Екатерина Каптен - Мир, в котором меня ждут. Ингрид

После школы Ингрид отправилась домой. Уже похолодало, что для Санкт-Петербурга было нормальным. В эти два дня резко начались промозглые дожди, столь обычные для осени, что Ингрид почти их не замечала. От холода коченели пальцы, дырявая обувь промокла насквозь, а сырая куртка не спасала от ветра.

Сегодня девочке не надо было идти в художественную школу – значит, этот день оставалось посвятить домашним заданиям. Она пришла домой, где были только её тётя и малолетний кузен, пообедала (аппетит притупился, будто желудку разонравилась земная еда) и завалилась на диван. Ингрид чувствовала усталость, но не связанную с прошедшим уроком хореографии. Напротив, прекрасная физическая разминка наполнила её энергией, но вся эта энергия за полчаса пребывания на земле словно канула в Лету. Ингрид села рисовать. Сегодня её темой были костюмы Междумирья: она делала наброски людей в одеждах, которые видела там. Благородные ткани, много длинных одежд в крупных складках, интересный крой – всё хотелось запечатлеть в бумажной памяти. Время за рисованием шло незаметно. Она посмотрела на комнатные часы и подумала о двух вещах: первая – скоро придёт мама и снова будет ругать за то, что она ещё даже не садилась за уроки; вторая – уже пять часов, в Междумирье пора на ранний ужин.

Мысль о еде подогрела аппетит. Ингрид сходила на кухню за чаем и бутербродом, подкрепилась, достала школьные тетради и учебники. Потом позвонила Ленке, рассказала ей новости про нового учителя химии и, наконец, уселась за учёбу. Обычно Ингрид сначала делала письменные задания, затем те, что надо было железно вызубрить, и после, если оставались время и силы, всё остальное. Даже без учёта занятий школы искусств, которые занимали три учебных дня, она много времени тратила на уроки, ей тяжело давалась зубрёжка. А если рядом провокационно лежал ещё не покрытый рисунками лист бумаги, то подготовка растягивались до полуночи. Теперь же ей надо было управиться хотя бы к восьми часам вечера, чтобы успеть в термы. С трудом собрав себя в кучу, Ингрид всё же села за алгебру, русский язык и английский, однако мысли зерном рассыпались в разные стороны. Одолев их, Ингрид успела кое-что к приходу мамы, потом сделала перерыв на общение с семьёй, и уложилась с обязательным минимумом к восьми часам.

Улучив момент, Ингрид через дверь ванной перешла в Древний дворец на молитву и последнюю трапезу. Перемещаясь между Петербургом и Междумирьем, девочка наблюдала смену своей одежды (как и положено, её домашняя одежда сменилась на ту форму, что была на ней надета с самого утра) и думала: можно ли переместить оттуда вещи на землю? Если часы во Дворец она унесла, то действовал ли закон в обратную сторону? Однако дверная ручка всегда оказывалась с ней при возвращении из того мира, не в руке, так в кармане или за пазухой. Может быть, это было особенностью именно портала? Ингрид размышляла, как такое возможно. Тем временем её копия осталась на земле, покорно вымыв руки, вернулась в комнату за уроки, а сама девочка поторопилась в зал на молитву и трапезу.

Хор начал петь, и Ингрид снова не разобрала ни слова. После молитв зал наполнился гулом, но не таким, какой стоял в её школе. Последняя трапеза состояла из лёгкой еды, такой же, как и первый завтрак. Хлебцы, сыр, орехи, компоты, йогурты и ряженка. У Ингрид к этому времени всегда просыпался зверский голод, и она могла съесть всё, что не прибито. За столом с ней сидели Нафан, Хельга и Артемида. Ингрид внезапно, как это с ней регулярно случалось, сказала:

– Ой, у вас такие красивые имена! И не повторяются. Есть у вас и старинные греческие, и варяжские… У нас так на земле сплошные Маши, Кати, Даши, Насти, Юли, Юры там… Саши, Андреи…

– Ингрид, а разве твоё имя редкое у вас? – удивилась Хельга.

– Я вообще одна такая. Надо мной с детского сада шутят, – ответила та.

– Детский сад? Что это? – повернулась к ней Артемида. Эта девочка была тонкой шатенкой с оливковой кожей и глазами древесного цвета, её чуть острые скулы выдавались в стороны и придавали лицу лёгкое диковатое выражение, а пальцы скорее напоминали ветви масличных деревьев. Ростом Артемида была с Эдварда, выше Хельги и немножко выше самой Ингрид, но самым высоким в этой компании был Улав.

Артемида продолжила:

– Это что-то вроде оранжерей, где дети выращивают свои цветы?

– Э-э-э, нет. Совсем нет. – Ингрид поняла, что ей придётся многое объяснять, и на всякий случай спросила: – Разве те люди, которые попадают сюда с земли, совсем ничего не рассказывают о ней?

Нафан улыбнулся с долей горечи:

– Ингрид, дело в том, что на нас на всех едва ли сотня человек наберётся с земли. На всё Междумирье к настоящему моменту за последние лет сто.

Краткий экскурс Нафана посеял больше вопросов, чем ответов. Ингрид сложила руки перед собой и озадаченно склонила голову набок.

– Подробно тебе расскажет Георг Меркурий. Хорошо, что ты попала в свой язык: ты могла попасть в другую языковую зону, тут же все говорят на русском, – уточнил Нафан.

– Георг Меркурий говорил, что из Питера можно только сюда попасть. Так, хорошо, имена-то у вас не русские, – Ингрид вновь вернулась к именам. Особенно её это интересовало потому, что её имя прекрасно вписывалось в картину Междумирья и вообще не подходило к земле. Как будто бы девочке специально дали именно такое, зная наперёд, что ей предстоит попасть в сюда.

Хельга несколько возмутилась:

– Что значит «русское имя»? Как у вас зовут людей?

– Нууу…. В нашем классе одна Марина, одна Карина, Лена, две Екатерины, две Дарьи, Оля, на всю параллель, наверное, шесть Ань, Маши, ещё есть Александры, Антоны, Владик, Юль человек восемь, Иваны, Алексеи, Сергеев человек пять, Костя, Игори, Никиты…

– Хочешь сказать, что это всё – русские имена? – Хельга прищурилась.

Ингрид зависла. Ведь все имена, к которым она так привыкла и которые давно считала русскими, на самом деле в большинстве оказались греческими, латинскими, германскими – самыми разными, но не исконно русскими.

– Да, – признала Ингрид и, подумав с полминуты, добавила: – Просто мы привыкли к этим именам. По большому счёту из русских имён я помню только Светлану, Веру, Надежду, Любовь… Да всякие там Славики и Полки.

– Полки – это что за имя такое? – спросила Хельга.

– Ярополк, Святополк, например. Правда, сейчас так не называют. Знаю, что тысячу лет назад на Руси были такие имена.

– Ты говоришь, что ты одна-единственная Ингрид в своём классе? – внезапно заговорила Артемида.

– Не то что в классе, вообще в районе, а может, даже и на несколько районов.

– Тогда почему тебя так зовут? Ведь твои родители как-то выбрали тебе именно это имя, – сказала Артемида. Она была из тех, кто своей последовательностью мог брать горы.