Роман Корнеев - Боги Иторы

А что же Ксанд, так ли он спокоен по отношению к их теперешнему положению праздно прогуливающихся по реке знатных господ?

Бард продолжал исполнять непонятно отчего ему полюбившуюся роль местного проводника, у него наготове хранились десятки каких-то чудодейственных бумаг, канцелярской магией которых он наводил преизрядный ужас на встречных любопытствующих, в заплечном же мешке он постоянно таскал с собой неразлучную лизанну.

– Ксанд, ты же бард? Почему ты нам ни разу ничего не спел?

Тонкоусое гримированное лицо осталось недвижимо.

Ответ последовал нескоро.

– Сейчас не время песен, слишком много моих хороших друзей погибло за этот круг. Слишком много. А вот сыграть, – старик ловко извлёк благородный инструмент из чехла, нежно коснулся рукояти, подкрутил что-то в механизме маховика, прислушался к звуку струн, удовлетворённо расправил плечи. – Сыграть можно. Вполне может так статься, что в следующий раз не только играть, но и слушать никто из нас уже не сможет.

Мрачное пророчество заставило всех, даже спавшего только что графа Моно, поднять лица и пристально заглянуть Ксанду в глаза. Впрочем, тот не обратил на этот к себе интерес никакого внимания. Он уже присел, согнувшись, и едва-едва коснулся клавиш.

Не зря лизанну называли королевским инструментом, Тсорин отлично знал, какое это тонкое искусство – на ней играть. На редкие выступления королевских бардов, случавшиеся при дворе Милона, ценители музыки всегда старались получить приглашение заранее. Ложи, партер, балконы всегда были забиты под завязку… Сейчас им предстояло нечто не менее захватывающее, хотя… как может сочетаться тонкий гриф лизанны с содранными в кровь мозолями на держащих руках, привыкших к мечу и дорожному посоху?

Лизанна дрогнула и запела.

Словно гудение летнего шмеля раздалось из её широкого лона, зажурчал и мотив, лёгкий, свежий, светлый, живой. Он искрилось и сверкал, проникая до самых глубин души, растворяя в себе усталость, гнев, страх, все те чёрные пятна, что неминуемо оставляет на нас жизнь.

Вот прогремел гром первой майской грозы, вот – налетел бесшабашный ветер, неся с собой свежесть и лёгкость – верные спутники начала новой жизни.

Вплетаясь искусным узором, мелодию пронзила птичья трель, ещё неуверенная, простуженная с зимы, но уже такая радостная. Ей не нужно было причин для этой радости, ей не нужно было целей в этой жизни. Она просто была, пела, цвела, радовалась и смеялась.

Тсорин словно пробудился ото сна – таким резким оказался возврат из мира зачаровывающих созвучий к нашей действительности. Как бы нехотя вокруг начали ворочать головами его товарищи, трое матросов у фальшборта никак не закроют удивлённые рты… Додт тебя задери.

Решительным шагом он направился к выходу. Пещера своей тишиной, беспрестанным гробовым молчанием лишь всё больше казалась упрятанной в немыслимые глубины Иторы, но это была лишь иллюзия, морок измученного сознания. Только сделай шаг, и ты уже всей грудью вдыхаешь ток свежего горного воздуха, ощущаешь прохладу сонного камня, скользкого от росы, гладкого, покойного…

Ему едва удалось устоять на крутом карнизе, нависшем над туманной долиной. За ним незрячей глазницей чернел грот, а впереди зияла пустота. Он поплотнее завернулся в плащ, качаясь на носках, заглянул куда-то вверх, словно искал там, в бледных предутренних небесах, ответы на свои вопросы. Впрочем, они пришли вовсе не оттуда.

– Я снова явился, человек. Как ты просил.

Он не стал оборачиваться на этот голос, если надо, его хозяин покажется сам.

– Ты как будто ждал.

– Я вовсе не ждал, у нашего народа есть особое чувство времени. Мы знаем, когда должно явиться. Это ваша история – клубок случайностей, у нас, Древних, всё иначе.

– Наше счастье, ты не находишь? В неведении. Нам не дано знать, сколько суждено прожить. Нам суждено по жизни делать страшные и странные открытия. Вы же это всё просто знаете .

– Возможно.

Было тяжело наблюдать эти лёгкие и быстрые движения. Долгожданный гость не мог не удивлять своим видом, уже третий раз они встречались лицом к лицу, но лишь впервые сошлись так близко, так невероятно близко для представителей двух чуждых друг другу рас. Да и как понять это призрачное на вид существо, оказывающееся столь страшным противником в бою.

– Возможно. Нам приходится жить не здесь и сейчас, но в массе мест и времён одновременно. Впрочем мы ещё поговорим об этом, сейчас же мне необходимо сказать тебе нечто важное.

– Она всё-таки умрёт?

– Да. Та сила, что завладела ею, слишком сильна даже для этого священного места. Но в твоих силах если не совладать с ней, то сделать, чтобы эта смерть не стала напрасной. Ты, только ты, должен помочь ей в этой смертельной схватке. Тебе дано вернуть на круги своя силу Подарка, поборов морок Проклятия. Сделай так…

Всё верно. Он не стал дожидаться завершения непрошеного наставления, зябко кутаясь в плащ, ему только и достало сил, что шагнуть обратно под безжизненные своды. Он и сам чувствовал это тяжкое дыхание там, внизу. Он не слушал, он шёл петь свою песнь. Сколько можно прятаться за спинами сильных мира сего. Иногда нужно совершить нечто по собственной воле, поставить на карту всё, чтобы победить. Чужую жизнь, да. Но и свою – тоже. Он и без чужинца знал, что ему предстоит сделать сегодня.

Ксанд оставил Тсорина с гвардейцами внизу, в одиночку поднявшись на десятиметровый каменный уступ. Отсюда хорошо была видна голая, ровная как стол пустыня позади. Если хорошенько присмотреться, то отсюда даже можно разглядеть темнеющую в зеркалах миражей кайму Мёртвого моря. Его солёные воды, казалось, пропитали смертью весь здешний воздух, не давая расти травам, иссушая ручьи, обветривая лица. Впрочем, им ведь и возвращаться отнюдь не этой дорогой… дожить бы до того возвращения.