Линор Горалик - …Вот, скажем (Сборник)

…Вот, скажем, молодой нейробиолог К., восходящая звезда немецкой науки, оформляет грант на сумму в триста тысяч долларов, чтобы закупить новые приборы для экспериментов с мышами. MRI, MRT, CT, EEG и т. д. и т. п. Отдельной строкой в заявке идет закупка книг в букинистических магазинах: К. планирует сравнивать поведение мышей, живущих в библиотеках, с поведением мышей, живущих в индустриальных помещениях. Предварительные испытания не показали никаких различий, но К. не хочет в это верить и возлагает на новую лабораторию большие надежды.

…Вот, скажем, литературный критик Т. после долгого отъезда возвращается домой и видит, что любимая кошка Фуся от недостатка внимания нассала ему в тапки. «Буквально: нассала в тапки, – удрученно говорит Т. – Я запах могу пережить, я ходьбу босиком могу пережить – я постмодернизм этот демонстративный не могу пережить!»

…Вот, скажем, в высшей степени интеллигентный молодой доцент, специалист по ностратической лингвистике постструктуралистского периода, постоянно жалуется близким на приступы недовольства собой. Он-де и глуп, и бездарен, и ленив, и недостоин высокого звания доцента, и то и се. Нытье свое доцент обычно заканчивает призывом: «Ну скажите же мне что-нибудь хорошее!» Близкие говорят ему, что кошка котят родила, что на улице солнышко выглянуло, что все рано или поздно умирают и он тоже умрет, ему тогда сразу станет полегче. Но доценту явно надо не этого, доценту надо, чтобы его похвалили, сказали, что он не тупой, не бездарный, недаром ест свой доцентский хлеб. Близкие это отлично понимают, но получают извращенное удовольствие от происходящего; доцент же слишком интеллигентен, чтобы попросить похвалы прямым текстом. Наконец, за вечерним чаем на очередную доцентову унылую шарманку кто-то из близких говорит: «Ребята, наш друг, наверное, хочет, чтобы его похвалили!» Доцент заливается краской от неловкости, но начинает энергично кивать головой: да, да! «А каким нам его словом похвалить, чтобы ему стало хорошо?» – ласково интересуются друг у друга близкие. Пунцовый доцент сидит, уткнувшись в чашку. «Может быть, он нам сам скажет это слово?» – интересуются гадские близкие. Интеллигентный доцент яростно машет головой: нет, нет, он не может, он интеллигентный. «А давайте он нам пантомимой покажет!» – у близких притворное прозрение, они сговорились еще утром, их час настал. Интеллигентный доцент замирает и смотрит на всех доверчивыми глазами. Все полны сочувствия, все ласково кивают ему: не робей, Эдуард! Давай, Эдуард, ставь чашку и покажи нам первое слово! Пунцовый Эдуард задумывается, потом начинает водить пальцем вокруг своей головы. «Изобретатель шапочки из фольги? – гадают близкие, страстно желая помочь Эдуарду. – Повернутый космонавт? А, телепат, телепат!» Эдуард издает тихий вой, но ему очень, очень нужен комплимент, поэтому он переходит к следующей фигуре: начинает потирать руки, перекладывать что-то невидимое, трудолюбиво листать страницы чистого вечернего воздуха. «Ипохондрик! – радостно соображают близкие. – Читает медицинскую энциклопедию!» Бедный Эдуард всплескивает руками, мечется, меняет тактику: старательно топает от двери к столу и обратно, вроде как роет в полу ямки, демонстрирует свои полевые изыскания и работу с археологическими коррелятами. «Какает в ямки! – радуются ближние. – Аккуратный! Нет, нет, экологичный!..» Доцент Эдуард чуть не плачет, но ему очень, очень нужна похвала, а интеллигентность запирает ему рот на замок, не дает попросить у ближних доброе слово человеческими методами. Летний вечер длинный, благостный воздух трепещет вокруг старой подмосковной дачи, душно пахнут в чайнике смородиновые листья, и мучениям бедного доцента конца не видно.

…Вот, скажем, профессор математики Н. выслушивает (раз примерно в трехтысячный) возмущенные нотации жены, страдающей от его привычки превращать любую беседу в научный диспут. Если сказать Н. «помой посуду», он рассказывает тебе о температуре воды, об адгезивных свойствах картофельного пюре, о составе мыла для посуды; одновременно его интересует, почему попросила его помыть посуду именно в этот момент, что послужило триггером, правильно ли он выстроил воображаемую ассоциативную цепочку, нет ли тут бессознательной издевки. В ответ на удрученные стоны жены Н. ласково говорит: «У меня в жизни, милая, две трагедии: я одновременно очень умный и очень любопытный. Я иногда думаю: как я на тебе женился-то, такой умный? Наверное, из любопытства».

…Вот, скажем, с возрастом начинаешь ценить комаров: станешь ты окончательно старым, сморщенным и противным, а они по-прежнему будут трепетать от вожделения, стоит тебе только войти в комнату.

…Вот, скажем, когда стало ясно, что топ-менеджер П. не просто хронический воркаголик, а работает буквально по шестнадцать часов семь дней в неделю, его семья произвела Вмешательство. Все по учебнику: заранее написали на бумажках, что хотят сказать; прочитали с бумажек, как они любят П. и волнуются за него; выступили старшие дети и рассказали, как им не хватает папы, который вечно сидит, уткнувшись в экран, и так далее. Ну понятно, П. сначала кричал, что ему надо идти работать; потом кричал, что его никто не понимает; потом демонстративно звонил по мобильному своему биржевому маклеру и кричал в телефон важные рабочие сообщения. Семья не сдавалась. Постепенно П. начал нервничать и размякать. И тут выступил специально приглашенный психотерапевт. Он сказал П., что все собрались здесь потому, что любят его и хотят ему помочь. И что если он признается себе в том, что он трудоголик, то это будет первым его и самым главным шагом к спасению от трудоголизма. И что чем скорее это произойдет, тем скорее П. сможет измениться и обрести свое новое «я». На этих словах П. зарыдал. Терапевт сказал, что это прекрасная реакция. А теперь, сказал терапевт, ему, П., нужно как следует собраться с силами. «Потому что, – добавил он, – для обретения вашего нового „я“ вам придется очень, очень, очень много работать!» Тут П. медленно повернул к терапевту заплаканное лицо и тихо спросил: «Что, правда?..»

…Вот, скажем, молодая женщина, с чуть слишком длинными ногтями, на чуть слишком высоких каблуках, снисходительно говорит младшему брату лет шестнадцати: «Ты, Матвей, сейчас думаешь: такой я толстый, некрасивый, зеленый… А через десять лет будешь думать: такой я сейчас толстый, некрасивый, усталый… А через тридцать лет будешь думать: такой я сейчас толстый, некрасивый, старый… Так что, Матвей, помни: сейчас – лучшие годы твоей жизни».

…Вот, скажем, очень напряженный, очень молодой человек в очках просит официанта передать от него бокал мартини усталой женщине лет тридцати, внимательно глядящей в ноутбук. Женщина ищет глазами своего поклонника. Молодой человек кривовато пытается отсалютовать ей двумя пальцами, как в кино, и случайно ударяет себя по лбу. Женщина встает из-за столика, подходит к молодому человеку волнующей походкой, наклоняется к самому его уху и нежно шепчет: «Вы такой славный… Но мне еще двадцать шесть контрольных проверять…»