Альте Гамино - Ложь в двенадцатой степени

– Период адаптации на новом месте длится до полугода. Плюс-минус, в зависимости от самого человека, – борясь с икотой, пробормотала Хельга. Задержала дыхание пару раз и дождалась, пока приступ пройдет. – А сколько длится этап завоевания доверия руководителя, чтобы тот разрешил работать с МС? Вот Стив Амберс сколько проверок прошел для этого?

– Хельга, дело не только в качествах самого работника и времени, за которое он их раскрывает, – проговорил доктор Траумерих. – Видишь ли, после ухода Эдгара мне нужен был помощник. Коллега, разбирающийся в изучаемых вопросах так же хорошо, как и я, или даже лучше.

– Так все дело в запросах, а не в «выслуге лет»? И мне никогда не дождаться встречи с МС, потому что меня изначально приглашали не для этого?

– Почему ты хочешь с ним увидеться? – легкая тревога пробежала по лицу Уильяма, а затем Хельга увидела… неужели сомнение?

Ее неуемное желание, которое она и не пыталась скрыть, вселяло в доктора подозрения. Уильям сам их устыдился, чересчур поспешно сорвал очки и принялся протирать линзы о рукав, скидывая вместе с пылью следы неугодных мыслей.

– Мне нужно задать ему вопрос. – Хельга поспешила развеять сгущавшиеся тучи. – На самом деле я не уверена, что хочу приближаться к МС. Он злобный, мерзкий, непонятный, как Долина Скворцов, и вообще не тот тип, с которым человек в здравом уме станет заводить беседу по собственной воле. И вместе с тем, насколько я могу судить по обрывкам ваших разговоров, он умен, дальновиден и… всегда прав.

– А еще заядлый лгун.

– Если хотя бы десять процентов того, что говорит МС, соответствует объективной реальности, его нужно слушать. – Мантисс с неудовольствием обнаружила крохотную трещинку в ногте большого пальца. Теперь и его можно отгрызть в порыве волнения – все равно скоро сломается. – Слушайте, я понимаю степень вашей ответственности и уровень риска. Но у меня с детства остался нерешенный вопрос.

– С детства? Так он тебе что-то сказал? – доктор быстро соображал. Или наблюдал подобное раньше.

– Что-то сказал, – не стала отнекиваться Хельга. – Он всем это говорит? Доктор, он всем что-то рассказывает об их жизни, о чем они не догадываются?

– Не знаю, всем ли. Правда, если верить его словам о «даре, меняющем людей», неоспорим тот факт, что МС практикует нечто подобное более чем с половиной своих гостей. Парадоксально, что – сколько я тут уже работаю – мне он ничего не говорил, кроме гадостей.

Печальная улыбка заиграла на губах Уильяма, а затем он стал невероятно серьезным:

– Что он тебе сказал?

– Это секрет.

Хельга выдержала строгий взгляд доктора. Диалог с МС она рассматривала как что-то личное, почти интимное и не собиралась раскрывать подробности посторонним. Поэтому она не могла через доктора Траумериха задать вопрос, ведь с появлением посредника конфиденциальность рассыплется пеплом.

Уильям не стал настаивать.

Рассуждая на тему «Истинный облик демона», Мантисс старалась не забывать, что все ее впечатления об МС складываются из детских воспоминаний. А они могут быть искаженными. Да что там, наверняка такими и являются. Но вопрос, заданный безжалостным проказником, четкой последовательностью знаков и звуков отпечатался в сознании Хельги. Она была уверена, что почти ответила на него, однако цепная реакция спровоцировала появление новых вопросов. Один из них она больше всего чаяла задать МС.

Хельга не сомневалась: Эдгар Мантисс не приходился ей отцом. По крайней мере, генетический анализ подтвердил опасения со стопроцентной вероятностью. Хельга все равно любила Эдгара как отца, ведь другого она не знала. Тем не менее этот другой существовал.

[1]Как такового (лат.).

[2]Верно (лат.).

[3]По моему мнению (лат.).

[4]Из личного опыта (лат.).

[5]Причина причин (лат.).

Хельге еще в детстве нравилось сбивать с толку людей, которые много умничали, но при этом не следили за логикой дискуссии и часто попадали в свои же ловушки. Чем старше она становилась, тем больше оттачивала мастерство ставить зазнаек на место. Кроме тех случаев, когда спорщиком оказывался совсем уж непроходимый болван, для которого любые доводы – что конституция мартышке. Бездейственно. Лучше сразу отступить и не тратить время на попытки потеснить гору.

Существовала еще одна категория людей, с которыми Хельга ненавидела вступать в полемику, даже если была на голову выше в приведении адекватных аргументов и применении уловок. К такой группе относились авторитеты. Им необязательно было становиться ораторами – за них в сей же час вступались последователи. А число неизбежно давит одиночку.

За примерами не надо ходить далеко: первой проигранной в нечестном бою битвой для юной Мантисс стало ярое противостояние любимице класса. Ту хвалили за успехи учителя, парни пускали слюни, как в дешевых романах, а преданные подруги возносили до статуса идеала. Девушка на самом деле была не промах: прекрасные внешние данные, куча внеклассных занятий, роль миротворца в школьных конфликтах. Хельга спокойно относилась к однокласснице, пока мнение «любимицы», чаще всего основанное лишь на эгоистичных желаниях, вдруг не стало непререкаемым.

Когда в старших классах отличницу назначили ответственной за выбор участников школьного спектакля, она набрала в группу одних подружек и льстецов. На резонный вопрос: «А почему бы не взять Джона? Он лучше смотрится в этой роли, да и опыт участия в спектаклях имеется» – не отвечала, а задавала встречные вопросы, провокационные и приводящие в замешательство. Могла состроить удивленную мордашку и воскликнуть: «Как же ты сам не понимаешь, глупыш? Джон отстает по трем предметам, ему нужно догонять – где тут время на репетиции?» Почему-то после подобных аргументов недовольные согласно кивали, не найдясь что возразить. И не замечали банальной вещи: слова «любимицы» не объясняли, почему Джон не может играть в спектакле. Из-за неуспеваемости, на которую влияет, очевидно, не нехватка времени, а множество других факторов? А самого Джона она при этом спрашивала?

Псевдопричину заглатывали с потрохами, что злило юную Мантисс, а если кто-то и замечал подвох, «любимица» обрывала недоумение снисходительными репликами: «Ты правда не видишь очевидного?» или «Ну, это же так просто понять!». Ощущение собственной глупости, внушаемое ее словами, отбивало охоту спорить дальше.

Но не у Хельги. Она всегда оборачивала нелогичность говорящих против них самих, не уступала и тут. И тогда со стороны любимицы класса зашевелилась сила поддержки, совладать с которой оказалось непосильной задачей. И как она, несмышленая девица, вообще посмела критиковать решения лидера группы? Только осуждать и умеют, бездари, – самим же не нужно отвечать за столь сложный процесс! И разве Мантисс разбирается в постановке так же хорошо, как«любимица»? Вряд ли!