Натали Якобсон - Госпожа фараонов. Дочь зари

– Твое нежелание разделить ее ожоги и ее боль, – голос бормотал снова уже над ухом, мрачный, как ночь. – Твоя боязнь обжечься о то, что люди называют страстью и чего ты вообще не знаешь. Твой страх вернуться на небеса и снова обнаружить там всесокрушающий огонь. Твое нежелание лишиться самостоятельности, но вместе нам было бы лучше. Ведь мы всё еще одно.

Так говорит джин из лампы в людских сказках. Так действуют ее духи, завидев смертных путников. И в лампу вселиться они вполне могут. Одну такую лампу, сделанную подземным карликом из золота, Алаис забрала себе. В ней поселилось сразу много духов, вырывавшихся наружу серебристым туманом. Двенадцать или тринадцать. Все они верно служили ей. Даже находясь в лампе, они легко наблюдали за событиями по всему миру и обо всем могли узнать, чтобы доложить ей. Но откуда и главное от кого исходит мрачный голос, не знали даже они.

– Мы созданы единым целым, как солнце и тень. Как огонь и порожденный им пепел. Как красота и уродство, соединенные в твоей армии. Нашей армии! Мы должны снова быть вместе.

Голос начал сводить ее с ума. Должно быть, это нападки бога. Он хочет, чтобы она вернулась, бросив своих обожженных слуг на земле.

– Не сравнивай меня с ними и с ним. Свергнув его, я стал бы лучше. Нам просто не хватило сил и единства. Лишь вместе мы сильны.

Знамя ада – огонь. Алаис чувствовала тех, кто сошел в ад – пропасть разверзшуюся под землей. Голос говорил оттуда. И он не принадлежал ни одному воину из ее войска. Он будто говорил с ней из ее же собственного разума. Он был темной частью ее самой. У ангелов нет тени, как у людей, но после падения она, похоже, появилась.

– Мы прошли сквозь огонь, чтобы быть вместе, – продолжал увещевать голос. – Бог не может нас разделить.

– Но разделил!

Зачем она это сказала? Мрак издал вопль ярости, от которого содрогнулась пустыня.

– Ты мое отраженье, а я – твое, и мы будем вместе снова.

– У ангелов нет отражений, – но у нее оно появилось. Сначала в лужице, выплюнутой водяным существом, заползшим в пустыню, затем в зеркале.

– Ты больше не ангел, как и все, кто с тобой, – продолжал шептать мрачный голос.

Алаис глянула через плечо на крылья. Да, они стали черными. Вероятно, так кажется из-за темноты. Еще днем они были золотыми. Но у ангелов-то они должны быть белыми. Золото – цвет порока, занесенного на землю падшими ангелами. Золото это застывшая субстанция солнца. Мертвое солнце! А оно должно быть живым. Золото в виде металла противоречит первозданной божественной природе, может поэтому люди так часто убивают друг друга из-за него. Не менее часто они убивали друг друга из-за самой Алаис, ставшей источником рождения, как света, так и золота. Пустыня полнилась кровью путников и их трупами, которые пожирали ее вечно голодные слуги. Они ели плоть, пили кровь, но их раны почти не заживали. Что же можно для них сделать?

– Бросить их! – это был голос тени, заговоривший снова. – И вернуться на небеса. Извинись! Бог тут же тебя простит, и ты начнешь готовить его ангелов к битве снова. За тобой снова многие пойдут. Ты ведь так хороша. Упадешь еще раз, бог простит тебя опять. Он всегда тебя обожал, моя светлая тень. Соблазни его, наконец, и уничтожь. А потом призови меня.

Слова «кто ты» застыли у не на губах. Она узнавала голос собственного разума, хоть сейчас мыслила иначе. Падение ее изменило.

– Я не могу их всех бросить, – она кивнула на монстров, ползающих по песку. – Все, кто пошли за мной, теперь под моей ответственностью.

– Они побеждены и искалечены, ты зря тратишь на них время.

– Я люблю их! – она понимала, как дико это звучит сейчас. Она не любила их, когда их красота восхищала небеса, даже когда они шли за ней в бой, они были всего лишь армией. Армия нужна каждому полководцу. Это дань обычаю. Чувства были сдержанными. Но сейчас любовь прорвалась наружу. Из-за нее их низвергли, из-за нее их пытали, из-за нее их изуродовали и обожгли, а они всё еще готовы были ей служить. Так же преданно, как и на небесах.

– А любили бы они тебя, если б ты сейчас была так же уродлива, как они? Как я… Тебе повезло, что твое уродство живет отдельно от тебя.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Алаис, но втайне она уже это понимала и внутренне содрогалась. Воспоминания о том, как нечто горящее и изувеченное отделились от нее при падении, болью пронзило мозг. Это было! И это не было сном! А даже если и было, ее сны никогда ей не лгали. На небесах вообще было сложно отделить сон от реальности. Там вечность проходила, как сон. Мрачная реальность началась на земле. А сны о волшебстве вторгались в нее золотыми чарами.

– Нужно показать смертным, что такое волшебство!

– Зачем? – насторожился голос.

– Их жизнь без него пуста.

– Смертные это вид скота, они тебя не оценят и не поймут.

– Но я всё равно рискну.

– И напорешься на их ножи.

– Вряд ли, я всё еще бессмертна. Смертны они.

– Они посадят тебя в клетку за твое умение.

– Они слабые, сильная я. Править ими дано только мне.

– Лучше останься здесь, со мной.

– Я ведь даже тебя не вижу.

– Зато я хорошо вижу тебя, и твоя красота, отделившаяся от меня, нравится теперь мне даже больше, чем когда она сияла на моем собственном лице. Лишь потеряв что-то, мы познаем, как оно ценно. Таково проклятие бога.

– Он решил нас проучить, но вместо этого подарил нам свободу. Мир это наше царство. Ни с каким богом мы его уже не делим. Здесь мы сами можем стать богами, мы и наша армия.

– Ты уже начала говорить о нас, как об одном. Мне это по душе.

– Ты хорошо убеждаешь. Я начинаю доверять тебе, – или своему сну. Не важно! Самой себе она всегда доверяла больше. Но мрак действительно был половиной ее самой.

Он сгустился рядом. Его очертания формировались в подобие клешней. Вначале он тронул ее золотые локоны, затем попытался проникнуть внутрь нее, но ему это не удалось.

– Люди называют таких, как ты джиннами, – поделилась Алаис. Ее уши четко улавливали то, о чем шепчутся смертные за пустынями. – Джинны это те мои воины, у которых не осталось тел – один сгусток мрака вместо оболочки.

Еще были джинны из огня, но перед ней витал именно столб мрака.

– Кем из моих воинов ты был, пока не погиб? Назови свое имя?

– У меня нет имени, – мрак прильнул к ней. – Я это ты! У нас одно имя! Денница!

– Денница это значит заря! А ты весь темный! Как ты можешь именоваться Денницей?

– Хочешь дать мне новое имя, как ты дала его себе? – голос мрака стал проникновенным.

Алаис прикрыла веки, ощущая странное наслаждение от близости с темнотой. Мрак обвевал всё ее тело, ласкал крылья, стремился проникнуть под кожу.

После битвы Михаил выкрикивал оскорбления – дьявол, сатана. Это означало противоборствующий ангел, отступник. Вероятно, это ее новые имена.