Татьяна Веденская - Все дело в платье

– Ты сегодня какая-то странная, – пробормотала Юля, глядя на то, как Маша битый час смотрит в окно на уже законченную часть поселка и улыбается.

– Мы назначили дату свадьбы, – поделилась Маша и заулыбалась еще шире.

Юля хмыкнула и кивнула.

– Осторожно, рот порвется, – бросила она. – Да ладно, поздравляю, поздравляю. Значит, мадам Гончарова?

– Господи, еще одна вещь, о которой я вообще не подумала! – воскликнула Маша. – Что со мной не так? Я боюсь самой мысли о детях, боюсь свадьбы и всего, что с ней связано, вдобавок к этому я даже не пыталась представить, каково это будет, стать Машей Гончаровой. Я всю жизнь была Кошкиной. Хотя…

– Что? – оторвала взгляд от бумаг Юля, и Маша тут же вспомнила, что Юля была давно и безнадежно влюблена в Роберта Левинского, под чьей фамилией в свое время мечтала ходить и Маша. Как странно, ведь про его фамилию Маша мечтала, она представляла, как их будут называть супругами, как она будет приходить, скажем, в офис и на проходной показывать пропуск. Маша Левинская.

– Ничего, – покачала головой Маша. Не Юле же об этом рассказывать. Достаточно с нее и того, что Роберт смотрит на нее, словно не замечая. Как он в ее присутствии разговаривает по телефону с Ольгой Чезгановой! Кто бы мог подумать! Роберт Левинский и двоюродная сестра Николая Гончарова Ольга. Впрочем, если вдуматься, в этом не было ничего странного. Ольга была во всех смыслах отличной партией. Она была не только из хорошей семьи, не только уважала и понимала многое в архитектуре, не только была богата и влиятельна, но еще – и это следовало признать – была красива и умела держаться, как королева. Вместе они с Робертом составляли красивейшую пару. Его чисто английский, бог весть откуда взявшийся лоск и ее царственная манера. Просто Диана и Доди. Виктория и Дэвид Бекхэм. Впрочем, нет, на футболиста Роберт не был похож.

– Так, что у нас по программе? – спросила Маша у Юли, и та кивнула на пачку бумаг на Машином столе. Весь остаток дня прошел в трудах праведных, встречах с рекламщиками, разборе полетов по прошлой рекламной кампании, спорах о будущих концепциях и планах. Часам к шести Маша добралась до городского офиса их архитектурного бюро, откуда в свое время ее забрал к себе Гончаров. Маше нужно было взять документы на земли под парк, но когда она вошла в здание, прошла турникеты охраны, завернула в коридор, за которым открывался вид на просторное, высокое, со стеклянными потолками помещение, сердце ее странно защемило. Ностальгия? Машина взрослая жизнь начиналась здесь, за одним из этих серых столиков, разбивающих помещение, как клеточки – шахматную доску. Она была пешкой в этом кубике, мечтала, чтобы ей позволили сделать ход. Сейчас у входа ее ждет автомобиль, она занимается продвижением в жизнь проекта целого городского парка. Вернее, загородного парка, хотя, если судить по тому, сколько именно жителей будет в их «Русском раздолье», поселок смело можно назвать маленьким городком.

– Маша? Какими судьбами? – сверху, с лестницы, на Машу смотрел Борис Яковлевич Щучка, страшный кошмар, пугавший ее раньше до такой степени, что, если ей удавалось увидеть его там, на лестнице, первой, Маша бросалась под лестницу, вжималась в стену, чтобы остаться незамеченной. – Слышал, вы назначили дату свадьбы? Поздравляю! Я всегда знал, что ты далеко пойдешь.

– Я приехала за бумагами по парку, – сухо пробормотала Маша, в сознании которой «пойти далеко» и «удачно выйти замуж» были очень разные понятия. Как построить дом и выиграть в лотерею. Везение, слепое везение – а ей хотелось складывать кирпичи, как дядюшке Тыкве. Ей хотелось заниматься чем-то стоящим.

