Ирина Павлова - Нюрка

Тоня налила нам по кружке чаю и вынула из шкафа, что висел над столом, блюдце с овсяным печеньем. И как догадалась, что у меня там что-то есть? А впрочем, чего тут гадать? Шкаф на кухне был один, если и было у меня что-то, больше убирать всё равно некуда.

Через какое-то время Тоня выглянула в окно и сказала:

– Всё. Все разошлись, теперь и мне пора идти домой.

Я запаниковала. Мне страшно было оставаться одной дома, зная, что под моим сараем погиб человек. Я схватила девушку за руку.

– Пожалуйста. Не уходи!

В дверь кто-то осторожно постучал. Я не решалась к ней подойти, поэтому её открыла Тоня.

– Ну, как она? – услышала я тихий голос председателя. Я-то думала, что он уехал уже, а он вот, интересуется, как я.

– Не знаю, – отвечает Тоня. – Попросила остаться с ней, боится, наверное, ночевать одна.

– Останься. А завтра утром я заеду, сам проверю её.

Дверь закрылась. Завтра он заедет ко мне. А зачем? А на работу? Тоня осталась у меня ночевать на диване. Я, успокоившись, что не одна в доме, уснула…

Мне снились тревожные сны. Я снова переживала случившееся. Перед глазами стояло лицо Кольки, и как будто он винил меня в своей смерти. Я кричала, что не виновата, но он продолжал сверлить меня своим обвиняющим взглядом. Затем картинка сменилась. Я стояла в своём дворе и смотрела на пепелище сгоревшего сарая, а из пепла поднималась большая чёрная куча, превращаясь в знакомого козла.

– Опять ты?! – крикнула я со злостью.

Мне хотелось подобрать полено и запустить его в наглую морду козла, который порядком мне надоел. Козёл будто прочитал мои мысли и качнул своей рогатой головой:

– Это всё ради тебя, Анна.

И исчез, скотина такая. Что тут может быть ради меня? Разве такие вещи могут происходить ради кого-то? И к чему мне всё это? У меня же, кроме Милки, теперь ничего не осталось.

Проснулась я, на удивление, поздно. И тут я вспомнила, что не слышала крика петуха и не услышу больше.

Солнце давно поднялось. Блин! Я же Милку не подоила и не выгнала пастись!

Соскочила с кровати. Накинула халат и, не умывшись, кинулась за ведром. К моему удивлению, оно было полным. Рядом лежала записка.

Мне стало стыдно. Я совсем забыла про Тоню. А она и корову мою подоила, и на выпас выгнала, и завтрак мне приготовила, и на работу уехала, прямо от меня, даже не переодевшись.

В записке она напомнила дождаться визита председателя. Точно! Батюшки-сватушки! Я забегала по дому, стараясь привести себя в божеский вид, причесаться и надеть что-то более приличное, чем распахивающийся на груди халат…

Вечер тяготил Виктора больше всего. Когда рутина отпускает тебя, ты беспомощно смотришь по сторонам, не зная, куда себя деть, чем занять. Он очень скучал по сыну. Бродя по пустым комнатам его нового жилища, он прикидывал, что и где нужно отремонтировать или перестроить. Виктор решил утеплить к зиме мансарду, поставить решётку на окно и привезти сюда сына. Завтра же он поедет в город и закупит все необходимые материалы для небольшого ремонта.

Вернувшись в комнату с узкой кроватью (менять на более удобную он пока не считал нужным), Виктор сел за стол, стоящий перед окном, и начал писать. Он решил предупредить Раису, няню сына, чтобы потихоньку начала собираться. Виктор велел ей не сообщать о переезде сына бывшей жене Жанне, а то вдруг проснётся материнский инстинкт. Виктор не мог простить Жанну за то, что она в сердцах прокляла своего новорождённого ребёнка.

Разве виноват младенец в том, что мать вышла замуж не за того, кого любила?

