Алексей Олексюк - А76 (сборник)

Он вновь взглянул на часы. Пора. Пять минут – как раз, чтобы дойти… Загасив сигарету и сунув её назад в пачку, он направился к выходу из сквера. В этот же момент бегемотообразный господин, откушав шашлычку с салатиком и кружечкой пива, встал из-за столика. На освободившееся место тут же ринулось несколько человек, но проворнее всех оказался тот самый женоподобный конферансье, что полтора часа назад жестоко обломал кайф местным рокерам. Только теперь он был в чёрных солнцезащитных очках. Оставшаяся без места мамаша с маленьким ребёнком в коляске пыталась ему выговаривать, но конферансье тут же сделал вид, что занят важным разговором по мобильному телефону. Мамаша покричала, повозмущалась и пошла восвояси, так и не найдя ни в ком сочувствия. Тем временем господин в клетчатых шортах, уже сев в свой бордовый «Ауди», вдруг всполошился и затрусил обратно в кафе. Интересно, что он там позабыл? Но задерживаться здесь дольше нельзя.

Он свернул за угол и спокойно пошёл вдоль не широкой улицы. Праздных прохожих тут попадалось приметно меньше. Лица шедших навстречу или обгонявших его людей казались озабоченными. На небе не было ни единого облачка. Яркое солнце слегка припекало затылок и плечи; худосочные сосенки и берёзки, высаженные взамен вырубленных год назад старых лип, практически не давали тени.

Он замедлил шаг. Секундная стрелка на часах, прикреплённых над входом в метро, обегала последний круг. Когда она поравнялась с цифрой «12», позади, там, откуда он шёл, раздался громкий хлопок, звон битого стекла и истошный вой автосигнализации.

…Да тут такая история приключилась – дурацкая… Иду как-то до дому – усталый, злой как собака, всё обрыдло… Не знаю, может быть, кому-то эти новогодние праздники и в радость, но мне, лично, сплошная нервотрёпка и дурной сон. Ещё и погода соответствующая: мало того, что мороз, так ещё и сыро; к вечеру непременно сгущается туман (это в степи-то!), удесятеряющий своей промозглостью ощущение холода и оседающий инеем на деревьях и проводах, отчего те кажутся совершенно нереальными, отлитыми из странного серебристого металла.

Так что я не сразу поверил собственным глазам, когда возле самого подъезда из этого тумана возникла «смытая», как на старинных дагерротипах, фигура человека, завёрнутого в какую-то линялую простыню, в пляжных шлёпанцах на босу ногу и каком-то клетчатом платке на голове. Он стоял, зажав руки под мышками, весь сжавшись, ссутулившись, слегка вздрагивая, как вздрагивают птицы, когда смотрят искоса. Подойдя ближе, я различил, что на вид ему лет тридцать или даже меньше, а чёрные волосы длинные, как у хиппи.

– Слышь, парень, ты откеда такой взялся? Кришнаит, что ли? – спросил я, скорее из жалости, нежели из любопытства. Парень молчал, лупая заиндевелыми ресницами так, словно это я голыми ногами по снегу разгуливаю.

– Слышь, кришнаит, поморозишься к чёртовой матери. Ты где живёшь-то?

Он с трудом разомкнул смёрзшиеся губы и произнёс с приметным акцентом:

– Нигде… У меня нет постоянного дома. Я хожу из города в город…

«Всё это можно было сказать одним словом – бомж», – подумалось мне, но тут же подумалось и другое: «Что-то не похож он на обычного бродягу. Не ходит же он из города в город в этой тонкой простынке?»

– Ладно, – махнул рукой я, – пошли, брат-кришнаит, погреешься…

И почти силком затащил бедолагу в подъезд, а затем к себе в квартиру. Он встал в прихожей и никак не хотел проходить далее. Впрочем, я и не настаивал особо, опасаясь возможных насекомых: кто знает, когда он последний раз мылся. Пошёл на кухню, поставил чайник.

«Как бы чего не спёр», – малодушно помыслил я и во всё время, пока кипятилась вода, поглядывал в прихожую. Но «кришнаит», слегка оттаяв, смиренно присел на краешек табуретки: сидел не двигаясь. Я принёс ему чаю. Он взял кружку двумя руками, подержал, греясь её теплом, и лишь затем стал медленно, с наслаждением пить. Бросилось в глаза, что запястья у него были обмотаны грязными бинтами, на которых виднелись бурые пятна.

– Ты, что, вены себе резал? – спросил я, но «кришнаит» словно бы и не расслышал вопроса, всецело поглощённый ощущением блаженного тепла, разливающегося по телу.

– Хорошо у вас тут, уютно, – заметил он, сделав очередной глоток.

– Что ж ты в таком виде по морозу разгуливаешь?

– Так получилось, – улыбнулся он виновато.

– Родные есть?

– Нет. Один я.

– Работаешь?

– Нет.

– Не берут что ли?

– Нет. Я сам не хочу.

– Как же так: кушать хочешь, а работать – нет?

– Я Богу служу, он меня кормит…

– Только не надо мне сейчас проповедь читать, – замахал я руками.

– Я говорю только с теми, кто хочет слушать.

– Хорошо, вот, с ними и говори. А мне не интересно, – а про себя подумал: «ведь сразу же было видно, что сектант какой-то».

Тем временем «кришнаит» допил чай и протянул мне пустой стакан:

– Спасибо. Я, пожалуй, пойду…

– Куда же ты в таком виде? Через минуту околеешь…

«Кришнаит» удивлённо оглядел своё одеяние, словно впервые обратив на него внимание.

– Да, пожалуй, – согласился он.

Я опрометью кинулся к кладовке, вытянул из неё тюк со старой слежавшейся одеждой и принялся его развязывать. Тугой узел не поддавался. Я побежал на кухню за ножом.

– Может, вам чем-то помочь? – спросил «кришнаит», по-прежнему стоя в прихожей.

– Не надо, – ответил я, взял нож, обрезал узел и вывалил на пол старые изношенные вещи, от которых пахло пылью и нафталином. Отобрав из общей кучи стоптанные валенки, измазанные чем-то рабочие штаны, некогда небесно-голубую, а теперь серенькую куртку, ещё кое-что, я вручил всё это богатство несколько обалдевшему «кришнаиту».

– Утепляйся, – и, видя, что тот мнётся в нерешительности, добавил: – Давай-давай, пока не передумал.

Мне подумалось, что он, наверное, голоден, и я пошёл на кухню, чтобы отрезать немного колбасы и хлеба. Когда же вернулся, передо мной стояло чучело с огорода: ни одна вещь решительно не подходила ему по размеру. Но всё лучше, чем было раньше.

– Спасибо. Я всё-таки пойду, – он как-то испуганно взялся за ручку входной двери. Я помог открыть тугой замок, впихнув-таки исподтишка полиэтиленовый пакет с хлебом и небольшим куском колбасы.

Уже спускаясь по лестнице, «кришнаит» внезапно обернулся и принялся кланяться чуть ли не до полу.

Закрыв дверь, я, прежде всего, тщательно вымыл пол и мебель в прихожей тёплой водой с дезинфицирующим средством. Потом убрал в кладовку разбросанную по полу старую одежду. Пройдя на кухню, я включил свет (поскольку приметно стемнело), достал из холодильника заготовленную к Новому году бутылку вина, налил полный стакан и задумался. Крепко задумался…