Анастасия Маслова - Midian

– Дождался я твоего пробуждения, а то совсем истомился. Всё думал о твоих словах… И что же ты скажешь о моих музыкальных задатках? Ты же сам себя окрестил «немного музыкантом».

Молодой человек, увидев, что старик неловко приподнимается с сидения, поддержал его за руку, и отметил хриплым ото сна голосом:

– Я могу ещё немного петь.

– Продемонстрируешь как-нибудь? – спросил Артур.

– Когда появится вдохновение…

– Да, вдохновение! Я вот последние годы совсем не имел желания играть. А сегодня своенравная муза вернулась. И не просто так. Я к тебе заходил пару часов назад, думал, что разбужу, поскольку не терпелось с тобой поговорить. Но рука и не поднялась. Смотрю: тихий мой прекрасный ангел, сопит блаженно, причёску свою по подушкам раскидал. Так вся моя тоска и прошла. Вся тоска! О тебе я ничего не знаю ведь, верно? А ты сразу же полюбился, как меня обнял. Светлое создание! Так ты присядь. Вот на софу. Напротив меня.

Даниэль желал что-то сказать, но так и не успел, поскольку Артуру не терпелось говорить далее. Он взялся за Дани с лихорадочным рвением, поскольку видел в нём единственное лекарство от своих мук:

– Я так долго страдал, а теперь стоит взглянуть на тебя, как тут же и радостней. Могу же я побыть хоть минутку счастливым? Ты чаще со мной бывай.

– Я тебя буду навещать, конечно же! – кивнул Даниэль.

– Навещать?.. – недоумённо переспросил Артур с щемящей тревогой.

– Хотел снять номер в отеле, пока я буду в Мидиане… – смущённо рассудил внук.

– Я настаиваю, чтобы ты остался у меня. Купим тебе новую одежду и обогреем. Ты – Велиар, сынок, посему не следует ходить в обносках… Так что же мы медлим? Я думаю, тебе есть что рассказать. Мне интересно всё. Особенно о твоей семье.

– Хорошо, я поделюсь. Только перед тем, как я начну, ответь, о каких именно моих словах ты думал?

– …Сегодня утром я услышал от тебя одну мысль. Ты сказал, что в осознании злого поступка уже в зародыше таится его искупление, раскаяние. Добавлю, что иногда на осознание уходят эры. Иногда – минута всё переворачивает. Я порой люблю поразмышлять о движениях души. Они бывают подчас противоречивыми и парадоксальными…

Даниэль коснулся его сухих рук, и с жаром его речь полилась:

– И прекрасными, и чудесными! Даже вот ты сегодня утром! Послушай! Мне сегодня утром показалось, что ты в маске пришёл. Это такая маска, наложенная привычкой жить в одиночестве и сохранять непоколебимость скалы. Хотя нет. Каменная груда была на тебе. Того гляди она совсем тебя бы тебя погребла. Но ты оказался смел, чтоб раскрыться. Сейчас же ты искренен, в тебе пробудились лучшие качества. Да, именно пробудились! Воскресли!

Артур его выслушал и после паузы заключил с долей печали:

– Ты пропускаешь целый мир через себя. Как же тебе было, вероятно, непросто с нашим папой…

– Было непросто, было страшно, было весело! – рассмеялся Даниэль.

– Повествуй!

И он откинулся на скрипучую бархатом спинку дивана, принимая удобное для себя положение. Мотая ногой, он непринуждённо начал:

– Пожалуй, я возьму немного издалека. Ты рисовал пейзажи, поскольку полагал, что тот или иной эпизод мог стать частью жизни моего отца. Но среди них нет того, который бы сполна отразил место, где он обосновался. Это премного южнее Мидиана. На побережье моря есть небольшой городок, уютный и старинный, раньше служивший портом.

