Marck Ragnoss - Пролог

Пальмира предвестником рока нависла над Морриган, а последняя фраза обжигающим потоком пронеслась до самого сердца послушницы. Как паук наблюдает за потугами мухи вырваться из сети, так и наставница наблюдала за реакцией своей подопечной. Морриган оставалось лишь молча сжимать бортик комода, стоящего позади неё и смотреть на Пальмиру взглядом насупившегося волчонка, наполненным болью принятия правоты своего учителя. «Да что она?!… Да как?!… Я…» – Морриган сдалась, по щекам текли слёзы обиды за сказанное дорогим ей людям, которые заменили ей семью, а её саму заполнил страх неотвратимой ответственности за сделанное, и, хоть она и была готова её принять, но никак не хотела этого. Зажмурившись, девочка бросилась в сторону выхода, но ударилась о что-то твёрдое. В тот же миг её плечи крепко обхватили тёплые, тонкие руки, а макушки коснулись суховатые губы. «Глупый ребёнок…», – тихонько прошептала Нирия, продолжая прижимать к себе рыдающую Морриган. Пальмира лишь тяжело вздохнула. В такие моменты она понимала, почему у настоятельницы был настолько тяжёлый характер. Протерев запотевшие очки, наставница, словно заботливая мать, обняла своих, таких наивных и ещё слишком юных, подруг. Девочки стояли так ещё какое-то время, после чего Пальмира поцеловала обеих в лоб и сказала идти в кровати, предварительно помывшись в холодной воде, чтобы страсти вконец утихли. До самой глубокой ночи послушницы расчёсывали друг друга и ни разу не обмолвились об инциденте с растениями, лишь вспоминали былые дни в академии. Например, как Нирия пролила вино на один из свитков столетней давности, из-за чего ей пришлось всю ночь переписывать его по памяти, так как свиток принадлежал самой Виске! Когда Пальмира уточнила, что настоятельница сразу же раскусила обман, Нирия была готова провалиться сквозь землю: «Пергамент-то был новый, гений! Тебя спасло лишь то, что ты смогла его с точностью и без ошибок восстановить, только поэтому Виска делала вид, что всё в порядке». Морриган же ещё долго извинялась перед своими подругами за своё неразумное и эгоистичное поведение. По её словам, её убивал тот факт, что столько времени было выброшено, и весь её труд превратился, в прямом смысле, в огромную кучу из непригодной земли и завядших сорняков. Привычка проводить все свои исследования стихийно и самым признанным в науке методом проб и ошибок, в этот раз сыграла с девушкой злую шутку. С самого начала она и не думала о записях от слова совсем! Теперь же для восстановления нового вида, молодой послушнице нужно было провести в этой глуши ещё полгода. Морриган сама не до конца понимала, что угнетало её больше в этой ситуации:

– Обещаешь б-быть хорошей девочкой и не называть меня больше з-заикой? – со строгим прищуром проговорила Нирия.

– Я же сказала, мне очень стыдно… я знаю, как ты переживаешь из-за этого, прости, я знаю… – Нирия аккуратно поднялась с кровати и начала рыться в своих бумагах. Пальмира лишь довольно хмыкнула. На кровать полетели свёртки с датами, зарисовками и точным описанием каждого этапа выведения растений.

– К-когда в следующий раз захочешь сказать, к-кому нужны мои, ц-цитата: «ненужные записи», рекомендую п-п-посмотреться в зеркало – девушка со всей возможной суровостью протянула подруге руку в знак окончательного примирения.

– Нирька… я… – на глазах Морриган заблестели слёзы бесконечной благодарности.

– И я тебя люблю, мозолька!

Дом снова наполнили смех и тепло. Но вскоре и в нём погас свет, давая ночи полностью укрыть Оуквилл. На пустынные улицы городка ступила ночная прохлада, изредка доносился писк пролетающих над крышами летучих мышей, а сонные деревья тихонько перешёптывались раскидистыми кронами. Ночные облака лукаво прятали звёзды и, словно невзначай, пытались укрыть и месяц, тускло освещающий пустой причал с рыбацкими лодчонками. Всё сущее погрузилось в блаженный отдых, ожидая прихода следующего дня.

