им везет на тебя. Мне и самому нравятся ваши девушки, лапочка. Нравится, что они с уважением относятся к мужчинам в форме, особенно к тем, что постарше. Это факт. А иначе зачем бы мне ставить ширму в кабинете?

Черная, трехсекционная, она стояла рядом со стулом в левом ближнем от двери углу. Полковник встал из-за стола и без спеха раздвинул конструкцию, дав девушке время осознать ее назначение. Затем выглянул поверх ширмы с высоты своего роста:

– Так мы будем отправлять весточку любимому в часть?

– Да.

Через десять минут Нарги стояла у стола и вслух проговаривала данные из конверта. На кителе военного теперь были расстегнуты две верхние пуговицы. Он больше не смотрел на девушку, а скорее, напротив, отводил взгляд в сторону монитора.

– Так, малыш, в/ч 314 говоришь?

– Да.

– Алексей Петрович, значит?

– Так точно, товарищ полковник.

Наргиза отвечала четко, хотя и боролась с кисло– горьким послевкусием, застрявшим во рту. Комиссар вводил необходимые данные, открывал на мониторе какие-то окна, что-то сравнивал и снова стучал по клавишам. Так продолжалось минут пять.

– Нашел я эту разведроту. – Мужчина встал из-за стола, выпрямился и застегнул верхние пуговицы формы. Лицо его стало очень серьезным, практически героическим.

– Где Алексей, да?

– Ты, вот что, дочка, деньги забери. – Он достал конверт из ящика и отдал его Наргизе. – Информация о роте есть уже и в открытом доступе. Ты поищи сама: «Бой за высоту 4266». И на Русопедии есть, и на военно-патриотическом сайте, конечно.

– Спасибо за информацию. Деньги передайте его родным, Вам это проще сделать, чем мне.

– Хорошо.

– Прощайте.

– Честь имею.

Что-то новое Гаджи увидел в глазах супруги. Это была отрешенность. Она достала ребенка из коляски и прижала к себе. Мальчик проснулся, но не закричал. Он с интересом смотрел вокруг. Весь путь до дома Нарги несла Расула на руках, Гаджи шел следом и ничего не спрашивал.

Любовь, незримая, но единственная реальная вдруг исчезла из жизни Нарги. И не просто исчезла, а была вырвана безвозвратно, с корнем. Втайне она мечтала и второго ребенка родить от Алексея – единственного порядочного мужчины из тех, близость с которыми была неизбежна. Он не отдавал ее в пользование другим, как Гаджи, и, как другие, не пользовался ею, а добросовестно исполнял свой долг – становился отцом. Он был честным, достойным уважения. И это уважение переросло за долгие месяцы беременности в безответное чувство, в то, которое доступно в мечтах каждой девушке, но мужчина-мечта встречается в жизни далеко не каждой.

Вечером пили чай. Эту традицию Нарги завела сразу, как вернулась домой после родов. Если не ребенок, что еще должно связывать людей, живущих вместе без любви? Ритуалы. Она старалась привыкнуть к мужу, как интерьеру собственной жизни. И вместе с тем давала возможность ему обмануться уважением любимой женщины.

– Гаджи, у Расула отец теперь только ты.

– А все остальные, кто брал тебя?

– Тех, кому ты меня отдавал, больше нет.

– Я не отдавал больше, чем ты отдавала сама. Давай уже не будем ссориться на эту тему. Мы все виноваты, и я не отрицаю это. Но сейчас мы живем дружно, почти как раньше. Надо беречь то, что осталось у нас.

– Осталось? У тебя остатки любви ко мне? Ты честен.

– Остатки лучше, чем ничего. И потом, у меня, что, выбор есть? С кем живу, того и люблю. И хорошо, что это хоть у меня осталось в нашей семье.

– Да, я очень признательна тебе. Ты настоящий мужчина. Живешь с использованной женщиной и воспитываешь чужого ребенка. Герой.

– Так все живут, кто пошел на это. Это не героизм, а моральная тяжесть.

– Ты не предполагал, что так будет?

– Нет, конечно. Ты не представляешь, что такое пламя ревности, оно даже ярче солнца любви. От него раны не заживают.

– Ничего, когда солнце гаснет, оно не тревожит раны. Мы сейчас снова друзья, и это очень хорошо, правильно в нашей ситуации. Мы можем начать сначала, хоть с нуля. Мне нужна только твоя любовь.

– Она есть еще.

– Мне нужна высокая любовь. Мне холодно очень, понимаешь? Меня надо отогреть.

– И что потом?

– Потом я рожу тебе сына, только твоего сына.

– Я никогда не буду делить твоих детей на своих и чужих. А ты сможешь меня полюбить снова?

– Конечно. Я ведь тебя однажды любила и помню, как красиво это.

– Нарги, мне очень тяжело жить. Все на работе знают, что моя жена родила не от меня. Да и пассажиры, а их сотни в день, смотрят так, что в глазах каждого то ли усмешка, то ли издевка, то ли жалость. Их, русских, не поймешь. С тобой говорят об одном, а о тебе совсем другое.

– Согласна. Они нехорошие люди. И в спину могут назвать женой рогоносца или еще похлеще.

– Вот-вот, и я о том же. Если выбился в люди и имеешь хорошую работу водителем общественного транспорта, значит, твоя жена спала со всем автобусом, а то и не с одним.

– Да, дома у нас другие люди. Милый, надо жить среди хороших людей. Это очень важно.

В последних словах Гаджи услышал тепло. Нарги давно не говорила с ним так. И если это была еще не любовь, то шаг к ней, и не маленький. Теперь он не слушал жену, а плыл по течению собственных мыслей. Оно несло его к берегу Светланы с ее еще более безумной, чем она сама, матерью. С абортом не выйдет, и придется находить с этими женщинами общий язык. И еще неизвестно, кого родит эта идиотка, жить с тремя дураками будет непосильной ношей на всю жизнь. И ради чего? Две или даже четыре жены у себя на родине – это нормально, но здесь, на чужбине, среди завистников и лицемеров – зачем? Конечно, жизнь с дурочкой дает возможность самоутвердиться за счет русской женщины, да еще и в московской квартире. Но зачем утверждаться за счет дебилов? Нарги не примет эту ситуацию, расценит как предательство и уедет с Расулом домой, в свою семью, и в селе о нем заговорят очень плохо. Будут думать, что он бросил жену с ребенком, а сам живет с московской бабой на всем готовом.