Виктор не принуждал её к браку, но, узнав о её беременности, предложил обвенчаться, думая, что ребёнок его. Жанна и её родители были в восторге от такого решения. И всё, вроде, можно было бы считать, шло хорошо: свадьба состоялась, скоро появится новая жизнь, но Жанна с каждым месяцем становилась всё нервознее и мрачнее.

Виктор списывал всё на её беременность и старался не ссориться с ней, а иногда, когда терпеть её выходки и капризы становилось невозможно, уходил ночевать в холостяцкую квартиру. Позже, когда Жанна благополучно родила сына, Виктор, вернувшись пораньше домой, застал жену в детской кричащую и обвиняющую в чем-то ребёнка.

Младенец, весь красный, заходился плачем, а Жанна, как безумная, с всклокоченными волосами ходила из угла в угол и орала.

– Это всё из-за тебя! Если бы ты не появился в моём животе, он меня бы не бросил и не женился на своей пигалице. Ты мне всю жизнь поломал. Будь ты проклят, отродье…

Договорить она не успела. Виктор вошёл в комнату, взял на руки кричащий свёрток и, сверкая глазами, тихо, чтобы не пугать больше ребёнка, произнёс:

– Ты свободна. Иди в мой кабинет, пиши отказ от сына. На развод подам сам. Собирай свои вещи, и чтобы ноги твоей больше не было рядом с моим сыном.

Виктор слышал всё, что говорила Жанна, и понимал, что сын не его, но сердце отказывалась в это верить. Он прижал крепче к себе затихающего малыша. Ненависть к жене, появившаяся так внезапно, кипела в душе, обещая наделать глупости, но Виктор сдержался. Он дождался, когда присмиревшая и довольная Жанна напишет отказ от ребёнка и, собрав вещи, уйдёт из их квартиры, из их жизни навсегда, позвонил знакомой.

С тех пор в его жизни был только сын и добрая женщина по имени Раиса, которая ухаживал за его сыном. А когда с возрастом они стали замечать странности в ребенке, всплески резко наплывающего безумия или агрессии, начали возить его по врачам.

Физических отклонений у ребёнка не было. На приёмах у врачей вёл себя, как обычный ребёнок. Ему всё было интересно, всё хотелось потрогать или попробовать на вкус. Оставить его на обследование в клинике Виктор отказывался, поэтому до сих пор диагноз ребёнку так и не удалось установить. Психических отклонений врачи тоже не находили.

Время шло, Алексей стал чаще раздражаться. Он чаще кидался на отца и няню, царапаясь и кусаясь без всякой причины, бил посуду и всё, что попадало под руку. Казалось, вот они сидят вместе на пушистым ковре, играют новыми игрушками, и вдруг ни с того ни с сего у сына меняется настроение, осмысленный взгляд становится безумным, и ребёнок начинает рычать и кидаться на близких. Такие приступы, как правило, быстро проходили, и Алексей, словно ничего не помня, продолжал играть и звать отца посмотреть, что он придумал.

Ребёнок рос… Приступы становились более длительными. Приходилось прятать ребёнка от посторонних. Раиса, спасибо Господу за эту женщину, всегда была рядом и помогала скрывать неизвестную болезнь ребёнка от людей и ухаживала за ним. Тогда Виктор впервые задумался о возможном снятии проклятия.

Однажды, перелопатив очередные пыльные стопы бумаг из архивов, наткнулся на похожий случай, когда удалось снять с ребёнка порчу с помощью необычного серебряного кольца-оберега. Кольцо не только снимало любое проклятие, но и защищало своего носителя от всего нечистого. Самое интересное, что кольцо было передано носителю. Его невозможно было украсть или потерять, оно всегда возвращались к хозяину. Единственным способом заполучить это кольцо было искреннее желание защитить дорогого для тебя человека. Тогда кольцо воспринимало передачу подарка другому носителю как должное и становилось преданным именно ему. Долгое время такое кольцо находилось в руках Савельевых.