Наталья Пяткина-Тархнишвили - Гаманчо (сборник)

Миша был красавчиком. Голубоглазый блондин, спортивный, юморной, добродушный, смелый. Все пацаны в округе его уважали. Мишка Даценко был отличным парнем. Гребля, футбол, борьба – во всём первый, видный и запоминающийся.

Родители Миши жили нормально, как все обычные советские семьи, выполняя свои производственные и личные потребительские планы. В этом году мы купим стенку, в следующем кухонный гарнитур, потом машину новую, затем баню построим, катер нужен обязательно для рыбалки, следом поездка в Болгарию. Но были, конечно, моменты разные. Когда Мише исполнилось шестнадцать, они уже порядком успели надоесть друг другу. Скорее, из-за матери. Её стремление постоянно что-то покупать, продавать и менять, авантюризм и болтливость утомляли отца, деликатного, спокойного и интеллигентного, по своему происхождению, выпускника Автодорожного института. Утомляли так, что на полтора года он уходил из семьи к тихой и невзыскательной бухгалтерше их автобазы. Этого Миша не мог забыть и простить. В этот период Мише сделали операцию аппендицита, отец его проведать не пришёл, хотя Миша его ждал. В принципе, операция штатная, плёвая, ничего особенного, но в больницу отец почему-то не пришёл. Отношение к отцу с тех пор стало прохладным, без уважения и уж точно не дружеское. Под давлением семьи, родителей и брата отец, как ни в чём не бывало, вернулся к матери. Но отношения стали уже совсем не те. Мать через слово отцу «всё это» вспоминала, выговаривала. Да и страна менялась на глазах, диктуя свои обстоятельства и изменяя привычный взгляд на вещи, траты, накопления. Девяностые были непросты для многих семей, республик и народов.

Первый раз Миша заметил Злату на улице, расспросил, кто, в какой в школе, сходил туда, обозначил заинтересованность. Гормоны, как положено, подхлёстывали – «добейся, влюби». Черноволосая хорошенькая хохлушка, одна из самых симпатичных в школе. Из простой, скорее даже бедной семьи. Родители её уже были в возрасте, души в девочке не чаяли, потому что она была поздним долгожданным ребёнком. На дружбу с Мишей смотрели с умилением. Пусть дружат. Парень хороший, видный.

Миша со Златой дружили, как тогда говорили, «гуляли», целовались, зажимались на скамейке вечером. Щёлкали семечки. Мама Златы пекла им пирожки, замечательной она была мастерицей по кулинарным делам, и он часто сидел у них допоздна. К Злате с этих пор никто не подходил, все знали: она – девочка Мишки.

Мише исполнилось восемнадцать, и его предприимчивая мама решила его женить. Как только зарождались в ней подобные мысли! Подыскала невесту, богатую дочь Григорича, заведующего оптовыми складами продовольствия всего Кривого Рога. Григорич дал согласие, он хорошо знал и маму Миши, и его отца. Семья положительная, парень перспективный, можно и в Москву послать учиться. Дочь у Григорича была одна, двадцатитрёхлетняя Татьяна, работающая после окончания пединститута на престижном месте в районо. Девушка скромная, тихая, поклонников она не имела. Высокая и рыжеватая, была она некрасивой. Но душевностью и добротой, вероятно, как следствием своей некрасивости, обладала сполна. Одетая по последней моде, за рулём «девятки», была на виду. В основном предложения её отцу делали взрослые сорокалетние дядьки, но Григорич, любя дочь, грубовато отказывал, присматриваясь к молодёжи города.

Миша жениться не собирался и сделал это назло Злате, да и вообще – по приколу. Понравился ему рассказ Григорича о том, что будет впереди. Об учёбе в Москве, о собственной фирме, о новой машине, поездках за границу. Да и Татьяна не супер, конечно, но уже взрослая. Там уже не только зажималки… Эротические фантазии бередили ему душу, и он живо представлял первую брачную ночь.

Злата, болтливая, как многие девушки, гордая за себя и своего парня, хвасталась подружкам, дружившим с местной гопотой. И до Миши таки дошли слухи, что она всем говорит: «Никуда Мишаня мой не денется, потому что бегал и добивался, пока я гулять с ним стану, вот закончу школу, в техникум поступлю, сразу и женимся. Куда он денется!»

Мише было неприятно, что его так воспринимают, будто он «бегает и женится по Златкиному щелчку». И как он искренне ни относился к Злате, не стал разбираться, просто вычеркнул её из сердца – на тот момент казалось, навсегда, и видеть не хотел, и не злился, стал попросту безразличным. И знать не хотел, с кем гуляет, как живёт. Только встречая добрую её маму, здоровался и болтал, как ни в чём не бывало, сумки даже подносил поближе к дому. Мама у Златы была сердечной женщиной.

Теперь и до Златы дошли слухи, что женится её Мишка на богатой и некрасивой Тане, дочери Григорича, человека не последнего в городе. Плакала она в подушку, гадала на соперницу и на Мишу, привороты делала, с подружками ей в почтовый ящик засохшие розы подбрасывала и кошку дохлую к колёсам машины притаскивала – не приходил к ней Миша, не возвращался. Страдала она, грустные песни в песенник писала, тщетно пыталась встретить его, чтобы поговорить, выяснить, плакать, прощения просить, бежать за ним, Мишенькой ненаглядным. К маме Миши пойти она не могла, недолюбливала та её, потому что видела, как даёт себя Злата целовать и обнимать в возрасте четырнадцати лет. И происхождение Златы ей не нравилась, и местожительство в еврейском квартале, и юбки её короткие, и цветы в волосах.

Свадьбу гуляли пышно, три дня подряд. Миша в чёрном костюме с бирюзовым кушаком, с новым обручальным кольцом с бриллиантиком, как мама настояла и сама заказала молодым. Невеста смущалась и молчала за столом, в дорогом кружевном платье из каталога, неторопливо и смущённо реагируя только на крики «горько». Когда они вставали целоваться, были они одного роста, так высока была Татьяна. В поцелуе она прикрывалась фатой, так неудобно ей казалось целоваться на глазах у всех. Жених ей нравился, и она украдкой поглядывала на него. Целоваться было приятно, выпив, Миша совсем осмелел. До свадьбы они виделись только четыре раза – в день знакомства в доме отца, на свидании, когда они почти молча обедали вдвоём в лучшем ресторане города, за четыре недели перед свадьбой, когда он приходил с матерью, чтобы обсудить саму свадьбу и выбрать наряды, да как-то вечером во дворе, когда Миша с Григоричем долго беседовали в беседке без женщин.

Родители Татьяны, сама Мамониха – так в городе звали Мишину маму по её ещё девичьей фамилии – были довольны, серьёзно и основательно подойдя к мероприятию. Только Мишин отец думал про себя о жене: «Снова куда-нибудь вляпается, уж слишком быстро всё получилось, весело и богато. Мишка – пацан совсем, девок не щупал. Как только она его уговорила!»

Положение на Украине делило людей на украинцев, русских и евреев. Одни уезжали на историческую родину или в Германию, другие – в ближайшую Россию. Многие предприятия закрывались, нищали, появились безработные инженеры и учителя, квартиры обесценивались, люди бросали всё и уезжали подальше – туда, где платили зарплаты рублями или долларами.