Алексей Олексюк - А76 (сборник)

Но трости не было. Зато была ломаная, обнажающая редкие зубы, улыбка на рябом лице и узкая ладонь, протянутая для рукопожатия. Передо мной стоял молодой, лет двадцати пяти-тридцати, парень, чуть ниже меня ростом, с типично азиатскими чертами лица, но со светлыми, русыми волосами и белой кожей.

– Я сразу догадался, что это вы, – сказал он после краткого взаимного приветствия и тут же добавил:

– Вы не против, если мы прокатимся на колесе обозрения?

Я был против. Я был очень даже против. После одного давнего происшествия, я чертовски боюсь высоты. В детстве мы с пацанами лазили по балконным решёткам, и самым большим шиком считалось забраться таким Макаром на девятый этаж, а затем спуститься обратно. Вверх лезть всегда проще, чем вниз, но я тогда не знал этого. Да если бы даже и знал, всё равно полез бы. Уже на спуске, где-то в районе седьмого или восьмого этажа, я оступился; тело рвануло вниз так, словно кто-то дёрнул за ноги; прутья решётки выскользнули из ослабевших от напряжения рук. И только каким-то чудом мне удалось вновь ухватиться за решётку. Животный страх сжал моё сердце и с тех пор прочно засел в нём, неизменно пробуждаясь при малейшей попытке «оторваться от почвы».

Так что прокатиться на «чёртовом колесе» было для меня нешуточным испытанием. Но не станешь же говорить обо всём этом едва знакомому человеку.

– Слушай, у меня сегодня жуткая мигрень, голова просто раскалывается, – начал я врать, хотя самому было тошно. – Может быть, сядем где-нибудь на лавочку и спокойно поговорим?

Но парень оказался на редкость непонятливым. Проще всего было бы плюнуть на приличия, сказать прямо: не поеду и всё, однако самые простые решения, как правило, и самые трудные. Матерясь в душе, я взобрался в шаткую люльку, которая в тот момент поравнялась с дощатым помостом, уселся в жутко неудобное пластмассовое сидение и покрепче вцепился в поручень. Иса сел напротив. Люлька, плавно покачиваясь и погромыхивая цепями, поплыла вверх. Покамест до земли было не так уж далеко: вполне можно спрыгнуть.

«А в самом деле», – подумалось мне, – «что если выкинуть фортель: взять да и сигануть через ограждение?»

Подобные мысли имеют странное свойство – свойство соблазна: чем настойчивее пытаешься их выкинуть из головы, тем сильнее желание поступить наперекор здравому смыслу. Я даже думаю, что в этом-то и соблазн: сделать что-то наперекор, назло, переступить запретную черту, нарушить всякие приличия, всякую логику – и тем утвердить себя как человека, как абсолютно свободную личность, вольную поступать, как ей хочется, – пусть глупо, безумно, бессмысленно, но по-своему.

Мне стоило определённых усилий удержаться от подобного соблазна. Но чем выше подымалась люлька, тем меньше я хотел куда-либо двигаться. Лучше уж вжаться в жёсткое пластмассовое сидение, стиснув рукой поручень, не двигаться и не дышать. А ещё лучше – лечь на пол. Честное слово, я бы так и поступил, если бы не сидевший напротив и что-то увлечённо объяснявший мне Иса. Кстати, что он там тараторит? О какой-то программе? Что ещё за программа?

– Простите, – встрепенулся я, внезапно отвлёкшись от собственных переживаний, я не совсем понял: это будет телевизионная программа?

– Конечно, я же объясняю…

– И вы хотите, чтобы я писал для неё сценарий?

Иса, подавшись вперёд, накрыл своей плоской ладонью мою кисть, нервно вцепившуюся в поручень.

– Давай на «ты»? О’кей? Мы же партнёры, зачем нужны эти церемонии…

– Я ещё не дал своего согласия.

– Что тут думать? Я бы сам всё написал, но у меня нет времени. Тебе нужно будет просто обработать литературно те идеи, которые я дам. И всё.

С одной стороны, данное предложение показалось мне заманчивым, мне хотелось попробовать свои силы в новом для себя деле (в голове даже мелькнула тщеславная мысль: если я хорошо зарекомендую себя, то смогу через какое-то время начать собственный проект, и тогда – прощай скучная работа, прощай серая жизнь!) Но, с другой стороны… я боялся.

– Никакого риска нет, – словно угадав мои мысли, заверил Иса. – Я всё продумал заранее. Люди истосковались по духовности, но им лень читать книги. Посмотри на молодёжь: чем она занята? Побухать, поржать, потрахаться – всё, все интересы. Это ж неандертальцы! А почему? Потому что они не видят альтернативы, не видят иной цели в жизни. Мы воспользуемся телевидением, как самым мощным средством массовой информации, для пропаганды духовности. Наша программа будет иметь колоссальный успех. Мы начнём здесь, но вскоре нас будут показывать по всему миру, ведущие телеканалы – BBC, CNN и другие – будут драться за право транслировать нашу программу…

Чем более радужную перспективу рисовал передо мной Иса, тем меньше я в неё верил. Он, видимо, уловил уксусный привкус скепсиса в моём лице.

– Это огромные деньги. Ты сколько сейчас получаешь?

Я всегда старался обходить подобные вопросы стороной, поэтому ответил максимально расплывчато: мол, мне на жизнь хватает.

– Ерунда, денег никогда никому не хватает, – резонно заметил на это Иса. – Ну, сколько ты зарабатываешь? Тысяч двадцать в месяц? Тридцать? Будешь получать в тридцать раз больше. Я не проверял ещё, не до того было, но на мой счёт в банке наверняка уже идут пожертвования. А когда мы «раскрутимся», денег будет столько, что девать станет некуда. Я отвечаю.

В этот момент мы достигли высшей точки «чёртова колеса».

– Посмотри, – сказал мне Иса, указывая взглядом на город внизу, – посмотри, сколько домов, и в каждом из этих домов живёт множество людей, и у всех есть телевизоры. Мы войдём в каждый дом, в каждую квартиру. Все будут знать нас. Мы станем более популярными, чем «Битлз». Не только этот город, но и весь мир будет внимать нам. Потому что мы вернём миру духовность.

Так говорил он, но я почти не слушал, страдая от боязни высоты. Мысли мои путались в напечённой солнцем голове и никак не могли собраться в точку. При чём тут «Битлз»?

– Я мог бы предложить сотрудничество кому-нибудь другому, – предложил Иса, едва разжимая свои тонкие губы, чтобы процедить чрез них слова, – но выбрал тебя, потому что ты лучший.

Мне сказали, ты лучше всех пишешь прозу. Только не думай, что я предлагаю тебе какую-то очередную халтуру: это творческая работа. Я буду давать лишь общее направление, а всё остальное целиком зависит от тебя, можешь писать, что хочешь. Я доверяю тебе, потому что ты тоже человек творческий и понимаешь некоторые вещи, которые обычные люди не понимают в силу своей ограниченности. И никогда не поймут, если мы им не растолкуем.

Люлька, в которой мы сидели, начала потихоньку опускаться к земле, хотя это движение пока было почти незаметным. Тем не менее, мой страх высоты сразу же ослабел.