Марк Рабинович - Времена

– Вы храбрецы, но вам не выстоять против наших шарканей – в его голосе мне послышалась грусть.

«Шарканями» он, по видимому, называл Змеев. Хороший он, по-видимому, человек, этот Тархош, совестливый. Жаль, что придется его огорчить, подумал я.

– Ну что ж, до встречи в Верхнем Мире. И да смилостивится над вами Иштен – сказал мадьяр и, повернувшись, пошел к своему коню.

Мы тоже повернулись и не стали смотреть, как всадники снова вздыбили воды Трубежа. Но в детинец вернулся один сотник, а наш с Муромцем путь лежал к двум малозаметным кустам, за которыми были спрятаны факелы, приготовлены трут и кресало и по бочонку первача нашей с Аней работы.

Тем временем за рекой запели трубы и мадьяры стали садиться в седла. Всадники выстраивались в несколько линий, готовясь к атаке. У нас в детинце тоже проскрипел рожок, это сотник подавал какой-то сигнал своим людям. Все мадьяры были уже в седле, когда за рекой пропели другой сигнал и ряды всадников раздвинулись пропуская кого-то. Это, выбрасывая когтистые лапы, и размахивая острыми головами, шли Змеи. Они шли один за другим, понукаемые поводырями в знакомых мне капюшонах. Брод их не остановил и гигантские вараны поплыли, руля длинными, извивающимися хвостами. Теперь, при свете дня, я мог их рассмотреть. Размеры обманчивы, особенно если сравнивать то что видел на экране телевизора с тем, что видишь воочию. Мне показалось, что мадьярский боевой дракон был раза в полтора длиннее самого большого из виденных мной в «Национал Географик» гигантских ящеров. Тем временем Змеи начали выходить на наш берег и мне удалось их сосчитать. Восемь голов! Не так уж плохо, а то я боялся, что их будет больше.

Теперь и всадники начали переходить брод. По пять за раз, они выезжали из шеренги и двигались по склону вниз, образуя колонну из пятерых стремя-в-стремя. Длинные пики, поднятые вертикально вверх, сливались в одного длинного гигантского ежа. Первые пятерки уже замутили воды Трубежа, когда Змеи начали подниматься по склону и я махнул рукой Муромцу. Теперь мне стало некогда смотреть ни на него, ни на Змеев, ни на всадников и я лишь надеялся что никто из них меня не подведет. Я вышиб пробку из своего бочонка и ароматная жидкость полилась в заранее заготовленный и присыпанный землей деревянный короб с плетеным из пеньки канатом внутри. В воздухе явственно запахло сивушными маслами, напомнив мне запах дешевого кукурузного виски. Опорожнив бочонок я поднял факел и кресало. Не зря же я неделями тренировался высекать огонь; кресало сработало, факел загорелся сразу и я поднес его к коробу. Самогон вспыхнул и от меня к Муромцу побежал скрытый присыпкой синий огонек. Теперь я видел, что и он не оплошал и такой-же синий огонек бежит мне навстречу. Змеи тоже не подвели, они злобно рвались с поводка и уже подползали к линии зажигательных мин. Лишь бы они, эти мины, сработали. И они сработали…

Адская смесь летучей нефти, селитры, серы и очищенного льняного масла, приправленная горящим самогоном, выбросила полосу черного дыма, сменившуюся рыжими языками пламени. Мины вспыхивали одна за другой и вот уже перед Змеями поднялась стена огня. Хорошо замаскированный хворост добавил жару и теперь между детинцем и бродом бушевал огненный вал. Я поднялся с колен и с фанатизмом огнепоклонника смотрел на это безумство: мне хотелось прыгать от радости и танцевать вокруг гигантского костра. Сквозь метущийся в огненном пекле воздух были видны, как сквозь матовое стекло, извивающиеся от боли гигантские ящеры, которые сбивали с ног и топтали своих поводырей. Огромный Змей прорвался сквозь пламя в мою сторону, заметался в панике, подобный огненной саламандре, размахивая обугленными обрывками сбруи, упал, дернулся два раза и затих. Четыре Змея, то ли оставшиеся невредимыми, то ли лишь слегка обожженные нашим псевдо-напалмом, рванулись в панике к спасительной воде, сметая на своем пути пятерки переправившихся и переправляющихся всадников. Истошно заржали кони, роняя всадников, лес пик смешался, развалился. Аккуратные пятерки на том берегу дрогнули и перемешались с не менее аккуратными линиями, боевые кони вставали на дыбы, ржали, бросались из стороны в сторону и лишь искусство наездников позволяло им удерживаться в седле. Атака захлебнулась, не начавшись.

