Андрей Драченин - Сказ о твоей Силе

Они встали и пошли к кругу древних камней.

Урун остановилась на границе Круга. Внутри все трепетало, сердце испуганным зайцем пыталось выпрыгнуть из горла, в животе образовалась ледяная дыра. Посмотрела на Бэркэ. Берке был невозмутим. Глядя прямо в глаза Урун, просто кивнул.

Оперлась сознанием на его безмятежность Урун, выдохнула, мысленно страх свой рядом поставила и за границей оставила, в Круг войдя.

Иргичи уже стоял в круге. Ждал. Взгляд, как звезды холодный. Не выражает ничего. Из-за лент и хостов одеяния ритуального еще больше кажущийся. Бубен и колотушка в свободно опущенных руках. Широко расставленные ноги землю цепко держат.

Урун встала напротив. Шагах в пяти.

Махнул рукой старейшина. Началось.

Тут же вздернул вверх руки Иргичи, глаза огнем загорелись. Стучать начал. Задал начало ритма.

Урун закрыла глаза. Все переживания остались позади. Знала состояние, когда звук вести начинает. Умела в поток войти. Взялась свой ритм вплетать, где следуя Иргичи, где свое направление задавая. Растворилась.

Бубна рокот. Пронзает звуком. Под кожу, в кости. Вибрирует нутро, отзывается сладко. Дух гулом бубна несёт по стремнине, кружит вихрем Силы. Тело вторит. Ноги мнут землю, корнями врастая, чувствуют твердь. Делаешь шаг, будто вечно стоял здесь, попробуй сверни. Струями тело течет, волны катит упруго. Руки как ветер, летят на свободе.

Весь мир вокруг Урун. Весь мир внутри Урун. Урун сама весь мир.

Вдруг надломилась гармония сущего. Будто лёгкий ветер Урун ураганом сбило, в себе клочьями разметало. В безмятежную реку Урун поток мутный грохочущий, камни несущий, ворвался. Среди тундры цветущей Урун кряж горный, дерн разрывая, вылез. Очага пламя Урун пожар дикий пожрал.

Кружит вокруг злой красавец, руки коршуном раскинув, разлетаются ленты да хвосты на одежде диким опереньем. Бьёт Сила от него наотмашь. Воет бубен в руке, крушить ритм Урун своим бешенным надрывом.

Упала на колени Урун. Всем телом, как ива на ветру, гнётся. К земле прильнет, вскинется с руками гибкими. Держится, но чует, не долго уже. Ломается ритм несущий, спотыкается духа полет. Рухнет с высей о желваки камней. Не поднимется.

Шёпота шелест на краю:

«Себя слушай. Не беги…»

И сразу отголосок на глубине. Зацепился дух. Оперся, не стал падать. Пока.

Ходит кругом Иргичи подле Урун, на коленях стоящей. Перекатывается с ноги на ногу, крадётся, вибрирует бубен нутряным рыком. Мерцает облик человеческий. Крадётся волк полярный вокруг жертвы, губы вздернуты, клыков оскал горло жаждет. Чуть – бросится, порвет!

Дрогнули ноздри Урун запах зверя поймав. Губы красивые оскалом разошлись.

В себя посмотрела.

Полностью.

Разрешила.

Да, сказала! Я это!

Точнее – и это тоже Я.

Вышла из души пещеры, мягко ступая, капкан зубов страшных ощерив, в наряде из бурого меха.

Росомаха.

Треть от волка размером.

Яростью…?

Ухмыльнулся наблюдающий за кругом Бэркэ. Кивнул довольно, за бороду себя дёрнул.

Как была, с коленей, перетекла Урун неуловимым движением в низкую стойку, пошла стелящимся шагом, низко пригнувшись. Зарычал утробно барабан в её руках. Потекла хищно, Иргичи движения предвосхищая. Нарастает рокот, танцует Урун, грозит поток движения взрывом бешенным, когтей да зубов страшных яростным броском. Хлещет животная Сила вокруг.

