Ирина Тихолоз - Кремль спокойствия

Очевидно, противник не знаком с золотым монастырским правилом: «чем тоньше, тем прочнее». И добавлю от себя – тем неуловимей. Будь моя точка внимания отягощена личностным багажом и прочими привязками к игровой среде, поток меня бы снес и убил, а, если бы даже этого не произошло, то противник сразу заметил бы меня, как только я попала в артерию, и легко обезвредил. Но с прозрачным, лишенным эмоций и страхов вниманием мне удалось подступиться прямо к его лицу.

Я очутилась в просторной светлой комнате с высокими окнами, за которыми величественной тайной манил густой лес. Он был не такой, как в монастыре, а гораздо дремучей. Сама комната чем-то напоминала небольшую библиотеку или кабинет с размашистыми книжными стеллажами во все стены. Около одного из окон стоял массивный стол, за которым с закрытыми глазами сидел мужчина лет пятидесяти. Он был невысокого роста, с неприметным телосложением и заурядными чертами лица, не поддающимися описанию. Мужчина был Человеком. На него пристально смотрел сидевший рядом парень лет двадцати восьми. Черная одежда в духе классической и health-готики подчеркивала его восточную, неестественную своим идеалом, восхитительно зловещую красоту: бледная, почти белая кожа, черные волосы и до того черные миндалевидные глаза, что в них невозможно было разглядеть зрачок. От гипнотически холодного взгляда веяло скукой и усталостью. Парень внимательно следил за мужчиной, точнее, за процессом, происходящим внутри объекта наблюдения, и перебирал в руках черные металлические четки, на которых мерцали изображения. Они пульсировали неоновым светом с тем же ритмом, с которым входили энергии в седого человека на кресле. Я приблизилась к символам, чтобы рассмотреть. Их было всего три: зеленая решетка-хэштег, голубая иконка расшара и значок, похожий на лиловую верхушку кремля со звездой. Остальные поочередно повторялись. Несмотря на открытые глаза парня, мне стало понятно: он видит все то же самое, что и я. В эту же секунду его пристальный взгляд на мужчину будто расфокусировался, и парень резко повернул голову в мою сторону. Он явно не ожидал увидеть меня и даже немного дернулся. Это прервало сеанс, и мужчина открыл глаза. Я моментально возвратилась обратно по каналу в эфирное тело, и вернула контроль над потоками. Мгновением позже я открыла глаза. Надо мной нависал растерянный и недовольный молодой человек лет 22-х в форменной одежде и фуражке. Это был водитель. Все беспокойство, которое он испытывал относилось исключительно к нему самому. В мой адрес не перепало даже одной тысячной процента. Он приподнимал мою голову и смотрел на меня, как на андроида, которого ему поручили довезти из одного пункта в другой, но внезапно робот сломался по неизвестным причинам, и теперь у парня появились большие проблемы. Эта невероятная эгоистичная беспомощность в сочетании с наивностью, судя по всему, вызвала у меня улыбку, которую водитель расценил, как признак еще более ужасной неисправности и запаниковал сильнее.

– Да что с тобой такое?! – вопрошал он, бегая взглядом по моему лицу.

На секунду я заглянула в парня чуть глубже, и многое в его поведении мне стало понятным и оправданным. Отсутствие отца, меркантильность матери, подростковая увлеченность мистическими телеканалами с концентрацией рептилоидной тематики сформировали у юноши холуйский тоннель реальности, напичканный масонопоклонничеством и иллюзиями достижения абсолютной власти. А еще парень был Человеком.

Он совсем растерялся, опустил мою голову и судорожно начал вытаскивать из кармана брюк смартфон, но я его остановила.

– Все в порядке, – еле шевеля губами и все еще улыбаясь, сказала я. – Поехали дальше.

– Уверена? – суетливо обрадовался водитель.

– Да.

