Альте Гамино - Ложь в двенадцатой степени

– Слишком большие для такого кабинета. – Уильям жестом обвел помещение, которое размерами превышало кабинет докторов в два раза, но все равно казалось тесным из-за того, что было заставлено столами, полками и шкафами.

– Но ведь часы разные бывают. Или вы имеете в виду конкретно часы отца?

Хельга из-под спадавших на глаза волос метнула взгляд на Уильяма. Она выбрала не самый удачный пример для словесного эксперимента, но результат ей все равно понравился. Недавно Мантисс задумалась о том, как мало она на самом деле знает о коллеге Эдгара. Ведь доктор Траумерих, по его же словам, не был другом профессора. Она не помнила, чтобы он когда-то приходил к ним домой, но из-за некоторых спекуляций думала, что Уильям мог бывать у них. Когда-то давно, до ссоры с Эдгаром, о которой оба умалчивали. Это была догадка, которую Хельга хотела проверить.

На самом деле уродливые часы, доставшиеся профессору от двоюродной тетки в подарок на годовщину свадьбы, стояли не в гостиной, а в его спальне. И они в самом деле были высочайшими и неподъемными. Эдгар ненавидел их.

Узнать о часах мог только тот, кто заходил в спальню, – на это был расчет Хельги, когда она заговаривала о них. Но спонтанное воплощение провалилось. Слова доктора о размере могли касаться любых часов с маятником, а потому ничего не доказывали. Зато потемневший взгляд Уильяма сообщил, что в невинном вопросе Мантисс о часах отца он открыл для себя что-то неприятное.

– В кабинете уже есть часы.

Доктор Траумерих указал на стену. «Опознаватели времени» висели над плакатом со слоганом: «Не хватай в руки все подряд, если они тебе еще нужны».

– Если и разбавлять обстановку, то предметом, который на что-то сгодится.

– Вы правы.

А может, все дело в подозрительности? Хельга часто замечала, что Уильям внимательно вслушивается в слова других людей, как бы ища в них скрытый смысл или ловушку. Издержки работы с МС. Вот и сейчас доктор настороженно отнесся к вопросам Мантисс, заподозрив проверку, и это опечалило его. Кто знает.

– Тебе нужно ознакомиться с одним материалом. – Он открыл ящик и зашелестел бумагой. Потом в растерянности задвинул его и попробовал соседний. – Вот оно! Раздел про биохимический анализ и другие лабораторные исследования можешь прочитать вскользь. Тебя больше заинтересует краткое описание экспериментов последних пяти лет. Я постарался ужать информацию по максимуму, да и за этот год мы собрали мало данных.

Уильям положил на стол папку с прошитыми листами. Материала набралось на десятки страниц, что испугало бы любого. Однако Хельга поняла: ей нужно лишь ознакомиться, а не вчитываться в каждую строчку. Изучить подробнее она сможет и потом, раз уж с сегодняшнего дня ей позволено заходить в запретные кабинеты. Жаль, что доктор Траумерих предварительно не дал Хельге приобщиться к сведениям. Раз выносить бумажки нельзя, она согласилась бы посидеть и тут. Это был промах, ведь из чужого опыта Мантисс могла бы лучше понять, как вести себя с МС.

Уильям не стал стоять над душой, как по ошибке делали многие бестактные учителя в ее школе, и отошел перекладывать папки в дальнем шкафу.

С первых же страниц Мантисс поняла, что ей предстоит примириться со многими странностями. Злободневная для нее тема. Еще накануне Хельга вновь мучилась одним вопросом, но, как ни удивительно, вовсе не об МС. Вопрос этот был новым и вырастал шипом в течение всего месяца. Когда она думала, что нашла ответ, и успокаивалась, вылезала новая заноза.

Вопрос касался смирения. Мантисс простила себе и доверчивость, с которой выслушивала рассказы Марка Вейлеса, и согласие с необыкновенностью МС. Об остальных сверхъестественных вещах, находившихся глубже, она, не имея убедительных данных, не размышляла как о чем-то реальном, воспринимала их как увлекательные байки, которые, однако, могли основываться на существующих явлениях. То есть Хельга оставляла себе лазейку для изучения нового, не укладывавшегося ранее в ее мировоззрение. Она полагала, что неспособность человека принять факты указывает на негибкость его мышления, на ущербность восприятия. Мантисс всегда настаивала, чтобы любые утверждения проверялись с неуемной тщательностью, но никогда заранее не отвергались.

Другой стороной крайности, наоборот, была излишняя доверчивость. Ее Хельга тоже старательно избегала. И теперь страдала от мысли: как же она так быстро увлеклась правдой о двери с треугольником? Сейчас Мантисс уже не сомневалась, что карманное измерение существовало, поскольку сам доктор Траумерих подтвердил это. Но если бы не прозвучали те убедительные слова, что бы она теперь думала об аномалии? Смогла бы столь же возбужденно расписывать методы проверки той или иной особенности комнаты? Или червь недоверия источил бы ее до такой степени, что она бросилась бы фальсифицировать саму идею аномалии?

И даже с подтверждением Уильяма и записью на камере Хельга изумлялась, что так легко смирилась с наличием карманного измерения под носом. Это не живая разумная Маска, с мыслью о существовании которой она уживалась с детства, и не «волшебный» Телефон, который она никогда не видела, а потому без разницы, был он или нет на самом деле. Блуждающая комната ворвалась в расширяющийся мирок Мантисс столь стремительно, что обязана была посеять там хаос. Но вот же она, слышавшая миллион историй о том, как мозг умеет обманывать хозяина, какими реальными кажутся галлюцинации, как несовершенны органы чувств людей, – спокойно вертит в руках вроде бы настоящий алмаз и совсем не пугается тому, что он сам прыгнул ей в руки.

Хельга анализировала свои чувства и с любопытством думала: а как другие реагировали на объявления об аномалиях? Что сказал доктор Траумерих, когда ему показали МС? Какое лицо было у профессора Мантисса? Как на самом деле к новой должности отнесся Марк Вейлес?

– Кто такой доктор Лингерхоф? – пробегая взглядом по последним листам, спросила Хельга. – Тут написано, что полтора года назад он поставил МС диагноз: маниакально-депрессивный психоз. Вы тоже думаете, что МС нездоров?

– Как всегда, море вопросов, – похвалил Уильям, не устававший отмечать эту особенность Хельги. Мантисс невольно зарделась. – Видишь ли, мы приглашали стороннего специалиста. Он занимается случаями расстройства личности. Даже, кажется, написал книгу об этом.

– И он заключил, что у МС психическое расстройство?

– Да, заключил. Но ни предыдущие, ни последующие тесты этого не подтвердили, так что я склонен верить, что МС имитировал поведение настоящих больных. Он приводил поверхностные аргументы, пропускал звенья рассуждений, часто отвлекался на побочные ассоциации, отвлеченно связанные с мыслительной задачей. А когда доктор ушел, все как рукой сняло. – Уильям улыбнулся воспоминаниям. – У него не нарушена мыслительная динамика. Он отлично соображает, никогда по-настоящему не теряет нить разговора, всегда копает глубоко и доходит до первопричин любых действий. Так что сеансы оказались непоказательны.