Ольга Рожнёва - Небесные уроки

«Огромная толпа сопровождала прах героя. Никто не боялся ни вражеской картечи, ни артиллерийского обстрела. Да и не стреляли ни французы, ни англичане… корабли приспустили флаги до середины мачт. И вдруг кто-то заметил: флаги ползут и на кораблях противников! А другой, выхватив подзорную трубу из рук замешкавшегося матроса, увидел: офицеры-англичане, сбившись в кучу на палубе, сняли фуражки, склонили головы…»

Пока отец воевал, семья оказалась в оккупации, в доме жили немцы, а Таля с детьми Колей и Аней – в тепляке, летней кухне. Немцы были не фашистами, а просто мобилизованными немцами, самыми обычными людьми, к хозяевам относились неплохо, не издевались, как могли бы фашисты. Все вместе прятались в погребе при обстрелах. Анечку ранило в ногу осколком снаряда, вырвало часть бедра, и немец-фельдшер спас ребёнка, оказав медицинскую помощь.

Иван Фёдорович вернулся домой чуть живой: рука не сгибается, живот располосован.

Годы летят. Таля стала мамой Натальей. А потом – бабушкой. И снова, как в детстве, зовут её Талей. Только теперь уже бабушкой Талей. Милая моя бабушка Таля… Я помню тебя всегда в платочке; какая бы жара ни стояла, ты надевала длинную юбку и блузку с длинными рукавами. И так всю жизнь. Среди женщин твоего поколения не принято было носить обтягивающую одежду, оголять плечи, ноги до неприличия, оправдываясь жарой, вы были целомудренны и никого не вводили в соблазн.

Ты была старой закалки – работящая, совестливая. Стала батрачкой в детстве и много работала всю жизнь. Вставала в шесть утра, выливала на себя два ведра колодезной воды, как сама говорила, для бодрости, и работала. Я не помню тебя судачащей на скамейке или увлечённой «мыльными операми». Ты обычно находилась в двух состояниях – работала или молилась перед старинными иконами, читала Псалтирь, Евангелие. Молитва была твоим воздухом.

Отец и мать погибли. Война, оккупация. Муж вернулся с войны инвалидом. Сын Коля погиб в море на рыболовном судне. Вся судьба – лишения и скорби, труд и молитва.

– Баба Таля, а Бог есть?

А она – молитвенница, немногословная, как все молитвенники:

– Есть.

И типичный дурацкий вопрос пионеров (как мне стыдно сейчас за него!):

– А как же Гагарин в космос летал, а Бога не видал?!

И спокойный ответ:

– Зато Господь его видел.

Сама худенькая, маленькая, как воробушек, всегда строго постилась. Не считала пищу за какую-то ценность. При этом прекрасно готовила. Домашняя лапша, жареная курица, пампушки, борщи восхитительные, щи какие-то немыслимые. Блины с припёками. Варенье абрикосовое (называли жердёловое). Варенье вишнёвое. Компоты, узвары. Давлёную вишню, черешню заливала колодезной водой и ставила в погреб. А как ты варила для нас борщ – это отдельная песня…

Мы, внучата, приедем на лето, ты купишь нам тапочки, сандалии какие-то в деревенском магазине. Бегаем в них все каникулы. Уедем, а ты поставишь эти тапочки и сандалии, стоптанные, порванные за лето, в ряд на веранде, смотришь на них и плачешь. Милая моя бабушка!

Твоя веранда, с пучками зверобоя, вся пропахшая горьковатым запахом трав и свежестью спелых яблок, часто снится мне, и я просыпаюсь на мокрой от слёз подушке. И удивляюсь сама себе: разве может сниться запах?

Борщ готовится долго – полдня. Бабушка занимается другими делами, а он варится. Варится мясо. Закладываются коренья, лук, сладкий перец, морковка, от укропа – только палки (от зелени вкус быстро улетучивается, а от палок нет).

Когда мясо сварилось, овощи вынимают. У помидоров снимается кожица, они перетираются через сито, и получается такая насыщенная томатная паста. А остальные овощи – лакомство для домашних животных.

Борщ продолжает вариться. Закладываются картошка, капуста. Свёкла тушится отдельно, часто запекается в печке, а потом соединяется с протёртыми помидорами.

Из погреба бабушка достаёт банку, в ней сало в рассоле, желтоватое, ароматное, вкусное. Сало нужно растолочь в ступке с зеленью: укропом, петрушкой, чесноком. И когда борщ перестаёт кипеть – добавить зелёную заправку с салом. Эта заправка почти не варится и остаётся свежей, витаминной.

И вот, когда поешь этого борща, а потом бежишь к речке по горячим камушкам, как маленькая Таля в детстве, – чувствуешь счастье, абсолютное счастье! А вокруг в саду розы, розы… В детстве они казались мне такими огромными! Когда бабушка умерла – все розы завяли.

Милая бабушка Таля! Этот рассказ, который уже подходит к концу, я, твоя внучка, Евгения, посвящаю твоей памяти. И компьютер равнодушно выводит чёрные знаки на белой странице, и они не в силах передать твой прекрасный живой образ. Но он – в моей памяти.

Мне уже сорок лет и меня давно все зовут по отчеству: Евгения Александровна. Тридцать лет я не была в Каменке. Бабушка умерла, усадьбу продали, новые хозяева забросили её.

И вот, спустя тридцать лет, я в бабушкином доме. Яблони и груши засохли – все засохли. Нет больше тропических дождей из детства бабушки Тали, нет даже тех, что шли в моём детстве: климат меняется – странная засуха. Называется аномальная жара. А где-то на севере аномальные дожди. Может, это рвётся, истончается ткань бытия?

Уходят молитвенники. Почему вот я – не молюсь? Не хожу в церковь? Ведь бабушка учила меня молиться в детстве. А я не молюсь. Хватает время на социальные сети, хватает на сериалы, на пустые разговоры – на всё, кроме молитвы.

«И возлюби клятву, и приидет eму, и не восхоте благословения, и удалится от него» (Пс. 108, 17).

Я смотрю на бурьян, на бывший прекрасный сад – всё сгорело, всё покрыто только выжженной травой. Всё почти белое – как будто зима. Зима – летом. В степи такая же выжженная трава. И мне страшно. Мне жутко. Я плачу.

Потом иду в дом, залезаю на чердак, нахожу старую Псалтирь. Это бабушкина. И медленно читаю:

– Боже, ущедри ны и благослови ны, просвети лице Твое на ны и помилуй ны… Земля даде плод свой, благослови ны, Боже, Боже наш…

Читаю два дня подряд, но на небе – ни облачка, и всё та же жуткая белая зима летом. И я плачу и прошу:

– Бабушка, помоги! Если ты обрела милость у Господа, помолись, пожалуйста, за эту выжженную землю, за меня, твою внучку, что научилась многим вещам в этой жизни, но не умеет молиться. Может, по твоей молитве, по молитвам наших бабушек Господь продлит наши дни и оживит засохшую землю.

И я слышу дальний раскат грома. Распахиваю окно – далеко на горизонте собирается живительная туча, что несёт влагу исстрадавшейся земле.