После той ссоры прошло уже две недели. Послушницы всё так же занимались своими привычными обязанностями, и, благодаря записям Нирии, Морриган смогла куда быстрее подобрать нужные комбинации семян для выведения её собственного вида. Но, как говорится, не бывает бочки мёда без ложки дёгтя – из-за того, что земля возле дома послушниц стала непригодной для новых посадок, а занимать на подоконнике последние крупицы свободного пространства не хотелось, юной послушнице пришлось воспользоваться пустырём у самых городских стен, что очень сильно раздражало её. Нахаживать туда-сюда по городу, чтобы приносить всё необходимо, или два раза в день таскать за собой тяжёлую тележку- ни один из этих вариантов не прельщал Морриган, но, скрепя зубами, она всё-таки смирилась с подобными издержками, лишь бы никого не подпускать к своей драгоценной поросли. После того случая, она могла доверить заботу о своём деле только подругам, но и у тех хлопот прибавилось.

Лечебница начала давать свои первые плоды, что обеспокоило Пальмиру. Да, основной задачей подобного заведения является помощь людям с выздоровлением, но сам факт наличия заболевших- не самая приятная новость. Наставницу тревожили симптомы и скорость развития неизвестного недуга. Заболевшими были четверо рыбаков и один охотник, у всех наблюдались сильный жар и странные, словно оплавленные, гноящиеся язвы по всему телу. Ногти отслаивались, волосы выпадали целыми клоками, и ни одна из настоек, даже самых сильных, не могла надолго сбить лихорадку или унять боль. Заболевшие бредили, их глаза заплывали белым налётом, казалось, что болезнь их переваривает, подобно желудку невидимого зверя. Пальмиру очень пугал тот факт, что симптомы у всех проявились в один день, а до этого ни один из них даже на слабость в теле не жаловался. Она понимала, что ситуация может очень легко выйти из-под контроля. Пока что послушница сама могла ухаживать за пациентами, но если это были не единичные случаи заболевания, и большая часть людей уже сейчас стали разносчиками, всё могло перерасти в полноценную эпидемию, что для Оуквилла соразмерно смертному приговору!

Через день тяжких раздумий, Пальмира решила не рисковать и, первым же делом, придя утром в лечебницу, села за свой рабочий стол на втором этаже и принялась составлять письмо настоятельнице Виске, в котором подробно описывались симптомы и течение странной болезни. Послушница поделилась с настоятельницей своими переживаниями и страхами, прося прислать кого-нибудь опытного. Ей не хотелось показаться слабой, или чтобы Виска разочаровалась в своей преемнице, но и быть виноватой в вымирании целого города Пальмира не хотела. Чувство беспокойства за благополучие своих подопечных и ответственность за жизни горожан тяжёлыми каблуками наступили на горло гордости послушницы. Дописав последние строки, она поспешила к Нирии, в её импровизированную библиотеку. Идя по широкой улице, Пальмира, то и дело, покусывала ногти, мысли вперемешку с эмоциями, словно рой пчел, заполняли её голову монотонным гулом и вязкой тревогой. Она даже не заметила, как прошла нужный дом, пока не врезалась в идущего мимо трактирщика. Тот лишь улыбнулся и попробовал завести разговор, но девушка торопливо извинилась и поспешила к подруге. Зайдя в дом старосты, она увидела Нирию, точнее, её взъерошенную макушку, торчащую из-за стопок книг. Девочка уже несколько дней подряд во всю перебирала старые архивы, ища хоть что-то похожее на странную болезнь. Она не приходила домой, чтобы не терять драгоценное время и оставалась ночевать прямо в доме старосты Матиаса. Старик хоть и ворчал, но добровольно поил свою незваную гостью чаем и угощал домашней выпечкой. Глаза Нирии были красными от усталости, а спина отказывалась держать хоть какое-то подобие осанки. Не заметив Пальмиру, послушница продолжала что-то бубнить себе под нос, пока на её плечо не легла рука наставницы, от чего девчушка подскочила и громко ударилась коленями об стол: