Лилит Мазикина - Девушка, которая хотела написать книгу о войне

Княжича представили Иоганном, и он пожал руку гостье просто и весело. Лиза наконец-то почувствовала себя уверенно, так всё напоминало прежние встречи с читателями.

– Ваша сестра мне рассказывала о вас, вы упали в дождевую бочку, когда вам было восемь лет…

– Ради вас я даже готов повторить этот фокус, – не смутившись, ответил Иоганн. Все трое перешли на русский. Канторка снова убеждала не писать книги о войне, взамен предложив вдохновиться красотой Лужицких гор для стихов о природе. Иоганн горячо её поддержал, предложив для вдохновения несколько конных горных прогулок втроём.

– С кем втроём? – закатила глаза княжна. – Я на этих зверей не полезу, я их терпеть не могу.

– Через две недели приедет Ясмин.

– А, Ясмин…

– Наша подруга из России, – пояснил Иоганн. – Её отец – ваш посол, живёт в Дрездене. Она приедет к нему на каникулы и обязательно заглянет к нам.

– Наша подруга? – Канторка странно поглядела на брата. Тот пожал плечами и улыбнулся.

– В общем, она татарка. Это как турки, только татары.

– Финляндия ведь больше не Россия, – сказала Лиза. – Мы отложились и теперь в Австро-Славяно-Унгрии.

– Да, к этому надо привыкнуть…

Фон Мореншильд смотрела на молодых людей и думала, что это о них господин Крабат говорил, когда рассказывал о кричащих во сне детях. Но они не выглядели испуганными, сломанными, подавленными. Такие разные внешне, и княжна, и княжич были румяны, оживлены, легко улыбались ей и друг другу, с аппетитом ели куски мясного пирога.

После полдника играли в бадминтон. Иоганн всё время расспрашивал о жизни в Финляндии, Лиза старалась отвечать как можно беззаботнее, и каждый раз, как обнаруживала себя упоминающей второго мужа, чувствовала, что сводит скулы.

– Кажется, дело к вечеру, – сказала Канторка. – Ужинать мы должны все вместе, с отцом. Я попрошу разрешения оставить вас на ужин.

– Но это ужасно неловко!

– Бросьте, у нас здесь простая, практически фермерская жизнь, это же Лужицкие горы, – отмахнулась княжна и убежала.

Лиза вспомнила сразу много книжек о вампирах, где оставаться на ужин в доме вампира значило не то, чтобы кушать самому, и приуныла.

– Вы что, боитесь отца? – догадался Иоганн. – Бросьте, он очень милый чудак.

– А это правда, что он, э… Обезглавил правительство Новой Саксонии в очень прямом смысле слова?

– Голову оторвал? Только одному. Очень зол был. Он не любит войну. Никто в своём уме не любит войну. Я бы тоже не сдержался убить того, кто развязывает войны, до объявления ему приговора.

– А кровь?

– Что кровь?

– Пил из оторванной головы?

– Совершенно точно нет.

– Я бы тоже не стала рассказывать своим детям, что пила кровь из оторванной части человека.

Иоганн поглядел на неё в изумлении и заговорил о том, как его дедушка охотился с Канторкой в лесу. Все думали, что она будет его любимой внучкой, а в итоге он забрал к себе в Дрезден Иоганна. Канторка так и живёт в Рабенмюле. Странные повороты судьбы.

– А кто ваш дедушка? – рассеянно спросила Лиза, вспоминая уже десятый или одиннадцатый сюжет из вампирских романов.

– Герцог Саксонский.

– Значит, король Пруссии? – теперь в изумлении была Лиза.

– Три года уже да, – смутился Иоганн и посмотрел на неё жалобно. Лиза взяла себя в руки. О жизни наследных принцев она толком ничего не знала, но смутно догадывалась, что простой человеческой компании княжичу не хватает. То ли подходящих ровесников маловато, то ли не получается с ними видеться. Она решила быть с принцем сердечной. Потом подумала, сколько вообще людей с ним говорит, наверное, сердечным тоном, и растерялась.

– А Дрентельны, – сказала она, – это очень маленький род. Но древний, старше вашего отца.

Вышла бестактность.

К счастью, подошла Канторка.

– Всё отлично, – сказала она. – Вы остаётесь на ужин. Отец сказал, что можно, если мы с Йоцо после ужина пойдём сделаем, э… наши задания. Вы ведь не обидитесь, если мы вас оставим вечером ненадолго?

– Но я, наверное, сразу пойду домой…

– Ну, нет. Вы у меня сегодня ночуете, и это дело решённое. Отец пока артачится, но я с ним справлюсь, – Канторка взяла Лизу за руку и обворожительно улыбнулась.

– Да ведь это неловко, особенно если хозяин дома против, – нерешительно запротестовала фон Мореншильд. Протестовать ей совсем не хотелось. При мысли об ещё одной ночи в пустом и тёмном доме становилось страшно. Если бы не остатки гордости, она уже на коленях умоляла бы княжну пустить её к себе пожить, хотя бы месяц.

– Ничего неловкого, мы не в Дрездене и не в Будишине, у нас всё по-простому. Скажите, вы умеете играть в римские кости? До ужина ещё почти час, я вас научу, это очень интересно.

Идея проверить фон Мореншильд на цыганскую магию, связанную, как ей было известно от Батори, с удачей (и неудачей), осенила Канторку только что. Больно уж часто поэтесса попадала в странные ситуации. Впрочем, княжна, она же верховная жрица Ужовника, всё равно не верила, что видит перед собой другую жрицу.

В кости Лиза играла неловко, впрочем, нельзя было сказать, что ей везло или не везло. Скорее, она с большим трудом соображала, какую комбинацию ей отметить как самую выгодную сейчас.

– Впервые в жизни играю в азартную игру, – призналась фон Мореншильд. – У меня была очень спокойная студенческая жизнь. Я на четвёртом курсе замуж вышла, и мой муж таких развлечений не понимал…

– А до четвёртого?

– Ой, до четвёртого я у тёти жила. Очень набожная была женщина. Я знаю наизусть множество псалмов. Но стать звездой какой-нибудь вечеринки мне это пока не помогало.

Ужин с князем выглядел семейнее некуда, за довольно уютным круглым столом: Канторка оказалась по правую руку от Танаса, Лиза – по левую. Напротив отца сидел, конечно, Иоганн. Молитвы перед тем, как взять в руки приборы, никто не прочёл. Перед молодыми людьми поставили жареную рыбу с жареной же картошкой, соусом и помидорами. Князь ел какой-то непонятный суп, впрочем, на застывающую кровь ничуть не похожий. Лиза попыталась заглянуть ему в рот, но мешали усы и общая аккуратность князя. Заметив взгляд гостьи, господин Крабат поинтересовался:

– Как ваша работа? Слышал, что пишете вы теперь не только днями, но и ночами.

Фон Мореншильд не смутилась:

– Ночь – лучшее время для рассказов. Располагает к искренности.

Только излишней искренности мне тут не хватало, подумал князь, вспомнив, что где-то в полиции Рабенмюле работает старый и очень много всего знающий жрец Наданя, Аденауэр.

– Приятно, когда человек любит поработать, – сдержанно сказал он вслух.

– А если не любит, отец делает ему неприятно, – усмехнулась Канторка. – Вы не представляете, как он взял в оборот вампиров!