Галина Беломестнова - За тебя никто не решит!

– Ты говоришь такие страшные вещи… Тебя что, вынуждали делать аборт? – его лицо исказилось от гнева.

– Косвенно предлагали. А ещё меня просто хотели выгнать из больницы на Курнатовского, говорили, что с такой патологией не лечат. Благо, что есть ещё люди в белых халатах, для которых долг врача превыше всего.

– Ты мне об этом ничего не говорила.

– Я не сомневалась, что вы встали бы на мою защиту, но боялась скандала, поэтому о многом молчала.

– Ты всегда стараешься всё решить сама, – обиженно упрекнул он.

– Прости, но у меня хватало сил только на то, чтобы бороться за ребёнка, и я сосредоточилась на этом.

Они снова замолчали, обдумывая сказанное. Через некоторое время Тася промолвила:

– Семьи, у которых появляется особенный ребенок, боятся пересудов окружающих людей, замыкаются, нередко прячут его от других, стараются вообще о нём не говорить. И всё это из-за страха, что вместе с ним семья станет изгоем.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Государство сейчас многое делает для людей с ограниченными возможностями.

– Я говорю не о государстве, речь об обществе, о гражданах, из которого оно состоит. Менять надо здесь, – прикоснувшись рукой к груди, сказала она. – Может, отношение к таким людям является мерилом, насколько мы цивилизованны? Мерилом, определяющим, кто ты – человек разумный или животное? Не спорю, мы сейчас изменились. Но всё же остаёмся рабами наших страхов, боимся не соответствовать общепризнанным стандартам.

Александр потянул её за руку и посадил рядом с собой.

– Тася, я согласен с тобой, ты всё говорила правильно, – мягко произнёс он. – Но сколько найдётся людей, которые найдут массу аргументов против твоей теории, напомнив о здоровье нации и многом другом. И ты недооцениваешь роль женщины-матери. В конце концов, это ей решать, жить ребёнку или умереть, и хорошо, что ты у меня не такая.

– А знаешь, Саша, я им не судья, – неожиданно легко согласилась она. – У Юрия Левитанского есть хорошее стихотворение, мне кажется, что лучше, чем он, о выборе никто не писал:

– прочитав строчки стихотворения и, помолчав, Тася добавила:

– Пойми, я не ставлю себя выше общества, я такая же, как все. Сначала испугалась, что мой ребёнок родится особенным и общество отвергнет его. Боялась, как наша семья будет жить со всем этим. Ты знаешь, как я скрывала свою беременность ото всех. Все мои метания, поиски выхода – это воздействие системы, которая угнетала меня. А самое страшное, Саша, что я была на грани, чтобы принять решение и убить его, – Тася вытерла слезинку, скатившуюся по щеке, и договорила, охрипшим от волнения голосом:

– Я не слушала своё сердце и не думала, что во мне моя кровинка, часть меня, дорогой мне человечек, который не виноват ни в чём. Я много допустила ошибок, мучилась сама, мучила тебя. Малыш, наверное, тоже страдал вместе со мной. Но я отвергла навязанное мне и стала Матерью. Мне не важно, какой он родится. Ты не поверишь, как мне сейчас легко оттого, что я приняла его таким, какой он есть.

– Я верю тебе, родная моя, – он нежно поцеловал её в мокрый уголок глаза. – Верю, потому, что нам всем было трудно в эти месяцы. Только я всегда был рядом и не дал бы тебе ступить за ту грань.

– Знаю. Потому и люблю, – Тася обняла и крепко поцеловала мужа.

За воротами раздался шум машины.

– Наши приехали. Пошли встречать, – поднимаясь со скамейки, позвала она.

В магазине Тася держала в руках крохотные одежки, и сердце трепетало от нежности. Все эти маленькие шапочки, распашонки, ползунки, носочки приводили в умильное состояние. Она не думала, что покупки доставят столько радости. Срок родов врачи определили на август, поэтому купили всё летнее, легкое. Долго выбирали ленту, которой перевязывают в роддоме конверт с ребёнком, наконец, остановились на синей, вышитой аистами.

Май выдался не по-весеннему жарким. Тася стала постоянно чувствовать усталость, недомогание. Списывая всё на жару, проводила больше время в саду, в открытой беседке, читала, устроившись в кресле качалке. Через две недели, в июне поехала на очередной профилактический осмотр. УЗДГ снова показало плохие результаты. Гинеколога встревожило состояние плаценты: ребёнок, согласно параметрам, практически не вырос из-за недостаточного поступления питательных веществ. Виктория Викторовна решила вновь положить Тасю в стационар. Краевой перинатальный центр закрыли на профилактическую обработку и ей дали направление в первый городской. По дороге она заехала туда.

– Меня направили из женской поликлиники к вам на сохранение, когда вы можете меня принять? – поинтересовалась она в приёмном покое.

Дежурная медсестра перелистала журнал и сказала, что с местами проблема, сегодня всё занято, придётся приехать завтра с утра.

– Вот список вещей, которые нужно иметь при себе, ознакомьтесь.

Тася пробежав глазами по листочку бумаги, подумала: «Ничего нового, стандартный набор, как и везде».

Вечером, когда Саша пришёл с работы, она сообщила, что её снова кладут в стационар.

– Нужно, чтобы малыш ещё подрос, для него сейчас каждый день важен, поэтому буду там находиться столько, сколько необходимо.

Александр, видя, что на этот раз в поведении жены нет ни суеты, ни тревоги, отнёсся к этому спокойно.

В девять часов утра он завёз Тасю в перинатальный центр и уехал на работу. Она сидела в приёмном покое вместе с другими женщинами, которые в основном ложились на плановое кесарево сечение. Она украдкой разглядывала их утомлённые жарой, уставшие за девять месяцев от трудной роли будущей мамы лица. Они сидели, поглаживая большие животы, видно успокаивая стремившихся на свободу малышей. Через складки одежды её живот почти не было видно. Тасе остро захотелось, чтобы скорее наступил август, живот стал таким же большим, как у этих рожениц, малыш подрос и тоже пинался и просился на волю.

Наконец наступила её очередь. Медсестра забрала обменную карту, куда были внесены все анализы и обследования, проведённые за время беременности, сделала записи в соответствующие журналы. Закончив работать с документами, она вышла из-за стойки и пригласила следовать за ней. Они поднялись на лифте на четвёртый этаж. У дежурного поста стоял молодой, русоволосый мужчина в очках.