Иван Евсеенко - Голова Олоферна (сборник)

Отсверкал фейерверк, и вдоволь навеселившиеся гости стали разъезжаться. Супруга Искусова, будучи с высокопоставленным мужем не в самых лучших отношениях, тоже направилась к поджидавшему ее автомобилю.

– Софушка, ты оставляешь меня одного? – с деланной обидой завопил Алексей Дмитриевич. – Как же я здесь справлюсь без тебя?

Та остановилась у темно-синего BMW и, пренебрежительно взглянув на своего изрядно набравшегося мужа, зло процедила:

– Чтоб он у тебя отсох когда-нибудь! Кобелина ты неуемная!

– Вот видишь, Григорьич, – по-братски обнимая подполковника за плечи и как бы сокрушаясь, вздохнул Искусов, – не любит нас народ, не любит, и все тут! И нет мне по этой причине никакого душевного покоя. Одни расстройства… Так-то вот, Григорьич. Все, казалось бы, делаешь… Стараешься. Напрягаешься из последних сил. Хочешь машину? На тебе машину! Дачу?! Пожалуйста! Три дачи, Григорьич!!! Три!!! Каждый бархатный сезон – Доминикана, на худой конец – Гоа! Сам, бля, в Крым езжу, для прикрытия… Меня при виде Кара-Дага и Ай-Петри трясти начинает, а при входе в симферопольский аэропорт все время выпить хочется… м-да… но я терплю… А они нос воротят! Вот и говорю: не любит нас народ, нет, не любит…

Подполковник как будто не слышал его, но, глотнув из горла фигурной бутылки коньяку, неожиданно промямлил:

– Это мы еще сегодня, Дмитрич, посмотрим, как нас не любят. Я уже, чтоб ты знал, позвонил кое-куда, и… Короче, щас к нам с тобой приедут и полюбят, вот увидишь, Леша, как нас полюбят! Я те отвечаю, Алексей! И убедительная просьба, не слушай всяких там недоброжелателей, это у них от бессознательности вырывается… А глупые глупости эти в голову свою драгоценную не бери… Она тебе, Лексей, для других, более важных дел, дана! Так что, как-то так вот…

– Молодец, Григорьич, хвалю! – расплылся в мармеладной улыбке Искусов. – Можешь прокалывать дырки на погонах новые… Это я тебе не по пьяни говорю, заметь… Ты уж мне верь, Григорьич, верь… Я тебе за то помогу, что ты завсегда меня, говнюка, утешить можешь, а такое не каждому дается… Так что – дырявь!

Агентство так называемого «досуга» «Элеонора» уже год как сотрудничало с нынешним префектом Центрального района А. Д. Искусовым, и это длительная «деловая связь» объяснялась прежде всего тем, что, в отличие от других многочисленных фирм такого поистине нового типа, «Элеонора» в состоянии была предложить нечто более экстравагантное.

Алексей Дмитриевич Искусов издавна был неравнодушен к детям, или, лучше сказать – он очень любил детей! А подполковник Свиридов охотно составлял ему компанию.

На сей раз им предоставили двух тринадцатилетних девочек-азиаток, по уверению хозяйки агентства Элеоноры Валерьевны, девственниц. Это очень возбудило Искусова.

– Ой, криков-то сегодня будет, криков-то! – потирая руки, запричитал Алексей Дмитриевич. – Люблю я это дело, Григорьич, ох люблю!

– А я что, не люблю?! Я еще больше, чем ты, люблю!

Сценарий подобных оргий был всегда одинаковым, не изменился он и на сей раз. «Забавляясь» с девочками, Искусов и Свиридов не забывали дозаправляться изысканным пойлом, а временами по очереди ходили освежиться под душем.

В очередной раз возвратившись из ванной, подполковник Свиридов застал страшную картину. Испуганные девочки-азиатки, связанные, с кляпом во рту, постанывая, сидели у стены, а посреди комнаты лежал мертвый окровавленный префект Центрального района Алексей Дмитриевич Искусов.

