Наталья Морозова - На перепутье миров

Кван молча пожала плечами. Понимай как хочешь. Надменная сучка.

Я уже было открыл рот, чтобы сказать ей пару ласковых, как вдруг из ниоткуда появилась громадина корабля. А я понимаю, что надо бежать, спасаться – а сдвинуться не могу с места! Днище, блестящее, как мушиная задница, нависло над кварталом, над разрушенными домами. Прямо над нашими головами. А потом повалил синий дым.

Вот теперь я точно умер. Все мы умерли. Ад. Ад. Адова жара. Сверху, снизу от потрескавшейся почвы. Отовсюду. Сгустившаяся кровь стучит в виски изнутри бедной моей головы… как больно, больно! Не могу думать ни о чём, кроме этой пульсирующей боли.

– Эй, писака! – осторожный шёпот слева, – попей, легче станет!

Смутно знакомый мужчина протягивает пластиковую бутылочку. Вода. Тёплая, с затхлым запахом. Жадно выпиваю всё. Кровавая пелена перед глазами немного рассеивается. Уже легче.

Каким-то неведомым чувством понимаю, что нельзя разговаривать. Нельзя вставать без разрешения. Ничего нельзя.

Где мы? Почему эти люди мне будто знакомы? И кто я такой, в конце концов?

Уже много позже я узнал, что синий туман нейтрализует органические объекты, вызывая временный паралич. У разумных возникает неполная амнезия.

Потом резко, в одно мгновение, вспомнилось: подземный зал автостанции, забитый ранеными; стреляющий вверх, в нависшую громадину, Мад; Зор, пытающийся поместить в самодельный лубок мою сломанную ногу…

Мой ноут с неоконченной повестью. Чёрт, как же мне теперь быть – никто, никто не понимает, как жизненно важно додумать, дописать…

Это неважно. Теперь – неважно. Всё там, позади. На Земле. А мы – здесь. В аду.

Поле вокруг безгранично. Вокруг вспыхивают, сияют и переливаются неизвестные мне растения. Они посажены густо, плотно. Стеклянистые венчики режут пальцы, поэтому приходится быть осторожным.

Команда Мада и здесь держится вместе. Вокруг вожака.

Все оказались живы. Все до единого. Даже кошка Кван. Девчонка сделала специальную переноску, наподобие той, в которой носят младенцев, и оттуда выглядывала недовольная усатая морда. Пропали дети – на станции их было четверо. Один – совсем малыш. Но здесь только взрослые.

Наши раны таинственным образом исчезли. Наверняка это неведомые хозяева привели в порядок своё имущество.

Сколько мы уже здесь? Зор говорит – две недели. Я потерял счёт времени, так однообразно и невыносимо для меня здешнее бытие.

Просыпаемся вместе. Засыпаем одновременно, по ментальной команде невидимого надсмотрщика. Наверное, это робот – уж больно всё автоматизировано, продумано, отлажено. Спим тут же, на поле. Прямо под раскалённым сиреневым небом. «Ночью» свет слегка приглушают.

Еда – раз в день. Летающий модуль, похожий на квадрокоптер, выгружает контейнеры и воду в бутылках точно по числу рабов. Мад попытался было взять лишнюю порцию – и тут же упал, корчась и обхватив голову.

К работе приступаем сразу после еды. До каждого – каждого! цветка надо дотронуться. Просто прикоснуться к серединке. Попытка пропустить цветок – наказание. Попытка заговорить с соседом – наказание. Остаётся только думать. Кто нас сюда притащил? Зачем мы делаем эту бессмысленную работу?

И самое важное. Как отсюда выбраться? И – где мой ноутбук?

Мад.

Не думал, что попаду в такой переплёт. На войне проще: вот ты, вот враг. А здесь против кого воевать? Задницей чувствую, надо быстрей отсюда выбираться.

План у меня готов давно. Но одной только нашей командой не справиться. Надо больше людей.

Обмануть надзирающую систему довольно просто. Она, как я понял, реагирует на звуки – и громкие, и почти неслышные. Визуальное наблюдение не ведётся – я, например, обязательно пару камер поставил бы. Видно, у инопланетян другие соображения.

Фломастер нашёлся только у меня. И, знаете, в тот момент, когда я подошёл к Зору и протянул ему ладонь, на которой написал своё послание, я снова почувствовал себя живым. Почувствовал себя сержантом Мадом Ферроузом, а не рабом пришельцев. Начиналась война, и мне на ней было самое место.

Подготовка продолжалась три цикла. Долго и муторно: во время перерыва на еду написать сообщение, показать Зору, дождаться ответного – быстро, быстро и без звука, и время стремительно заканчивается. То же после работы, пока нас не выключили. Такая медлительность, с одной стороны, раздражала. С другой – помогала продумать безошибочный план.

Опыты проводили на себе – я и Зор. По очереди. Если с одним что случится, другой доведёт задуманное до конца.

Выяснили, что если орать в небо и требовать контакта, тебе прилетает двойная доза успокоительного. Весь следующий день только тупо тыкаешь цветочки.

Побег одиночки заканчивается так же. Массовый побег трёх добровольцев – синим туманом. Ну как побег – бежать особо некуда, пытались добраться хотя бы до конца поля.

Что ж, пора осуществлять план Б. Терять нам нечего.

Сегодня мы идём ва-банк. Каждый получил клочок ткани с инструкциями. Фломастер почти высох. Если всё получится – он нам больше не понадобится.

Когда продуктовый модуль подлетел, мы были готовы. В момент сброса он обычно опускается ниже – и я, сидя на плечах Флинта, набрасываю лассо, сплетённое из невероятной рванины, на выступ корпуса. Быстро тянем маломощную машинку вниз, она верещит, пытается вырваться, но хлипкая веревка выдерживает. Все действуют слаженно, по инструкции. Чувствую, как внутри поднимается волна ликования – сержант Мад опять в своей стихии! Чёткая организация и безусловное подчинение – вот чему меня учили в армии. И это спасёт нас сейчас. Возможно.

Модуль противно визжит, когда парнишка из команды Зора, механик, пытается открутить одну из частей корпуса. Нам не нужна насадка или сам коптер – мелкий аппарат размером с легковой автомобиль. Все мы не поместимся, нечего и думать об этом. Нам бы что покрупнее – модуль ремонтника, например. Если здесь такие есть. А если повезёт, то и кто поважнее пожалует, тогда и поговорим.

Вы не представляете, как на людей действует искра надежды. Все действуют быстро, чётко, слаженно. Без единого слова. Теперь люди смачивают тряпки – водой или мочой – и завязывают лица. На случай синего тумана.

Но то, что произошло – такого мы не планировали, нет. Этого мы не учли, честно говорю. Прямо в зените над нами появляется знакомый выпуклый глаз – лучи, исходящие из него, опускаются вниз, захватывают меня и Зора – и мы, беспомощные, как младенцы, поднимаемся выше, выше – и наступает темнота.

***

Наверное, помните то место, где очутился Гарри Поттер после смерти? Вроде бы вокзал, весь в тумане. Вот в таком тумане мы и очнулись. Только без вокзала. Ничего не видно вокруг. Мы будто в центре молочного шара. Но чьё-то присутствие ощущается так явственно, что у меня волоски на загривке дыбом встали.