Только когда он помог мне приподняться, я заметила, что все это время лежала на земле. Совсем не помню, как мы остановились, и как я там оказалась. Видимо, начинающий и малоперспективный масон заметил, что со мной творилось что-то неладное, съехал на обочину и вытащил меня из машины на траву. Пока я медленно и неуклюже поднималась, опираясь на парня, мое самочувствие стремительно улучшалось, а все произошедшее переформатировалось из реальности в сон в таком совершенном качестве, что я на самом деле стала сомневаться в безусловности того, что видела несколько минут назад. Но это один из прекрасно известных мне эффектов защиты высшего уровня: если тебе удалось пробраться к противнику слишком близко, он превратит твою память в фантазийный бред, от которого захочется откреститься как можно скорее.

За время моего отсутствия изменилась погода. Стало пасмурно, и временами отрывисто ветер взъерошивал мне волосы и даже сорвал фуражку с раздраженного водителя. Когда я села в машину, и после хлопка дверью остатки завываний ветра из моих ушей вытеснила густая тишина автомобильного салона с хорошей шумоизоляцией, я снова вернулась к анализу произошедшего.

Первое, что я заметила – ухудшилась связь со Святым Я. Теперь до него в лучшем случае через раз долетали мои вопросы, да и ответы получались с помехами, поэтому многое приходилось уточнять по несколько раз, но главное – я не могла получить от него информацию о том, как защитить свой канал и не позволять перехватывать энергии другим. Постепенно даже это с легкостью забылось и перестало меня волновать. Весь мой мир стремительно сужался в тесный трехмерный тоннель, наполненный мысленной суетой и фоновой тревогой. Меня заполнила невыносимая тоска по чему-то единственно настоящему и недавно напрочь, бесповоротно забытому. Все мысли казались несуразными, ламинарными и абсолютно лишенными объема. Они будто цеплялись за первый попавшийся предмет, способный вызывать легкую, но прилично утомляющую дисфорию. Причем в этом бесконечном поле мысленных репейников ум только и делает, что цепляется за них, и совсем не задается вопросами: где он, кто он и что происходит. Более того, малейшее его движение в сторону этих вопросов подавляется им же самим, поскольку именно эта запретная тропа может увести его со столь увлекательного поля липучих, никчемных мыслишек.

Меня вдруг стало заботить состояние своего здоровья и внешности после того, как промелькнуло воспоминание о том, что несколько минут назад я лежала на земле без сознания. Эти темы наполнились для меня невероятных размеров важностью. Конечно, я и до этого заботилась о своем здоровье и внешнем виде, но эти процессы никогда не обдумывались так ощутимо и всегда происходили на автомате, а что касается второго пункта, то его неизменным максимумом всегда были чистота и опрятность, ничего более. И то соблюдалось исключительно из уважения к данному телу, как к выбору Святого Я, ну, и, разумеется, к окружающим. Теперь же мое отношение к собственной оболочке, и всему, что с ней связано перерастало в нездоровый фанатизм, растущий из страха смерти, который я ощутила впервые. Это чувство оказалось настолько новым, что, несмотря на то, что поглотило меня почти полностью, я в последний момент ухватилась за свою исследовательскую жилку, как за спасательный трос, который поднял меня над этим страхом, и тогда смогла его рассмотреть и изучить, не захлебнувшись в нем. Тем не менее, он проник во все мои мыслительные и поведенческие паттерны, словно пыль в стерильное пространство. Ничего ужасного не произошло, но страх смерти осел в сознании и постепенно стремился занять место фундамента во всех моих намерениях и действиях, в которых все больше наблюдалось инстинктов. В этот момент я отчетливо прочувствовала, почему существа в человеческих телах, чья эволюция заканчивается здесь, на третьем уровне, и даже Люди, которые после третей мерности способны эволюционировать до 115-го уровня, так боятся смерти. В первом случае – полный game over, а во втором – level up или wasted и рестарт на третьем уровне, если Абсолют не впечатлился геймплеем. Но Люди в своем большинстве совершенно ничего не знают о level up-е и даже не пытаются узнать, а многие и вовсе не уверены, что дальше что-то будет. Когда связь с моим Святым Я оборвалась, первое сомнение, которое меня ошеломило, – а была ли эта связь вообще? Даже не знаю, что шокировало больше: само сомнение или то, с какой скоростью оно перерастало в уверенность, что канал, ведущий к Святому Я – бредовый сон из далекого прошлого.