Когда мы с Муромцем приблизились к детинцу нам навстречу выбежали Неждан, Добрыня и моя Аня. Неждан одобрительно кивнул, Аня смотрела только на меня, а Добрыня проворчал, глядя на трупы Змеев:

– Славные зверушки, стоило бы и нам завести боевых медведей.

Неждан неодобрительно покачал головой на такие легкомысленные слова:

– Рано радоваться, нам теперь надо готовиться к новой атаке.

Они повернулись и пошли обратно, медленно и тяжело, как люди сделавшие неприятную, трудную, но совершенно необходимую работу. Мы остались вдвоем на виду у всего детинца, Аня потянулась ко мне и положила руки мне на плечи, а головку на грудь. Ее прекрасные волосы давно выбились из-под женской повязки и свободно развевались по ветру. Наверное, это было неприлично для замужней дамы, но нам было все равно. Потом она подняла голову и снова посмотрела на меня: ее глаза лучились знакомым изумрудом.

– Ты мой муж! – сказала она.

Она хотела сказать, что я храбрец, умелец-алхимик, самый лучший в мире минер и победитель Змеев. А еще я был красавцем мужчиной и неутомимым любовником. И все это прозвучало в одном ее слове. Но вдруг глаза ее, и без того большие, расширились и в них появился испуг. Теперь она смотрела на что-то за моей спиной.

– Зме-е-ей! – прошептала она, заикаясь.

Я обернулся, заранее ощутив холодок в сердце от ее испуганного шепота. Это был один из тех монстров, что разметали атаку через брод и рассеяли первых всадников. Видно напрасно и рановато мы расслабились, понял я. Змей не атаковал, он бежал один, без проводника, волоча за собой упряжь, бежал в панике, но бежал прямо на нас с Аней. Ползать по земле, разливая самогонку и поджигая мины не слишком удобно в тигелее и при длинном мече или копье, поэтому все мое оружие оставалось в детинце. При мне был только метательный нож за поясом, от которого было маловато проку.

– Беги! – закричал я жене и толкнул ее в сторону детинца.

Она побежала, но бежала медленно, путаясь в своей длинной одежде и все время оглядываясь на меня. Из распахнутых ворот детинца к нам бежали вооруженные люди во главе с Добрыней, по-кинематографически медленно вытягивающим меч из-за спины. В тело варана воткнулась оперенная стрела, рядом взрыхлила землю вторая – оказывается Олешко тоже иногда промахивался. Но короткого железного наконечника было недостаточно чтобы остановить монстра, он только громко зашипел и понесся еще быстрее. Чудовище приближалось и бежало прямо на меня, но в последний момент решило меня обогнуть, заработав лапами быстрее прежнего и его, казалось, занесло на повороте так, что комья земли полетели из-под лап. Мимо меня промелькнуло крокодилоподобное тело и я машинально отметил бурые полосы на более светлой шкуре и обвисшие складки. Если он обойдет меня, то нагонит Аню, подумал я, следя за тем, как со мной поравнялся извивающийся хвост. За этот хвост я и ухватился, упав на него и больно уколов руки о гребень. Змей протащил меня еще несколько шагов и, повернув морду, из-всех сил хлестнул хвостом, вырвав его у меня из рук и ободрав мне ладони. Теперь гадина смотрела на меня маленькими безумными глазами, показавшимися мне кроваво-красными. Аня уже пробежала больше полдороги до ворот и мимо нее, мне на помощь, пронеслись ратники. Тогда она остановилась, взглянула на меня и в ее глазах, несмотря на расстояние, я увидел ужас. Прыжка Змея я не заметил, настолько быстро он мотнул головой, лишь почувствовал страшную боль в голени. Бестия вцепилась мне в ногу, сжав зубы мертвой хваткой, и так держала секунду или две, пока я выхватывал нож из-за пояса, а потом мотнула головой. Перед глазами вертелись красные круги, было нестерпимо больно и сквозь кровавый туман я увидел окровавленную морду с куском плоти, моей плоти, в зубах. И в эту морду, в злобный кроваво-красный глаз, я всадил свой нож, уже наполовину потеряв сознание от шока и боли. Змей распахнул пасть дыхнув на меня отвратительной гнилью и показав желтые зубы, но ни укусить, но закрыть ее не успел, рухнув на землю, истошно вереща и вращая всеми четырьмя лапами, как заводная игрушка на холостом ходу. Похоже было, что лезвие моего ножа проникло в мозг, или что там было в этой отвратительной морде? Ко мне уже подбегали люди и Добрыня отсек Змею голову одним ударом своего двуручника. Меня подняли на руки, хотя я и не просил, прижали к ноге, или тому, что от нее оставалось, какую-то тряпку и понесли в детинец. Потом Аня взяла меня за руку своей теплой ладошкой и боль стала покидать меня, но земля почему-то начала кружиться и сразу кто-то погасил свет.