– Перед тем, как хлопнуть дверью, Торесен сказал, что уедет на край света, – лаконично подметил Артур, не желая существенно прерывать внука. Дани изумлённо улыбнулся его словам:

– Так какой же это край света? Это само его сердце, которое бьётся, бьётся вместе с прибоем! Вот представь: там шумы волн, воздух солёный. Там эвкалипты, тисы, водопады, скалы, гроты, дороги куда-то ввысь за пелену облаков. В городке делают такое вино!.. Люди там тебе готовы отдать последнюю рубашку, пригласить к себе, радоваться – почти без повода. И колокола там звучат, словно на весь мир, так объемно. Там всё вдохновляет любить – любить небо, людей, даже гальку под ногами. Даже говорливых торговцев и суровых, опалённых солнцем рыбаков. Местных когда-то старательно истребляли. Но истребляли-истребляли, да не выистребля… евали. Или не выистри… ебли. В общем!

Отец купил дом по прибытии и занялся своим бизнесом. А именно – открыл гостиницу. У него были великие планы. Однажды к нему пришла устраиваться одна девушка. Её звали Камилла. И тогда отец её увидел. Как мне говорили, она в первое время отказывалась принимать роскошные ухаживания новоявленного бизнесмена. Она даже отклонила предложение. Она была отчаянно юной, непоправимо настоящей и прекрасной. А ещё, в силу свободолюбивой пылкости нрава, довольно непредсказуемой. Папа, терпеливый и честолюбивый, добился цели. Так появился на свет я. Та-даа-ам! Но я помню свою маму какими-то урывками. Был момент, когда её не стало рядом со мной, но я не хочу вдаваться в подробности. Мне было четыре года или около того. Она мне часто пела. Это чудесный голос! Иногда я необыкновенно тоскую по его звукам, точно у меня украли нечто бесценное. Вместо того, что называется семьей, у меня есть только воспоминание о голосе. Но и это для меня много значит.

Торесен не особо тосковал по супруге, появились другие женщины. К счастью, меня, никому не нужного ребёнка, оттуда вызволил брат мамы – Мартин. Отец был рад, что избавился от обузы. Мартин никогда не был мягок со мной. Он был военным, делился со мной многим, что касается этой сферы. Он пытался со всей отдачей и вниманием заботиться обо мне, как о своих трёх детях – о дочерях, кстати. У меня было такое… специфическое детство. Сейчас я, вероятно, выгляжу вполне спокойным, но раньше какого только озорства от меня не было! Стоило Мартину отвернуться, как я, перескочив через забор, убегал искать себе приключений и проблем. Он в очередной раз восклицал: «Что с тобой делать?! Неуправляемый ребёнок! Как будто в тебе сидит ураган… или дьяволёнок… Да уж! Как корабль назовёшь, так он и поплывёт!» «А что не так с моим названием?» «Фамилия твоя, ну, такая… Дани, может, как-нибудь сменим её?..» Я всеми руками и ногами, всей своей детской ревностью был против его идеи. «Не-е-е-е-ат! Папа обидится! Я Даниэль Велиар! Велиар-р-р-р!» Так кричал я и опять убегал куда-то.

Когда мне было десять, я слёзно уговаривал капитанов и рыбаков, чтоб они взяли меня денька на два с собой. Они соглашались. Я, конечно, больше мешался на их суденышках. Но – ночи, море, простор! Это того стоит. По возвращении меня ждал Мартин, его сердобольная рыдающая жена и мой персональный гарем их дочек, которые встречали меня, как героя.

Дабы как-то меня укротить Мартин устроил меня петь в хор, где я проявлял себя неплохо. Но голос со временем стал ломаться. Моя жизнь – тоже. Моё подростковое сердце чаяло общения с моим настоящим папой. Мне его не хватало. Я не понимал, что я делаю не так. Он провернул множество афер и откупался, он шёл по головам. Но он же – мой. И произошло чудо: он обо мне вспомнил. Тогда мне стукнуло тринадцать лет. Его бизнес прогорел. Не стало денег, и вся его свита отправилась искать другое хлебное место на все четыре стороны. И он явился к нам в дом и потребовал меня обратно. И это был момент моего торжества. Мы будем одной командой! Мы будем лучшими друзьями!