Ирина Сотникова - Ожидание andante

– …Что же вы, господин Директор, так неосторожны? Впрочем, зачем вам осторожность? Какое вам дело до незаметных прохожих, которые уже давно никуда, к сожалению, не спешат? Моя бесконечная жизнь подходит к завершению, но я никогда не был так фантастически богат, как вы, господин Директор. Впрочем, неправда. Я любил и был любим Хеленой, и это мое главное и единственное богатство. Мы прожили счастливую жизнь, и она ушла от меня молодой и красивой. Всё правильно: зачем ей стареть? А вы, господин Директор? Кого любите вы? Ваша пухленькая холеная жена вас ненавидит. Тайно.

Вдруг Профессор спотыкается, безумно оглядывается вокруг и, узнав знакомое место – кованую чугунную ограду и мрачный туманный сквер за ней – мгновенно успокаивается и лукаво подмигивает в сторону застывшей рядом тени:

– Каждый вечер она подсыпает в ваш кофе, господин Директор, слабо действующий яд и с очаровательной улыбкой подает его вам вместе со сливочными пирожными. Глупая она женщина! Вы, господин Директор, давно уже привыкли к ее зелью, и если умрете, то не от него. Я бы хотел видеть вас на виселице. Но, к сожалению, в наше цивилизованное время таких негодяев, как вы, не вешают. А зря. Ваша супруга – злобная ядовитая гадина! Она живет с вами под одной крышей и терпеливо ждет, когда ей по завещанию достанутся ваши деньги. Она не догадывается, что вы прекрасно осведомлены и о чашке кофе, и о молодых альфонсах, воровски проникающих через черный ход, и о долгах. И поэтому все свое состояние вы завещали… Наверное, ее хватит удар, когда она узнает, кому вы завещали свое состояние.

Профессор злорадно хихикает. Его гноящиеся подслеповатые глаза на мгновенье вспыхивают и оживают несуществующими воспоминаниями.

– Я уже не помню, когда это началось и с каких событий. Видимо, мы с Хеленой когда-то очень любили друг друга и отказались от своей любви. За это пришлось платить – каждую жизнь, ожидая полного прощения, которого пока нет. И вы с вашей женой, принимая разные облики, всегда были рядом, как демоны зла. Разве вы не помните, как затейливо переплетались наши судьбы из века в век? А я помню. Вы – тот самый кровожадный венгр, чью ласковую жену я – придворный поэт, менестрель и вечно веселый шут – не мог не целовать, потому что это была моя солнечноликая Хелена.

Какими сладкими были ее губы! Белые руки обвивались вокруг моей шеи, словно виноградные лозы, в её глазах бушевало небо. Вы когда-нибудь видели такие синие глаза? Сомневаюсь, чтобы вы, пресытившись кровью мучительно умирающих на колах мятежников, заглядывали в глаза своей жене. Она для вас всегда была так же доступна, как последняя посудомойка в мрачных подвалах кухонь зацветшего плесенью замка, как ваши наложницы перед казнью. Вы, господин Директор, не любили и не были способны испытать счастья свободы, когда кони несут вас в цветущие луга, когда блаженство обладания друг другом становится вершиной всех земных и небесных радостей. Поэтому вы нас убили. Мою девочку отравила ваша любовница-садистка. Хелена умирала долго и мучительно. Как она кричала от боли!

А меня вы, вдоволь натешившись изощренными пытками, замуровали заживо в стене башни, предварительно ободрав кожу со спины для обивки своего нового седла, и оставили небольшое оконце для воздуха. Вы ведь любили, господин Директор, сдирать с живых людей кожу!.. Я умер спустя мгновенье после смерти Хелены. Но я не проклял вас, потому что испытал с ней такое счастье, какого никогда не испытать вам. Умирая, я не думал о боли: там, за порогом жизни, меня снова ждала она – удивительно юная. И оседланные кони, и зеленые поля, и безбрежное небо. Что значат телесные муки по сравнению со счастьем любви? Ни-че-го…

Профессор продолжает свой путь, и только трость постукивает в такт его шаркающим шагам. Слышно, как падают последние намокшие листья.

– Прошло несколько столетий. Я прекрасно помню королевский камерный оркестр и свою короткую жизнь. Вы – старый уродливый горбун – были капельмейстером и сразу приметили меня и мою золотоволосую сестренку Хелену. Вы исходили желчью, когда король хвалил мои сочинения, и расточали ядовитую лесть. Став придворным композитором в девятнадцать лет, я умер на королевском ужине, выпив отравленного вина, которое мне поднесли вы. Кем тогда была ваша нынешняя жена? Не помню. Возможно, той уродливой крикливой кухаркой, которую вы каждый вечер насиловали после ужина, прямо возле плиты, где готовилась пища. А потом, когда эта толстая вонючая крестьянка надоела вам своими жалобами, вы, господин Директор, задушили ее своими нечеловечески сильными паучьими пальцами и закопали тело в подвале собственного особняка. Да-да, я вспомнил, это была действительно она. Вам очень понравилось, как она хрипела, хватая беззубым ртом воздух, как синело от удушья ее жирное прыщавое лицо, как выползали из заплывших глазниц свинячьи глазки…

Вы не пощадили и тринадцатилетнюю Хелену, мою тростиночку: женились на ней. Слава Господу, она умерла в родах, исторгнув на свет уродца, которого зачала от вас, господин Директор. Детеныш погиб через несколько часов.

…Безумное бормотание Профессора становится громче, он оживляется и начинает жестикулировать свободной рукой.

– Впрочем, господин Директор, не всё было так плохо. Помните солнечную Италию полтора века спустя? То столетие было счастливым для нас с Хеленой. Вы тогда оказались моим старшим братом. Обладая талантом к сочинительству музыки, вы мечтали покорить весь мир, но вам нужны были исполнители. И, когда поняли, что я владею редким сильным мальчишеским голосом, от которого прихожане плакали в молитвенном экстазе, вы, опоив опиумом, кастрировали меня. Я сидел в большом железном чане с горячей водой и, не чувствуя боли, завороженно наблюдал, как поднимается к поверхности кровь, заворачиваясь алыми кольцами, как вода в чане становится багровой, словно созревшее вино. Но, увы – не ваш композиторский талант, а мой голос – голос кастрата – покорил весь мир. Не ваша, а моя ангелоподобная внешность заставляла дам падать передо мной на ковры и биться в любовных конвульсиях.

Что-то в вашей судьбе сломалось, потому что вы, имея деньги, власть, способность любить женщину и быть любимым, – именно вы тогда искренне страдали и заставляли страдать меня, калеку, почти нечувствительного к душевной боли. Однажды вы встретили ее – красавицу Хелену, дочь ювелира, – и, впервые по-настоящему полюбив, предложили ей руку и сердце. Но она любила меня. Я прогонял ее не один раз, я даже пытался избить ее, надеясь, что она меня возненавидит. Хитрая женщина, она переспала с вами, господин Директор, и зачала ребенка. Мы купили небольшой дом. У нас была старая ворчливая безобидная служанка, постоянно грозившаяся отравить мужа-пьяницу. И тогда вы, господин Директор, отчаявшись завоевать расположение Хелены, разбили вдребезги свой инкрустированный золотом клавесин, подаренный королем Франции, и, сев на коня, умчались куда-то на границу, где шла война. Ту жизнь мы прожили счастливо и оба умерли в один день, от чумы. А ваш сын, господин Директор, стал знаменитым композитором, чьи музыкальные творения звучат со сцен театров и по сей день. Какая ирония!..