Ксимена - Слуга Инквизитора. Повесть

Откопав из-под земли мешки с глиной, погрузили их в тачку и тронулись в обратный путь. Всю дорогу подмастерье пытался шутить, а сам с какой-то тревогой поглядывал на меня.

В мастерскую мы вернулись под вечер, мокрые, грязные и уставшие. Горшечник, взглянув на меня, поинтересовался, почему я весь в глине? «Поскользнулся с непривычки», – проворчал я и увидел благодарные глаза старшего подмастерья. Меня погнали мыться, покормили и указали место для ночлега. Едва я прилег, ко мне подошел старший. Я встал (негоже быть невежей!), поклонился ему и сказал: «Благодарю тебя за науку. Ты посвятил меня во все знания, которыми владел. Но я – слуга инквизитора, этих знаний мне мало, потому с завтрашнего дня сам мастер-горшечник станет моим учителем». Я видел, что мои слова крепко его зацепили, но я помнил наказ моего Господина – учиться смирению. Вздохнув, я добавил: «Ты будешь настоящим мастером, ты душой чувствуешь стихию земли. И ты обязательно найдешь свой драгоценный камень в голубой глине».

Началась наука от мастера. На гончарном круге, который он вращал босыми ногами, под длинными чуткими пальцами вырастали миски, горшки, кувшины разных размеров и форм. Например, горшок завершался венчиком, от которого вниз шло узкое или широкое горло, переходящее в раздутые или слабовыпуклые стенки – плечи и толстое донышко. Подсохшие изделия потом струной с двумя ручками – вжик! – срезали с круга и ставили на сушку. Если был заказ на посуду для знати, то к делу приступала дочь горшечника, украшая венчик рифлением, желобками – канелюрами, наносила узор краской красного, бурого или черного цвета, прикрепляла декор. Потом сосуд шлифовали, обжигали и приступали к молочению – замачивали в молоке, опять обжигали, чистили от нагара песком или рогожей и обрабатывали горячим воском.

– В нашем деле, Санчо, переплетается ремесло и искусство, – говорил между делом мастер. – Знание и руки – наш основной инструмент. Вот возьму комок глины, помну его, покручу, и руки уже сами знают, что из этого комка сделать. И основа основ – мощная стихия огня в сочетании со стихией земли и воды. Перельешь воды, сосуд будет трескаться при сушке. Пережаришь в горне, сосуд станет хрупким и некрасивым, пойдет трещинами или раковинами. Хорошую глину нужно искать там, где есть влага – в оврагах, на берегу водоемов. Вообще, глина – это дар Божий. Помнишь, как Господь говорит: «Вот, что глина в руке горшечника, то вы в Моей руке» или «…Чтобы земля изменилась, как глина под печатью, и стала как разноцветная одежда…». Всего семь раз упоминается в Библии слово «глина». А число семь – сакральное, полное смысла. Согласно Священному Писанию, семерка – совершенное число, которое правит временем и пространством. За семь дней Бог сотворил все сущее. Рим построен на семи холмах, в неделе семь дней, семь кругов ада и семь смертных грехов. Думаешь, это случайные совпадения? Нет, Санчо, нет и нет! Во всем – Рука Его, Его промысел.

Глина – не только сосуды и черепица. Она может и лечить недуги. Намажь теплой глиной больное место, оберни тряпицей и жди исцеления. Обжегся – глина придет на помощь. Даже если тебя отравили ядом, глина тоже может помочь. Учись, Санчо, познавай самое древнее и нужное ремесло…

Я старательно искал нужную глину, месил ее в корыте ногами и руками, вращал гончарный круг. И сколько кривых, косых горшков, сделанных моими неловкими пальцами, летело в кучу глины, не счесть! Но однажды мне удалось слепить вполне нормальный горшок. Пока он сох, я украсил его, как умел, изображением цветков-колокольчиков и листьев. Взглянув на мое художество, мастер спросил:

– Это болотный мирт?

– Да, мастер, я пытался изобразить именно его. Мой Господин недавно побывал в Озерном крае, а я сопровождал его.

– Тебе это неплохо удалось, – заметил мастер и, позвав дочь, спросил, – как тебе этот узор?

– Интересно, – задумчиво проговорила она, – мирт еще называют именем прорицательницы Кассандры, предсказавшей гибель Трои… У древних греков мирт был символом молодости, красоты и целомудрия.

– Еще бы! – воскликнул я. – Господин говорил, что миртом обсаживали в давние времена храмы, а в Риме до сих пор берут с собой веточку, отправляясь в дальнюю дорогу. Мой Господин делает из него зелья, когда мы идем в зачумленные города, врачует раны рыцарей, иногда делает бодрящий напиток для увеличения силы. Еще он говорил, что в домах его держать не следует…

– Почему ты нарисовал именно мирт? – строго спросил горшечник.

– Не знаю, – я пожал плечами, – я только взял в руки спицу, а рисунок пришел сам собой. Если вам не нравится, я тотчас отшлифую горшок.

Горшечник и его дочь многозначительно переглянулись, и мастер, кинув мне кусок глины, приказал:

– Ну-ка, попробуй еще раз! Слушай руки и лепи, что получится!

– Как прикажете, мастер, – поклонился я, поймав глину. – Не знаю, получится ли…

Отец и дочь молча занялись своими делами, не обращая на меня внимания.

Я мял в руках податливый кусочек глины и вдруг вспомнил… Озерный край, лесное голубое озеро, дымка над водой и всадник в черном плаще, уплывающий вдаль на вороном коне…

– Стоп!

Я удивленно оглянулся по сторонам: кто это приказал мне остановиться?.. О, Господи! Я же декадник у горшечника: вот деревянный гончарный круг, полки с подсыхающими сосудами, горн, на улице под навесом ученики месят в корытах глиняное тесто.

Взяв у меня из рук фигурку всадника на коне, мастер и его дочь шептались о чем-то, кидая на меня исподтишка взгляды, полные недоумения.

– Господин рассказывал тебе о кукле вольт? – как бы вскользь поинтересовался мастер.

Я собрался кивнуть в знак согласия, услышав знакомое слово «кукла», но потом отрицательно помахал головой:

– Вольт? А что это такое?

Мастер, не отвечая, начал вертеть фигурку в руках. Его чуткие пальцы, паучьи лапки, ласково поглаживали уголки, постепенно округляя моего всадника, превращая его в мячик. Я, как зачарованный, не мог оторвать взгляда от его рук. Покатав между ладонями уже округлый кусочек глины, мастер резким движением смял его в кулаке и швырнул в корыто с глиной, куда как раз наливали воду ученики.

– Хорошо, отдыхай сегодня. И обязательно сходи с подмастерьем на вечернюю службу в храм.

На следующий день меня почему-то поручили опять старшему подмастерью. Ох, и насмеялись мы, вспоминая наше знакомство! Захлебываясь от смеха, я просил:

– Расскажи-ка, мастер, про того глиняного голема! Как он ходил-то, как ел, пил?

И подмастерье, на ходу выдумывая приключения голема, с удовольствием рассказывал мне все новые и новые подробности странствий глиняного человека. Вернувшись с первым ударом вечернего церковного колокола в усадьбу, мы притащили целых четыре мешка белой глины. С улыбкой и работается лучше, сеньоры!