– Все, Серега, мы теперь не при делах, – сказал Ковалев. – Фээсбэшники подключились.

– Свиридов у них?

– Да нет, он в подозреваемых не числится. Девчонки в один голос пищат, что он душ в то время принимал. А вообще, конец теперь его карьере… Допрыгался, педофил в погонах!

– А что девчонки говорят? Описали убийцу?

– Описали… Хотя и так по-русски еле-еле, а после всего увиденного и вовсе понимать перестали. На голове то ли чулок, то ли шапка… Серый длинный плащ с поясом, черные ботинки, в тряпичных перчатках. Потому и отпечатков нигде не оставляет… Высокий… Ни слова не говорил… Что еще? Вроде все.

– А охрана где была?

– Один спал, двое в карты резались, под пивко, конечно же, а последний как раз в ту минуту по большому в сортир отправился. Да, еще… камера наблюдения сработала, но запись никудышная, темно… В общем, что есть, что нет. Чертовщина какая-то!

– В сером плаще… – пробормотал Успенский. – Блэк то же самое говорил. Мне скоро этот плащ сниться будет…

– Стреляли из того же оружия, что и на Энгельса, – добавил Ковалев. – Но теперь наше дело десятое. Теперь ФСБ рулит, а мы сидим и не рыпаемся. Как цепные собаки – скажут кусать, будем кусать, скажут на месте сидеть, сложа руки, будем сидеть.

– Значит, когда мочат какого-нибудь неизвестного Васька, тут мы должны резко напрячься. А ежели кто-нибудь повыше, например, товарищ Искусов, страдающий хронической педофилией… – Успенский усмехнулся. – Ну-ну… То есть будем кочумать?

– Ага. Получается, зря я тебя тогда потревожил. Грелся бы ты сейчас где-нибудь в Геленджике с пивком в руке…

Возле дома Успенского поджидал Петров.

– Ну, что ты там еще понавыдумывал? – пожав ему руку, проворчал Сергей Юрьевич.

– Да есть кое-что… Надоел тебе?

– Ладно, пошли ко мне, я есть хочу.

После третьей рюмки Петров закурил и сказал:

– У меня для тебя, Ус, две новости. Девятнадцатого в школе встреча одноклассников.

– А вторая?

– Помнишь Витька Бабойдо?

– Ну?

– Он по автоспорту сильно пошел, тренером… У него пацан какой-то чуть ли не Шумахера обогнал, так после этого Витек просто нарасхват стал. Перебрался в Штаты, поближе к свободе и к ее статуе, оброс многочисленными регалиями, ну, и деньгами заодно… И вроде все ничего, да только тяга у него одна национальная осталась…

– К водке, что ли? – поморщился Успенский.

– К ней самой. А ты думаешь, в Америке народ выпить не любит? Ха! Еще как любит, и пьет не меньше нашего, и всякие там тоники дела в корне не меняют, а может, даже усугубляют… Помнится, где-то лет шесть назад приезжал он к нам. Многих обошел, и меня не забыл. Принес, помню, бутылку какую-то немереной емкости, говорит: пей, мол, Лысый, наслаждайся жизнью. Ну, я и пил, разумеется, какая разница, какой дрянью печень тревожить, лишь бы градус был нормальный. Уговорили мы ее с Витьком минут за сорок…

– К чему ты это мне рассказываешь? – перебил Петрова Успенский.

– Разбился он, – мрачно ответил Лысый. – Там, у себя, разбился. Вдребезги! Кости полдня собирали.

– Ну и дела… – протянул Сергей Юрьевич. – Откуда узнал?

– Сестру его встретил. Сказала, привезут его сюда хоронить… Так-то вот, Сережа… Давай выпьем, что ли…

После этой рюмки Лысого, казалось, развезло.