Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко

Вкратце Максим сообщил ему то, что знал: отца перевели в следственный изолятор на Лебедева, им удалось добиться относительно комфортных условий содержания – всего три человека в камере, все по экономическим статьям. Эрнест был уверен, что следствию придется снять обвинение в организации заказного убийства – очевидно, отец не имел к этому касательства, и сыщики, как бы ни старались, не смогут ничего доказать. Но по финансовой составляющей, где отцу и его компаньонам вменялись подлог, уклонение и легализация, они, видимо, серьезно попали в разработку, и нужно было делать все возможное, чтобы добиться условного срока.

Слушая, Вальтер громко цокал языком, картинно вздыхал, сочувственно заводил глаза, не стесняясь выглядеть комично. Но Максим понимал, что за нелепой маской скрывается цепкий расчет, и был готов к предстоящему серьезному противостоянию с партнером отца, который не торопился выполнять свои обязательства по текущим сделкам и по фонду.

Вальтер живо расспрашивал и о том, что случилось с Игорем, сильно ли он пострадал и не нуждается ли в помощи друзей. Максим знал только, что любовник отца уже, по-видимому, далеко за пределами страны, чуть ли не в Латинской Америке, и желающие позаботиться о нем уже нашлись.

Таня впервые была за границей. Она заметно нервничала в самолете, задавала нелепые вопросы перед паспортным контролем, затем вдруг взялась кокетничать с Вальтером. Но когда они сели в машину и поехали в сторону города, а затем по побережью Женевского озера, впечатления так захватили ее, что она только крутила головой по сторонам, а в ее остановившихся глазах читался восторг. Глядя на снежные вершины Бернских Альп, она так сильно сжала пальцы Максима, что ему пришлось отнять руку.

Предполагалось, что они проведут в Женеве несколько дней, затем Максим хотел взять напрокат машину и проехать с Таней через горы в Германию и Францию, задержаться на какое-то время в Париже. Вальтер приглашал остановиться у него, но Максим отказался и забронировал отель. Он только начал разбираться в финансовых делах отца, и занятие это слишком напоминало попытку отгадать кроссворд без сопроводительных вопросов. Но Вербер не должен был знать, насколько плохо он вооружен.

– Здесь так здорово! – заявила Таня, с восторгом оглядывая город из окна просторного гостиничного номера, куда их доставил Вальтер. – Телевизор, конечно, не передает реальной картинки. Я никогда не видела таких высоких гор. И все такие спокойные, никуда не спешат.

– Хочу попросить тебя, – проговорил Максим, поднимая чемодан на раскладную подставку, – не следует так откровенно атаковать беднягу Вальтера женскими чарами. Это производит ложное впечатление. Мне казалось, с ним все очевидно и не нужно как-то особо объяснять.

– Я просто старалась показать вежливость, – возразила она. – Ты что, ревнуешь? Даже смешно. Тем более если он гей…

– Вежливость не показывают! – Максим повысил было голос, но тут же сообразил, что ведет себя глупо. – Впрочем, делай как знаешь.

– Сколько у нас времени? Успеем заняться сексом? – не замечая его раздражения, беспечно спросила она. Поймав его взгляд, тряхнула волосами. – Господи, Максим, не будь таким серьезным! Все же так здорово – самолет не разбился, аэропорт не взорвали, у нас шикарный номер с огромной кроватью! Что еще нужно для счастья влюбленных?

Максим пожал плечами.

Он не был счастлив с ней и понимал, что уже не будет. Хотя Таня говорила о своем чувстве к нему, о том, как скучала все эти месяцы и как раскаивалась в своих ошибках, он не верил в ее искренность. Он уже твердо знал, что не женится на ней – потому что животные разных видов не объединяются в пары. А они с Таней, бесспорно, были животными разных социальных пород. Он слишком хорошо понял это, совершив путешествие вглубь чужого мира, которому Таня принадлежала всем своим существом. Принадлежала так же безнадежно, как ее неприветливая, больная и подвыпившая мать, как безглазые завсегдатаи ресторана с потными бычьими шеями и пятнадцатилетние девочки, уже отечные от водки, ярко накрашенные, бредущие по грязным улицам малых городов и поселков родины в резиновых сапогах.

С тех пор как начались неприятности отца, Максим много думал о причинах этого извращенного жизнеустройства в стране, где за одно-два десятилетия свершается так много стремительных перемен, но за двести лет не меняется ничего. Он почти готов был согласиться с когда-то обижавшим его утверждением университетского приятеля Юджина, что русский народ генетически не способен иметь личное достоинство. И что безропотно терпеть такое последовательное употребление и истребление несытых сограждан сытыми может только стадо одомашненных парнокопытных.

Апостериори, следствием и опытным подтверждением этой мысли служила судьба безымянной проститутки, которую случайно убил Радик, так и оставшийся безнаказанным.

Максим думал и о том, что, наверное, при таком взгляде на вещи ему не следует продолжать жить в этой болотно-гибельной стране, тем паче, что теперь он имел полную свободу выбора. У него было достаточно средств, чтобы купить дом в Ричмонде, получить вид на жительство в Великобритании и заняться каким-нибудь не слишком хлопотным делом – вроде галереи современного искусства. Он мог отправиться с Юджином в экспедицию, а мог обосноваться на Маврикии и посвятить жизнь духовным практикам, попутно умножая население островного рая. Но если раньше, когда решения за него принимали другие, ему казалось, что он примерно знает, чего хочет, теперь он не был уверен ни в чем.

– Что мне надеть? – спросила Таня, показывая платья, которые достала из чемодана. – Вальтер сказал, мы поедем в ресторан? Или здесь не принято наряжаться?

– Делай как хочешь, – ответил Максим и взял из холодильника бутылку минеральной воды.

Ресторан, куда повез их Вальтер, имел мишленовскую звезду и располагался на высоком месте. Бонусом к высокой кухне шел живописный вид на Lac Leman и на деловую часть города. Топографию этих кварталов формировали сияющие в ранних сумерках рекламные надписи, лаконичные, как древнеримские военные команды: Vacheron Constantin, Audemars Piguet, Credit Suisse.

В обеденный зал ресторана они вошли почти одновременно с другой парой приглашенных, о которых Вальтер упомянул как-то вскользь, из чего Максим сделал вывод о значимости встречи. Миниатюрная шатенка лет тридцати и ее корректный спутник давали пример успешного возвращения русских в лоно народов старой Европы. Их костюмы отличались неброской элегантностью, достижимой лишь при наличии вкуса и высоких доходов, а в манере держаться не было ни высокомерного хамского барства, ни робости. Только доброжелательность, выдержанная, как старое вино.