ЛюдМила Митрохина - Уроки тьмы

Весь город дорожил своей яблоней: её охраняли, берегли и боготворили – ведь её удивительные яблочки обладали особым даром – делать людей счастливыми, мир – прекрасным, а жизнь – бессмертной.

Комната освещена горящей свечой. В большом мягком кресле, свернувшись калачиком, спит одетая женщина лет сорока, прикрывшись зимним пальто. Сапоги брошены около кресла. На потолке зияет огромная дыра на чердак, из-за обвалившейся штукатурки. На полу металлическая обшарпанная лоханка, в которую монотонно капает со стуком вода из дыры. Виднеется открытая застеклённая дверь в другую тёмную комнату. На полу валяется швабра, ведро, совок, тряпки. Около дыры стоит высокая стремянка, полуприкрытая плёнкой. Всё, что находится в комнате, в том числе и пол, покрыто полиэтиленовой полупрозрачной светлой плёнкой. Небольшие пустые ёмкости из-под хозяйственной посуды разбросаны в разных концах комнаты. Около кресла на табуретке догорает большая новогодняя свеча. Женщина во сне часто и тяжело дышит. Затем глухо вскрикивает, вздрагивает и через несколько секунд пробуждается от тяжёлого сна. Некоторое время лежит неподвижно, смотря в потолок. Начинает вспоминать сон. Встаёт, проверяет свет, беспорядочно и нервно нажимая на выключатель. Света нет.

Опять тот же жуткий сон из детства. (Держится рукой за сердце) Сердце колотится, как бешеное… Странные пустые комнаты. Выбегаю из одной – дверь растворяется со стеной. Впереди – другая комната и дверь. Вбегаю – то же самое… Кто-то дышит в спину, а повернуться страшно. Ноги приросли к полу. Хочется бежать, и не могу… (Пауза) Потом бег. Ноги как заводные механизмы. А мерзкое сопение не отстаёт. Комнаты с дверьми не убывают. Вбегаю в комнату, а там нет дверей… Ага! Не надо двери открывать. Уже легче. Слышу хрип в горле, стук в ушах. И страх, страх, страх… Впереди чёрная точка. Мчусь к ней. Вот уже вижу какую-то женскую фигуру на корточках. Руки обхватили колени, в которые спряталось и лицо. Вот оно, спасение! Из последних сил отрываюсь от страшного дыхания, вбегаю в комнату к женщине. Она протягивает мне руки, закрытые длинными рукавами какой-то монашеской одежды. Ещё чуть-чуть, и я схвачу их. Но она поднимает голову с колен, и, о ужас, я вижу вместо лица череп с пергаментной кожей, оскалившийся рот и глаза – чёрные дыры. (Пауза) Крик умер во мне, не успев родиться. (Задумалась) Это же её омерзительное дыхание гнало меня к ней, а глухой стук – это стук моего сердца. (Поглаживает грудь) Ну, всё, всё…угомонись, не стучи так. Это из-за проклятой протечки. Как только нервы на взводе, так этот сон с точкой тут как тут. Понятно – все протечки начинаются с точки, с пятнышка, которое расползается водяными щупальцами по потолку и стенам, как раковая опухоль, и пожирает дом, протыкая чёрную дыру несчастий.

Капли падают всё чаще и чаще в большую лоханку. Женщину охватывает волнение. Она ходит со свечой\, смотрит на потолок и стены, садится, меняет позы. Слышно, как начинает капать в другом месте по плёнке.

Господи, за что нам это наказание? Вот сколько этих протечек было на мою голову? (Вспоминая, загибает пальцы) Одна, две, три, четыре… Во время первой я выходила замуж, а мама разводилась с отцом. И это после тридцати лет совместной жизни! Вернее, совместных мучений. (Смотрит со свечой, откуда закапало. Берёт кастрюлю с пола и подкладывает туда, где капает часто вода) Наверное, всё же и счастье было, если так убивалась. Как только мы решили пожениться, мама стала жить в этой полутёмной комнате, а нам уступила лучшую, светлую с двумя окнами. (Показывает рукой на стену за спиной) И что? У нас праздник, веселье, застолье, крики «Горько! Горько! Горько!…» А за этой перегороженной шкафом стеной слышны глухие рыдания. Нам было удобно думать, что мама плачет из-за протечки. Но это было не так. И я знала. Через эту проклятую дыру пришло несчастье – развод. Я таких крупных слёз ни у кого за всю жизнь не видела. Одиночество мамы усиливалось нашими радостными воплями. А дыра расширялась, сочилась жёлтыми каплями в маминой комнате. Она не жаловалась, да и не над нашими головами капало. Потом, потом, успеем заделать дыру. (Пауза) Успели. (Пауза) Положить в больницу и… похоронить. (Смотрит с ненавистью на огромную дыру) У-у-у, дыра проклятая!

А потом как по маслу. Каждую зиму – вояж по крыше с ломом и лопатой. Что такое? (Закапало в другом месте. Женщина взяла кастрюлю, посмотрела где капает и подставила под капли) Вторая также проявилась точкой, из которой вылез чёрный глаз на потолке и… сглазил моего мужа. Стал он пропадать куда-то. Приходил домой лишь спать. То командировки, то испытания, то полигон. А тут ещё и звоночек сочувствующего доброжелателя, как ушат дерьма на голову. Да я и без него всё чуяла, ничего не зная. Всё смотрела на дверь и ждала телефонного звонка. Не заметила, как протечка набрала силу, разлилась морями-океанами по потолку морской картой и закапала по полу. Ну, я и поскользнулась. Это закон. Как только начинаю психовать – сразу режу пальцы, ошпариваю руки, спотыкаюсь… Лежу на полу. Капли льются по мне, как горькие слёзы всех обманутых жён. Вдвоём поплакать хорошо, пусть даже и с протечкой. Зато… выплакали своё «счастье» назад. (Пауза) А счастье-то вернулось (поднимает палец вверх) благодаря всемогущей прописке, держащей в кулаке все браки при любых протечках и… пустых кошельках! Да и сын сыграл не последнюю роль в этом заезженном сюжете. Ничего не хотелось менять. Страшно остаться одной с ребёнком. Специально мне внушал, что я ничего не умею делать толком, ни обед сварить, ни постирать, ни сына воспитать… Короче, пропаду без него. (Пауза) Ну, это ещё бабушка надвое сказала.

Но, как говорят, Бог Троицу любит. (Прислушивается. Тихо капает в новом месте. Берёт тарелку и подставляет под капли) После всего этого внутри стало как-то пусто. А природа, как известно, не терпит пустоты. (Пауза) И я… влю-би-лась! Это был почти телефонный роман. Больше всего я любила говорить с ним по телефону в полном одиночестве. (Представляет, как она говорит по телефону) Закрывала глаза, сливалась с телефоном в одно целое, мысленно опутывала себя проводами и принимала треск в телефонной трубке за звуки грозового неба. С ним я научилась летать в пространстве чувств, в состоянии сладкой невесомости. Благодаря ему я обнаружила два мира – один внутри себя, другой вне меня. Внутри – жил мир с бесконечными лабиринтами ускользающих мыслей, яркими залами свершившихся побед и тёмными казематами печалей.