Виктор Подъельных - Яблоко от яблони

А Надя… просто жила. С детства она научилась легко относиться к неприятностям и в каждой из них находить что-то полезное для себя, в каждой видеть кусочек счастья. Это было несложно. Когда она сломала руку – появилась возможность много читать и размышлять в одиночестве, выписали очки – стала выглядеть взрослее одноклассников, никто уже её не задирал, и все прислушивались к её мнению. Заблудилась в лесу – испытала себя на выживание в трудных условиях и, вместе с тем, полюбила всем сердцем этого огромного лохматого великана с его лесными жителями, ручьями и опушками. Когда Надежду бросил муж, она была ему очень благодарна в душе, ведь не нужно было омрачать дальнейшую жизнь, растрачивая её на пьяные разборки и ругань. И пусть она заплатила за это драгоценностями – это была настолько ничтожная плата, что не стоило об этом переживать. Ведь могло быть и хуже, намного хуже…

Искать благодарность в каждой ситуации стало для Нади привычкой, она научилась видеть то, что другим порой было не под силу. Порой она старалась помочь людям увидеть то, что спрятано за гранью боли, тоски, отчаянья. Но на неё смотрели как на идиотку, отмахивались и порой даже ненавидели. Поэтому у неё не было подруг, а мужчины, узнав её немного, тут же рассеивались, как дым. Она была для всех обыкновенная дурочка, которая то и дело попадает в неприятные ситуации. Непутёвая. Никто и не догадывался, что Бог ведёт эту «непутёвую» к счастью самой трудной, а значит надёжной дорогой.

Вот и с этим круизом всё получилось не так, как надо. Прямо как у Высоцкого! Началось всё с того, что Надежда долго не получала зарплату. Организация, в которой она работала машинисткой, переживала трудные времена. Директор проворовался, и его осудили, арестовав счета, а все сотрудники были распущены по домам. Имущество выставили на торги, и погасить долги по зарплате удалось нескоро. За это время Надя научилась вязать крючком, прочла не один десяток книг, поработала в клубе собаководства и освоила графический редактор. Когда она получила на руки крупную сумму денег, особо раздумывать не стала – купила путёвку в кругосветное путешествие.

– Ой, Надька, какая же ты непутёвая! – огорчённо выговаривала мать, узнав об этом решении, – машину бы купила лучше, ездишь на трамвае, как нахлыстанная!

– Мам, я обещаю звонить вам с папой каждый день, а машина – к чему она? Я пока и так везде успеваю… А о путешествии я давно мечтала!

Надя не любила оправдываться, да и в чём она была виновата? Только в том, что непутёвая? Она вспомнила своих «путёвых» подруг с перекошенными от вечного недовольства лицами и внутренне содрогнулась. Ну уж дудки!

…А вчера она опоздала на пароход и осталась одна в этом маленьком южном городке. Без вещей, денег и документов. Но Надежда не стала переживать или закатывать истерику. Ведь она, благодаря этой неприятности, обрела своё место, нашла свой рай.

Женщина прислушалась к себе и, почувствовав внутри долгожданную тишину, радостно улыбнулась и пошла дальше. Навстречу своему счастью.

Мы собрали вещи, купили продукты и мчим на полном газу в самую глушь. Не к тётке, не в Саратов. В Ковжу. Так называется урочище, которое состоит из нескольких деревень – Попово, Быково, Рябово и Кузьмино. Деревни стоят на берегу тихой речки Ковжи, которая несёт свои воды прямиком в озеро Лаче.

Ковжа – родина тестя, где он родился, вырос, где жили его предки. Он настолько привязался к этим местам, что ждет – не дождётся лета. Лето для него – это возможность посидеть на завалинке, наловить рыбы, насобирать ягод и грибов, вспомнить мать и отца, покачать свою старую, почерневшую от времени зыбку, погладить шершавые, в глубоких трещинах брёвна родного дома. Тесть снова прикоснётся душой к тем далёким временам, когда здесь бурлила жизнь – кукарекали петухи, лаяли собаки, стучали топоры, визжали пилы, да звонил к обедне колокол. Тут он по-настоящему счастлив, он дома.

Я думаю о бабушке. Как она также ждала лета в надежде увидеть родную деревню. В суровые морозы грезила о земляничных полянах, о брусничных болотах, о шумной речке. Эти воспоминания согревали её сердце, наполняли душу тихой радостью и надеждой. По весне мы приезжали в деревню. Я смотрел на бабушку и видел восторг в её глазах и неподдельное счастье. Такой взгляд бывает у ребёнка, когда ему подарят игрушку, о которой он давно мечтал. Я был рад каждый год дарить ей эту «игрушку». В это лето не получилось…

А сейчас я вижу такой же восторг в глазах тестя. От этого мне становится хорошо, такое ощущение, что я сегодня настоящий Дед Мороз и исполнил его самое сокровенное желание. Мой дед умер, когда я только родился. Порой в детстве я часто смотрел с завистью на ребят, у которых были дедушки. Они забирали внуков из детского сада, рассказывали им истории из жизни, покупали гостинцы. Однажды в моей жизни появился тесть, и иногда я стал обращаться к нему коротко: «Дед». Он и вправду заменил мне деда – научил ставить сети, управляться с мотором, распознавать разные травы, птиц, ориентироваться в лесу, да много чему научил. Бывший лесник, он был здесь хозяином – знал, в каких местах набрать полную корзину черники или морошки, где водятся белки и лисы или растут дикие яблони. Он и сейчас всё помнит, но силы уже не те, что раньше, да и сердце порой пошаливает. Ему бы поберечься, но душа по-прежнему рвётся в деревню.

– Я там всё время чем-то занят, а что мне в городе делать? Только у телевизора сидеть.., – тесть горестно вздыхает и отводит глаза, но я успеваю заметить в них слезу.

Мы едем в Ковжу. Ласково светит солнце, облака, похожие на причудливых зверей, важно плывут по небу, за окном мелькают деревья, а сзади клубится густой шлейф пыли. Проезжаем первую деревню, за ней на отдалении – вторая, потом – третья. Каждая из деревень не похожа на предыдущую. В одной дома стоят у самой дороги, задыхаются в пыли, в другой – полукругом, словно хороводят, а в третьей – разбросаны тут и там, будто горох. Я смотрю на дома. Рыба гниёт с головы, а дом – с крыши. Встречаются дома, словно девки на выданье. Крыши у них покрыты железом или «ондулином», ни дать ни взять – модные шляпы, стены обшиты «сайдингом» – словно красивые платья. Увидишь такой дом, и глаз радуется. Да и сам дом стоит весёлый, задорно поглядывая пластиковыми окнами. Есть дома попроще, покрытые, словно цветастым платком, баннером со всевозможными надписями. Тут тебе и «кухни на заказ», и «голосуй за нашего депутата», и «выгодный тариф». Дома с такими крышами стоят слегка смущенные, будто стыдятся этих надписей.

Есть и заброшенные дома. Они сиротливо жмутся и смотрят с завистью на богатых соседей. Крыши у таких домов прохудились, а где-то и вовсе рухнули, окна мрачно зияют пустотой, а из развалившихся труб не идёт дым. Всё, что у них осталось – память о прежних временах, когда они были крепкими и надёжно защищали хозяев от зимних метелей, летнего солнцепёка и дурного глаза. Хозяева уехали, и дома тихо грустят, с каждым годом пригибаются ниже и ниже к земле.