Катерина Яковлева - Лихолов

Незадолго до заката девушке явно стало не по себе. Она принялась расхаживать в разные стороны. Двигать руками, словно справляясь с чем-то внутри. Иногда останавливалась, сжимала ладони в кулак у самого сердца и что-то шептала, мерно покачиваясь – так обычно тихими песнями молятся Матушке Судьбе. В конце концов ее тревога стала напоминать безумие. Девица принялась нервно раздеваться, словно торопилась куда-то. Сложила кое-как вещи. И тогда разведчики увидели превращение. Образ человека стал размываться, обрастать туманом, из кожи вырастали шипы, грудь бешено вздымалась от яростного дыхания, сзади появился хвост. Изменилась ее тень, приняв форму дракона, опережая превращение плоти. Девушка разбежалась и выпрыгнула из своего логова куда-то в горы: резко, размашисто, распрямляясь в полете и окончательно превращаясь в дракониху. Воздух тут же подхватил ее, и тварь в полете издала свой рык. Звук, казалось, резал воздух, как нож режет масло, пробирал до костей, вытаскивал трепет с изнанки души. Это было и ужасно и как-то неописуемо красиво одновременно. Словно бы юной невинной девушке удалось вложить в дракона свою красоту. Чудище летало по сиреневому вечернему небу. Было заметно, что оно наслаждается само собой, свободой полета, собственной мощью и силой. Покружив немного над горами, дракон улетел навстречу падающем солнцу. Надолго ли – не известно. Охотникам оставалось только тихо ждать возвращения.

Едва опустился вечер, как дракон вернулся, спокойный, одинокий, без добычи. Видимо, не был голодным, а просто захотел зачерпнуть свежего воздуха своими размашистыми крыльями. Погонять на пару с горным ветром, подразнить облака. Тварь приземлилась на скалу и приняла прежний девичий образ. Оделась, улеглась в пещере со своими ветками и снова начала их переплетать от скуки. А еще через какое-то время мирно уснула прямо с недоделанной вязью прутиков на животе.

……………………………..

Звезды рассыпались по небу. Темные облака приластились к луне, день задремал. Охотники решили подкрасться к драконьему логову поближе, так как в ночи могли только там рассчитывать на некую сомнительную безопасность. Нашли за очередными кусками горы уютную котловину и молча накидали хвороста, развели небольшой костерок, быстро поджарили заранее подготовленную птицу. Затоптали костер, укрыли угольки папоротником. Наскоро съели дичь и отпили воды из фляг. Для двух рослых мужей, еще и не обедавших, то был весьма скромный ужин. Но пришлось снова перетерпеть. Они успокаивали себя мыслями о том, что завтра отойдут подальше от дракона в лес, и там уже поохотятся основательнее. А в столице вообще отъедятся наславу. Но сейчас нужно было все делать тихо, быстро и незаметно. Елисей караулил первым. Лихолов же дал на всякий случай своему спутнику большой, остро наточенный кинжал, а сам свернулся в клубок в своем плаще и быстро уснул.

Ночь начиналась неплохо. Но со временем в горах все настойчивее начали раздаваться странные звуки. Темнота выпустила на простор горный ветер и было неясно: он ли воет тоскливым плачем, или духи ночи беснуются меж скал. Холодало, свежесть воздуха щекотала щеки. На воющих звуках странная мелодия тьмы не прекратилась, какофония только нарастала, становилась объемнее. Вскоре поплыли вокруг уже и самого Елисея странные шорохи, и юноша напряженно сжал рукоять кинжала, а лук со стрелами положил поближе прямо перед собой.

Молодой охотник начал уже заметно промерзать. Не помогал и плащ. По телу пошла плясать легкая дрожь. Елисею начало чудиться, что по горам вверх-вниз бегает шепот. Будто разбросаны повсюду осколки тьмы, весь день они спали, и вот сейчас проснулись и начали друг с другом перекликаться. А потом принялись бродить, что-то выискивать, сбиваться в стаи и все время перешептывались каким-то шипением. Вдруг померещилось юноше, что какая-то тень, по форме человеческая, только сгорбленная, худощавая стоит в двадцати шагах. И смотрит прямо на разведчиков! Смотреть в ответ было жутко. Казалось, вместо глаз у тени какие-то жуткие дырки. Елисей помотал головой. Тело плохо слушалось от холода. Моргнул. И вроде бы наваждение исчезло.

– Тфу! Померещится со страху!

Но только еще через пару мгновений показалось на том месте уже больше подобных чудищ. И все словно слетались в круг смотреть на незваных гостей. Елисей хотел было потрясти за плечи Лихолова и разбудить. Да вдруг понял, что теперь уже не мог двинуть ни рукой, ни хоть ногой, ни даже крикнуть. Всю его плоть будто сковал изнутри могильный холод, оцепенение. «Морок!» – мелькнуло в сознании.

Темные тучи высвободили из объятий луну, стало чуток светлее. Только и увидел Елисей, как сидит он рядом со своим спящим спутником, а вокруг них кольцом стоят странные исковерканные тени с дырками вместо глаз. Пялятся на разведчиков и что-то обсуждают. Нужно бежать, нужно сражаться! Но тело окоченело. Тогда нужно быть тревогу, будить Лихолова! Сил у юноши хватило лишь на то, чтобы еле слышно пропеть старую требу к Свету Матушки Судьбы. Здесь, на Северо-Востоке, верили, что одно лишь упоминание о ней обжигает тьму. Стоило Елисею чуть прошептать, как сил немного прибавилось, он громко заорал:

– Лихолов! Морок напал!

Но не мог он даже обернуться, посмотреть, удалось ли разбудить Странника. Зато в ответ на его возглас одна из жутких теней выступила вперед, подняла в его сторону руку и что-то проговорила на незнакомом, шуршащем языке. В то же мгновение туман застелил глаза Елисея, и стал юноша ни жив, ни мертв, ни бодр, ни в дреме. А будто опьяненный, что-то понимал, что-то смутно чувствовал, но вырваться не мог. И теперь уже даже на шепот не было сил. Туман проскользнул в самую глубину тела, гася там последние остатки тепла. Ощущал Елисей только как он летит куда-то. Будто он – низкое-низкое облако, и его привязали за веревочку да тащат прочь. Лихолов очнулся от крика Елисея, потому как сон бывалого охотника всегда чуткий. Только поздно. Он тоже уже был скован весь могильным холодом, каким-то глубоким отчаянием. «Туга», – вспомнилось северное словечко. И так же на него налетел туман, застлал глаза, прополз внутрь, превратил в облако и унес.

Сколько их тащили и куда – неясно, чувства времени и пространства стирается, если ты – всего лишь сгусток тумана. В том состоянии ощущали они только одно – тоску. Были самой тоской. Тоской дышали. Тоску несли за собой и вились туманом по земле.

В какое-то мгновение мир вернулся в прежнее состояние. Лихолов и Елисей снова оказались людьми, не туманами, но все так же полностью скованными могильным холодом. Тела их, усадили рядом друг с другом, а вокруг происходило что-то вроде собрания. То была плоская ветряная вершина одного из холмов, внизу обрамленная кольцом сосен. Луна освещала это открытое лысое горное плато. Кругом хороводом стояли мерзкие скрюченные сизые тени, словно выкидыши ночного тумана, с ломанными горбатыми фигурами. Напротив пленников же стояла самая крупная тень, кто-то вроде местного предводителя, короля или вождя. Все остальные, скорченные и убогие, что-то шептали тому, главному, на непонятном наречии. А вождь внимательно слушал. «Шур-шур!» – только и можно было расслышать.