Вера Игнашёва - Зеркала Линарии

– Ты хорошо подумал, мой мальчик? – всё-таки дядюшка Проспер был очень мягким человеком, – Должен предупредить, что в Пороге тебя тоже не ждут с распростёртыми объятиями. И, возможно, также захотят посадить под замок.

Такого поворота Грегор не ожидал, но менять свои планы он не собирался.

– Я всё понял, староста Проспер. Я никуда не пойду. Выпустите меня. Обещаю отправиться домой и сидеть там.

По крайней мере, это предложение могло быть правдой, ведь молодой человек не стал утруждать себя уточнением «как долго» он будет там сидеть. Засовы были сняты, и Грегор под недоверчивыми взглядами соседей отправился восвояси, то есть домой к Силии.

Сыну прачки совсем не понравилось просить старосту, но и сидеть в карцере ему тоже не слишком хотелось. Какое будущее ожидало его здесь, в Стуле? Работать за еду на кого-то из соседей, кто был удачливее или владел ремеслом? Матушка не позаботилась о том, чтобы отдать его в подмастерья к кузнецу или к пекарю, да, хотя бы, и к мяснику.

Грегор не желал признаваться самому себе, что причиной, по которой он оказался необученным к пятнадцати годам, было не слабоволие матери и даже не бедность их семьи, а его ужасное упрямство. Уже с пяти лет он целыми днями носился с другими сорванцами по окрестностям, вместо того чтобы ходить в школу, хотя после семи мать его и заставила, выдрав хорошенько. Но даже то скромное образование, что мог дать деревенским ребятишкам дядюшка Проспер, было у Грегора Безотцовщины неполным – парню больше нравилось, как говорила Силия, «шляться по лесу».

Про своего отца мальчик ничего не знал, но несколько раз во время ссор и драк сверстники обзывали Грегора «сыном чужака» и «солдатским отродьем». Из чего парень сделал вывод, что отец его был солдатом из другой страны. Но точно мальчишка ничего не знал, сам не спрашивал, а матушка никогда не говорила.

Видя, как достаётся от сердитых папаш его товарищам по играм, сын прачки никогда сильно не сожалел об отсутствии родителя. «Может, оно и хорошо, – размышлял он после очередной материнской взбучки, – У Силии рука не такая тяжёлая, а подрасту, так и вовсе драть не сможет.»

Солнечные лучи падали на мраморный чёрный пол через узкое восточное окно, отчего рисунок на плитах выглядел странно отчетливым. Ада уже унесла тарелки и приборы после устроенного прямо в кровати завтрака. Причесанная и внешне спокойная Юлия с толстым фолиантом на коленях сидела в своём любимом кресле. Казалось, она внимательно читает или разглядывает рисунки в старинной книге в тяжелом кожаном переплете.

Служанка с рукоделием в руках расположилась на стуле неподалеку и, в очередной раз взглянув на госпожу, отметила, что страницу книги та не переворачивала вот уже добрых двадцать минут. Принцесса не выказывала никакого желания разговаривать, а у рыжеволосой девушки хватало ума молчать.

Вдруг в дверь постучали. Юлия бросила быстрый взгляд на служанку и громко сказала: «Войдите!» Выражение лица, слегка приподнятые в вопросительном внимании тонкие брови и удивленный взгляд принцессы, как бы говорили: «Кто это? Мы никого не ждём.»

Дверь с тихим скрипом отворилась. В дверном проеме стоял коренастый мужчина в чёрном камзоле. На груди нежданного визитёра поблескивала массивная золотая цепь, а на ней висел большой, длиной с ладонь взрослого человека, ключ из того же драгоценного металла. Гость неторопливо вошёл, поклонился, пригладил чёрную с проседью бороду и, чуть растягивая слова, произнёс:

– Доброе утро, госпожа моя Юлия.

– Доброе утро, Михаэль. Что привело уважаемого казначея к нам в столь ранний час?

На самом деле удивление принцессы было так велико, что она ухватилась за переплёт книги, как за спасательный круг, удерживающий её от того, чтобы вскочить и воскликнуть: «Что Вам понадобилось в моей комнате?! За пятнадцать лет Вы заговаривали со мной от силы три раза, а теперь врываетесь, как старый знакомый! Вы самый угрюмый человек в Орлосе, непонятный и пугающий. Уходите!»

– Я отвлекаю мою госпожу от важных дел? – взглянув на книгу в руках Юлии, сказал казначей. Этикет требовал, чтобы руки во время беседы были свободны.

– Нет, я уже закончила, – с почти осязаемым сожалением девушка передала том в руки подошедшей Ады, – И я надеюсь, что моя служанка может присутствовать при нашем разговоре, – продолжила хозяйка комнаты.

– Да, конечно, никаких секретов, – глаза из-под кустистых бровей посетителя смотрели без неприязни, но вызывали желание поежиться, – Я пришел с частным визитом, а разговор касается вас обеих.

– О чём же Вы хотите нам рассказать? – Юлии удавалось сохранять вежливую улыбку и безмятежное выражение лица.

– О Вашей дальнейшей судьбе, драгоценная принцесса Юлия, – и без дальнейших отступлений гость продолжил, – Все мы знаем, какую участь приготовили Вам Ваш отец и тётя. Многие при дворе принца Эриха помнят и любят Вашу покойную матушку Вэллу Прекрасную. Вы так на неё похожи.

– Всем, кроме глаз, – перебивать было невежливо, но слова сорвались с губ золотоволосой девушки так быстро, что она сама поразилась. Казначей, намеренно или случайно, привёл одно из самых болезненных для дочери Эриха и Вэллы сравнений.

– Да, кроме глаз, – согласился он, – Глаза у Вас отцовские. Но это сейчас не имеет значения. Вам угрожает страшная опасность и уготована многих из нас сильно огорчившая участь, – низкий голос звучал почти сочувственно, – Вам необходимо бежать, госпожа моя. И как можно быстрее. Принц Эрих хочет отправить Вас вместе со служанкой в Делайю через неделю. Завтра весь двор уезжает на охоту в леса на восточных склонах. Это единственный шанс уйти из замка незамеченными. Я надеюсь, что у столь юной служанки хватит ума и сил, чтобы помочь своей госпоже? – и Михаэль Кредо с сомнением посмотрел на веснушки Ады.

Ада гордо выпрямилась, но тут же одумалась и глуповато улыбнулась. Будучи всего на год младше принцессы, она с малых лет научилась с выгодой для себя использовать свою детскую внешность, не внушающую окружающим никаких подозрений о том, что в рыжей кудрявой головке находится весьма практичный и быстрый ум. Это помогало ей безнаказанно находиться рядом с вельможами, ведущими серьёзные, а иногда и тайные, разговоры.

– Благодарю Вас, Михаэль, за заботу о моём будущем, – голос Юлии звучал холодно и бесстрастно, – Я надеюсь, что Вы глубоко заблуждаетесь относительно намерений моего отца. И обещаю Вам, что не придам огласке нашу частную беседу. А теперь попрошу нас оставить. Мне нужно переодеться на прогулку.

Вид у казначея был такой, будто на него вылили ушат холодной воды. Но он быстро справился с эмоциями и, пригладив двумя руками свои седеющие волосы, сказал: