Михаил Вербицкий - Сотрудник инквизиции. Осатанелый город

– Кого ведешь, пострел? – Спросили стражники у ворот. – Заводи, эту блохастую, к нам. Вина тебе нальем.

– Крейцер, получишь. – Добавил еще один.

– Служанка господина секретаря городской канцелярии! – Торжественно провозгласил пацан, и больше непристойных предложений не последовало.

Только лица, у стражников, вытянулись, словно они выпили уксуса. И бороды у всех зачесались.

Паренек бросил Иоанну перед ратушей.

– Давай, дуй туда. – Сказал он и умчался сломя голову, куда-то.

Девушка осталась стоять у башни не решаясь войти внутрь.

– Выйдет, кто-то, тогда спрошу, где мне найти господина секретаря. – думала она.

Только, из ратуши, как назло никто не выходил.

– Постою еще немного и пойду в церковь. – Стала думать Иоанна. – Спрошу, там, что мне делать. Святой отец точно знает, как мне поступить.

Поглядывая на церковь, она краем глаза наблюдала за городской жизнью. Все шли куда-то. Никто не обращал на нее внимания. Двое богатых красивых мужчин разговаривали, посреди площади о чем-то. Она не сразу узнала в одном из них, недавнего гостя, который приходил в Вурзельстокен недавно. Просто сразу ей в глаза бросилась сабля, на боку у мужчины. А, саблей она тут видела только одного человека, один раз в жизни. Только потом девушка опознала в беседующем недавнего гостя Зашкварного. Тогда все бабы в деревне сбежались посмотреть на красавчика. А, большая половина, вслух заявляла, что если после выпитого, гостю приспичит пообщаться, то они сделают это бесплатно, из одного сердечного расположения.

Когда мужчина с саблей, закончив разговор двинулся в сторону ратуши, сердце у нее дрогнуло.

– Надо спросить, где найти господина секретаря, надо спросит…. – Думала она и не спросила.

Мужчина сам приостановился рядом с ней и бросив короткий взгляд властно спросил:

– Задаток получила? За мной.

После этого все было как во сне.

Теперь она сидела перед огоньком в очаге и благоговейно исподтишка наблюдала за новым хозяином. Он сидел за большим столом, который стоял на возвышении, перед дверью на балкон. Перед ним горела толстая восковая свеча. Такие ей доводилось видеть, только в церкви. Стоила она немало. Господин перебирал бумаги лежащие на столе и время от времени что-то записывал. Поражаясь его уму и образованности, Иоанна постоянно клевала носом. За окнами было темно, пришло время сна, но она не решалась даже задремать, опасаясь рассердить господина секретаря. Она могла вообще не спать. Привыкла, когда баюкала детей прежнего хозяина. Но это – на полупустой желудок. Сегодня, несмотря на постный день, ее живот раздувался от еды. Со стороны это было не видно, но она чувствовала. Сегодня ее новый господин сам принес из трактира корзину с едой. Там были два горшочка с похлебкой, маленький кувшинчик пива и большой с вином. Там же – краюха свежего хлеба, зеленый лук, четыре яйца и кусок копченого сала. Все это хозяин разделил поровну, причем сало разрубил саблей, по военному.

Такой еды и в таком количестве, Иоанна не ела у Рыжего даже в воскресенье. Может только на Рождество Христово. По дороге отмахиваясь от приставаний малого, она ненароком думала, что секретарь канцелярии, в городе, старый и страшный. Что он взял ее, потому, что его обходят молодые бабы, то ли из-за уродства, а то ли из-за странных пристрастий, в таких делах. Сейчас Иоанна думала что если у господина секретаря в голове неладно, от учености, и он предпочитает выделывать нечто невообразимое – пускай. Пусть хоть какие коленца выкидывает, лишь бы не выгнал.

