Владимир Радимиров - О людях и богах. Рассказы

На лицах у богов появилось выражение раскаяния и очевидного сожаления. Все согласно закивали головами, словно это не они, а кто-то другой здесь набезобразничал, и надобно было этих разгильдяев осудить, что называется, всем божьим народом.

– Экхэ-экхэ! – прокашлялось Божество и продолжало уже потише: – Ну да ладно, прошлого уже не воротишь, тут даже я бессильно… Но будущее покамест в ваших руках, негодники! Поэтому я пригласило вас сюда не тары-бары впустую растабарывать, а для коронования одного из вас на должность Главного Земного Бога. Так что проникнитесь важностью момента, товарищи божки… И докажите, что именно вы, а не кто-либо другой, взять корону Земли достоин. Понятно?

Боги вразнобой закивали головами и выразили на своих лицах максимальное в мире понимание.

– Вот ты, – обратилось тут Божество к стоявшему с левого края палестинскому богу, – чем бы ты руководствовался в развитии людской и планетарной общности, ежели бы сия корона тебе на башку свалилась? А?

– Ну-у, – иронически усмехнувшись, ответствовал палестинский бог, – как вам сказать… Да вроде имеются у нас некие планчики по сему благоустройству… Ими бы я и руководствовался, если бы не эти, – и он с презрительной миной кивнул на своих собратев, а затем добавил с нотой раздражения в голосе: – Мешают, гады! Ещё как мешают! Палки, олухи, в колёса мне вставляют, да!

И он шумно и гневно задышал, сверкая очами, внутри себя негодование праведное едва переваривая.

– Ага, понятно, принято к сведению, – деловито заметило Божество и обратилось затем к богу византийскому с тем же самым вопросом.

– Я, батюшка, правил бы в этой юдоли греха согласно вашим заповедям священным, кои были озвучены мною народишку заблудшему пару тысяч лет тому назад. Не убий там, не укради, и всё такое прочее в одном флаконе… Сиё поучение божественное есть превесьма действенное средство для направления глупых заблудших овечек по стезе благомыслия и благоделания, аминь.

В недрах сияющих сполохов пробурчало подобие отдалённого грома, словно Божество переваривало в себе хитромудрую стезю византийского вероучения. А затем Божество крякнуло и предложило своему сынку вот что:

– Ну-ка, милочек, у тебя там весьма хорошо сказано насчёт любви к ближнему своему. Так и продемонстрируй нам на примере своих товарищей, как ты это делать-то собираешься. Давай-давай, приступай, а мы все на это дело со стороны глянем.

Улыбка у византийского бога внезапно сделалась какой-то деревянной. Он тоже покряхтел малость, а затем оборотился вправо к стоящему рядышком аравийскому богу. Тот же, сосклабив суровую мину, что-то неразборчиво пробормотал и непроизвольно схватился рукой за рукоятку сабли. То видя, византийский бог аж отшатнулся от грозного вояки, затем быстро повернулся к хитро усмехавшемуся палестинцу, но тут же плюнул в его сторону и, вернувшись в исходное состояние, что-то неслышно сказал, покачал с осуждением головою и воздел очи к небу, как бы прося у него поддержки в своей очевиднейшей и единственно верной правоте.

– Дак ты ж не туда смотришь-то! – весело сказало Божество. – Я же вже тута… Так что сюда смотреть и слушать, о чём я говорю! А говорю я вам о том, что ханжество у вас больше не прокатит. Хватит, погуляли на планетушке беззащитной, покуролесили тут вволю, паршивцы вы этакие! А теперь хорош! Баста! Новую концепцию мне подавай, а не отмазки всякие про божье наказание на том свете. Эй, аравиец— что ты по сему поводу можешь ответить?

Аравийский божище некоторое время помолчал, а потом, скривив губы и сделав брезгливый жест рукою, ответил Божеству так:

– Чего делать, я хорошо знаю, вах! Я сам себе голова и никаких советчиков мне нэ надо! Понял, нэт?

– Ага, поняло, как не понять, – тут же ответило Божество, видимо, в данном ответе своего сынка ничуточки не сомневаясь. И стало тут же без роздыху уже материального псевдобога пытать.

– А почему я должен давать тебе какой-то отчёт? – оторвавшись от поглаживания пальчиком светящегося экранчика, равнодушно произнёс тот. – Я в тебя ничуть и не верю: ты глюк, виртуальный бред и образчик отстойного отсталого мышления… Хотя могу и сказать, язык чай от того не отвалится… Так вот, я собираюсь действовать на Земле как и ранее, то есть на основе материалистического сознания и атеистического, единственно верного и проверенного наукой учения. И мой бог это не ветхие бредни о всякой лабуде, а демократия и права человека, вот! Э-э!

И он даже показал язык сполоховидному Божеству в азарте полемики. После чего снова уткнулся рылом в светящийся дебилоид.

Было даже слышно, как Божество внутри себя вздохнуло, очевидно удручённое трёхмерной примитивностью своих подчинённых божков.

– Ну а ты, Ванюша, – грустным голосом обратилось оно к Русскому богу, – что ты мне насчёт своих планов скажешь-поведаешь? Есть ли они у тебя, или ты по-прежнему в мировом масштабе этакий дурак-недотёпа?

На что русский бог улыбнулся, тряхнул золотыми кудрями, слегка пожал плечами молодецкими, да таково небесному родителю и отвечал:

– По правде я собираюсь на Землице нашей жить, по ней самой… Кривда сложна – да нам не нужна, а правда проста —да зато не пуста. И тот лишь богат, кто правде рад, а не тот, у кого много палат. И наша вера – это Мера, а то что зело – оно зло. Вот пожалуй и весь сказ, а кто много бает, да дела не знает – нам не указ.

– Хм, – усмехнулось Божество с неопределённым выражением, а затем вернулось к строгости и грозности, почему-то в отношении к здешним богам в нём преобладавшем.

– Ну что же, – загромыхало оно сызнова, – приступим пожалуй к заключительной процедуре… Но пока выясним один вопросец. Почему без жён сюда заявились, как я вам давеча наказывало?.. А ну – отвечать по порядку!

– Э-э-э… Так я это… – смутился от неожиданности палестинский бог, но потом вдруг нашёлся и с присущим ему юмором брякнул: – Молодой я ишшо, ваше велико, погулять малость хоцца. Хе-хе-хе!

– Ха-ха-ха-ха! – на всю округу расхохоталось Вселенское Божество. – Ах, молодой говоришь… Пупсик, значит? Тады и короны тебе не видать – рази ж пупсикам корона властная по сознанию?.. Следующий!

Византийский бог изобразил на лице явное неудовольствие, словно он был оскорблён подобными нескромными вопросами до глубины души. Он гордо подбоченился и сказал с дрожью негодования в голосе:

– Да как же это вы, батюшка, и подумать-то такое могли, чтобы меня женить! Разве ж вы не знаете, что я с плотью своею насмерть прямо борюсь! Я горазд истязаниями аскетическими вовсю заниматься, а не в греховодье с бабами толстомясыми барахтаться. Не желаю я ни за что быть обракованным. Я святым быть хочу, вот!

– Ах, вон оно что! – усмехнувись, ответствовало на это Божество. – Чего-то я по вашим пастырям особого рвения в аскетизме не наблюдаю. Ты-то худ, это да, только это показная худоба, а снутри она жиром вся обросла. И духовным в том числе тоже… Не, без жены никак невозможно короноваться! Мне уполовиненные и неполноценные боги тут без надобности… Давай следующий! Ты вон, громила, чего скажешь?