– Да, да, да. Парк. Бог с ним. Хочешь, пообедаем? Я угощаю? – это предложение поразило Машу так, что если бы Щучка прямо сейчас сорвал бы с себя всю одежду, Маша и то удивилась бы меньше.

– Пообедать? Со мной? – изумленно переспросила она, надеясь, что просто ослышалась.

– Конечно. Тут неподалеку отличный открыли ресторанчик с суши. Ты любишь суши?

– Ой, нет. Суши – это же морепродукты? – улыбнулась Маша, чувствуя себя нехорошо при одной мысли о еде. – У меня аллергия на лобстеров. Бог знает, на что еще.

– Аллергия на лобстеров – это прямо высший класс! – расхохотался Щучка. – Прямо в яблочко.

– Я бы так не сказала, – обиделась Маша. – Мне даже врача вызывали, между прочим. Делали укол этого… антигистаминного.

– Да что ты! – продолжал глумиться Щучка. – Ну, сочувствую. Это же так сложно – исключить аллерген. В твоем случае просто невыполнимая задача. Лобстеры – они повсюду.

– Смеетесь? – фыркнула Маша, но Щучка заверил ее, что он просто шутит – по-дружески, ибо они же с Машей всегда были друзьями. А между друзьями какие обиды! Он сбежал вниз по лесенке, похлопал Машу по плечу, отчего ей стало совсем не по себе, а потом, к ее облегчению, убежал на какую-то «срочную встречу», договорившись быть на созвоне. Никогда до этого они с Щучкой на созвоне не были. Как только он ушел, из глубины коридора на свет выполз Степочка, стоявший там «до времени» с грязной чашкой в руках.

– Ты теперь принадлежишь к касте «высших», это факт. Никогда не видел, чтобы Щучка так распинался, – усмехнулся он. – Лобстеров предлагал?

– Дались вам всем эти лобстеры! – возмутилась Маша. – Меня тошнит от них. И от Щучки – особенно его любезность еще более ядовитая, чем улыбка убийцы.

– У меня лобстеров нет, но есть «Доширак». Могу предложить.

– Предложи, – улыбнулась Маша и радостно поскакала за Степочкой в цитадель безделья и неги – в серверную. Они сидели, болтали, заваривая быстрые китайские макароны, смеялись над прошлой «Мафией», где Гончаров, объединившись со Степочкой в преступный союз, обманул всех и вся.

– Твой жених – тот еще криминал, – признал Степа, и в его устах это был комплимент. Маша рассмеялась, стараясь справиться с приступом дурноты, который накатил на нее. Странно. Отчего бы? У этого «Доширака», запах, конечно, не очень. Химикалии, из которых на уроке химии в школе можно было бы взрывчатку сделать. Но ведь не лобстер.

– Что ж это такое со мной? – спросила Маша, вдыхая глубоко и резко выдыхая.

– Мать, ты дура, да? – рассмеялся Степочка, и Маша побелела от подозрения, которое в этот раз подтвердилось. Через полчаса, сидя в Степиной серверной, Маша выяснила, что она беременна. На этот раз никакой аллергии. Две полоски – в лучшем виде. Свадьба в июне? Сколько же тогда будет месяцев? Шесть? Нет, пожалуй, уже семь. Маша лихорадочно подсчитывала сроки.

Девяносто девять и девять процентов, что в ее теле живет ребенок. Похоже на сюжет из фильма ужасов. По крайней мере, страшно так же, как и при просмотре «Чужого». Маша стоит на улице, смотрит, как машины месят колесами жидкую снежную кашу. Снег тут, в центре, темно-серого, ближе к хаки, цвета. Теперь все по-настоящему. Она должна была догадаться, когда ей становилось дурно при виде яичницы, могла предположить что-то подобное, когда прикосновения Николая к ее груди стали скорее болезненны, чем приятны – такими чувствительными стали ее соски. Все реально, и внутри у нее кто-то живет. Можно ли уже считать его кем-то? Ну, не чем-то же в любом случае. Он, скорее всего, размером с семечку, но это уже человек.