В четверг, двадцать третьего июня, на Иосифа Кафассо, брат Ульрих комиссар Его Превосходительства, Зальцбургского Инквизитора, пребывал в хорошем настроении. Во первых он наконец отыскал неуловимый Шаффурт, рядом с которым, кружил целых тринадцать дней. Две недели город никак не давался в руки. На вопросы как туда проехать, крестьяне указывали на нужную дорогу, только поехав по ней комиссар еще больше удалялся от цели. В следующей деревне ему объясняли, что он не там повернул. Мол повернуть нужно было возле белого камня, а он видимо повернул возле креста и поэтому теперь ему нужно ехать вот по этой дороге.

– Это же в другую сторону! – Возмущался комиссар.

– Это сейчас она – в другую. – Объясняли ему. – А потом повернет и будет в нужную.

Брать проводника, брат Ульрих не хотел из-за собственного тщеславия.

– Комиссар инквизитора! Важное лицо, а в город не может попасть! Это подрыв авторитета церкви.

В конце концов, оказавшись на дороге ведущей в Нюрнберг каноник решил, что авторитет церкви пострадает сильнее, если он не обратится за помощью. К мирянам он, впрочем обращаться не стал, а договорился с клириком придорожной церквушки, что тот пошлет, с ним знающего человека. Знающий человек оказался сторожем церкви. Он клялся всеми святыми, что бывал в Шаффурте не раз и дорогу знает досконально. Этот знаток, завел обоз комиссара в такие дебри, что выбирались они оттуда два дня. Тут, как на беду умер секретарь, Клаус Жук из Вены. Он с самого отъезда из Зальцбурга жаловался на здоровье, пожелтел не только взором но и телом и лежал на возу пластом. Это была существенная потеря. Оставшийся в наличии нотариус, конечно был не только грамотен, но и сведущ в крючкотворстве. Однако писал так, что разобраться в написанном, было под силу не каждому. Пока Жука похоронили, прошло еще два дня. От просвитера церкви, на кладбище которой хоронили члена его команды, комиссар получил нового проводника до Шаффурта, мирянина. На второй день, стало ясно, что и этот «знающий человек» заплутал. Хорошо, тут же, на дороге, наткнулись на пьяного углежога, который был родом из Шаффурта. Даже пребывая в состоянии умственной отрешенности, он уверенно вел брата Ульриха, по запутанным дорогам бургграфства. Когда до Шаффурта оставалось совсем ничего, на пути им попалась непотребная девица. Углежог страшно обрадовался встрече и заверил его преосвященство комиссара, что эта барышня доведет их до самых ворот, поскольку рядом с ними и проживает. А ему срочно надо, потому, что если он не повернет в сторону, то это в никакие ворота не лезет. Углежога отпустили, но взяли на заметку.

Впрочем, так оно было и к лучшему. Девица тоже была навеселе, поэтому отличалась излишней словоохотливостью. Иоганн Чмырь подручный инквизитора, сразу же, приступил к делу. Чмырь был виртуозом в своем деле, он мог вызвать на разговор кого угодно, а доверительную беседу мог вести бесконечно. Ему не было цены, когда его подсаживали в камеру арестанта, где сомневающийся в своей правоте еретик или нечистик изливал ему душу и раскрывал самые сокровенные секреты. Второй подручный комиссара, тоже без официального статута, Клаус Чмут, в отличие от Чмыря словоохотливостью не отличался. В трезвом состоянии. Язык у него развязывался после пары кружек хорошего пива. В трактирах, Чмут был бесценен. Он мог пить, с подозреваемым, кружка в кружку, пьянеть, но на ус наматывать. Нотариус преподобный отец Руперт был всегда наготове, чтобы перехватить пьяного Чмута, по дороге домой и записать все нужные сведения. Дело в том, что назавтра Клаус помнил все отрывочно или вообще ничего не помнил. Иногда отец Руперт, узнав, что Чмут пошел на дело, просто ложился на его место и спал, до его прихода.