Предельной точки достигло сплетение ритмов и неистовости танца Урун и Иргичи. Как на краю бездны зависло. Кто сорвется? Клочьями на клыках камней оседая.

Достигло!

Зависло.

И вырвалось!! Избылось криком одним на двоих, из самого нутра идущим!! Хлестануло в небо бездонное, к богам и духам взывая!

Оставив тишины звон.

Чувство, что – да, свершилось.

Огромное.

Настоящее.

Открыла глаза Урун. Иргичи стоял напротив и не было в его взгляде ни злости, ни холода, ни презрения. С восхищением глаза смотрели и с уважением явным. Улыбнулся улыбкой светлой да доброй, поклонился, руку к груди прижав.

Урун тоже хотелось улыбаться. Иргичи, всем вокруг. Что она и сделала. Оглянулась на Бэркэ. Тот довольно щурился. Вышла из Круга, хотела заговорить с Бэркэ, взглядом вокруг мазнула, зацепилась за облик знакомый. Замерла настороженно.

Бэюдэ стоял чуть в стороне. Смотрел внимательно. Подошел.

– Здравствуй, Урун, – сказал.

– Здравствуй, Бэюдэ. Давно смотришь? – спросила Урун.

– С начала самого, – ответил.

Бэюдэ продолжал пристально смотреть. Урун молчала, но взгляд не отводила.

– Я был не прав. Тебе надо танцевать, – сказал наконец Бэюдэ. – А чум… Зачем в нем сидеть? Душно.

– Как оказался здесь? – спохватилась Урун.

– Лиса гнал. Мех уж больно хорош был. За ним и выскочил, – ответил Бэюдэ.

Урун оглянулась вокруг, в поисках Бэркэ. Того нигде не было видно. Только мелькнул на краю видимости седой лисий хвост. Да хитрая улыбка шамана всплыла в сознании. Урун улыбнулась.

Жила-была ведьма. Красивая. Это только в страшных сказках ведьмы – бабки скрюченные, отвратные, с бородавкой на носу. А наша ведьма была прекрасна. Станом стройна и гибка, длиннонога и, где положено, аппетитно округла. Знаниями разными хитрыми да древними владела, что бабка передала, да Силой тайной обладала, чтоб применять их. Сила, впрочем, тоже от бабки. Так и жила. Девкам ворожила в делах их добрых и всяких, зелье варила, порчу снимала да наводила, по шабашам летала. Все как положено приличной ведьме.

Забрел к ней как-то на болото путник. Вроде и обычный путник, а не совсем. Гусли при себе были. Гусельник, что ли? Хотя кто знает? Может так, на продажу носит. Собой хорош, телом крепок. Видно, давно в пути, пообмяла путь-дороженька.

Ведьму нашу увидал – обомлел. Тут оказалось, все-таки не зря гусли таскает. На колено одно припал, слова такие подобрал-сказал, что передумала ведьма дорогу прочь показать, как поначалу хотела. Остаться разрешила, передохнул с пути чтоб. Место в сарае показала, рухляди на подстилку выделила.

Поутру чаем напоила. Ну, а путник, глазами восхищенными смотря, песнь в благодарность выдал, что ночью родилась, пока он в сарае с боку на бок вертелся, уснуть не мог, ведьмы нашей красотой в душу пронзенный. Заслушалась ведьма. Сама не заметила, как чаю подлила и еще на денек остаться предложила. Потом еще на денек, и еще.

Неделя минула. Хорошая, надо сказать, неделя. Путник стихи слагал, песни, сказки рассказывал. По хозяйству тоже себя хорошо показал. Забор подправил, печь почистил, крышу подлатал. Нравилось ведьме. Стихи да сказки больше, много больше, чем по хозяйству. В хозяйстве она сама справлялась. А вот стихи…

Но ела мысль одна ее, грызла душу железными зубами – попоет сладко и уйдет ведь. Знаем мы их. Потому и живем на болоте. Спокойней так, безопасней. Да и травка, опять же, рядом. Мухоморчики разные. Есть в случае чего чем «приветить» окаянных.