Алекс Ананикян - Наш мир погрузился во мрак

– В таком случае, позвони или напиши ему и уточни. Не хочется мне бесцельно шляться вокруг дворца – не дай Хаос, поймают. – он почесал затылок через шапку.

Страсберг молча кивнула и ушла в другую комнату, чтобы связаться с профессором. В это время Кель подошёл сзади к своему воспитаннику и непонимающе посмотрел в монитор. Ему всегда было любопытно, как Винни удавалось писать эти маленькие странные программки, сводившие с ума другие компьютеры. Иногда он спрашивал, что могло произойти с жертвой. Если Кира был в настроении, то он нехотя рассказывал. В остальное время лишь фыркал и говорил, что Фрэнк всё равно ни черта не поймёт, так что он даже не будет стараться объяснить.

– Винни? – он опустил руки на изголовье кресла, рассматривая странные символы.

– Что ещё?

– Где… буквы и цифры?

Кира прыснул со смеху и закрыл лицо рукой, пытаясь отсмеяться. Потом, сделав вид, что он закашлялся, мальчик откинулся на спинку и ухмыльнулся.

– Какой ты всё-таки идиот, Фрэнк…

– Я просто спросил. – произнёс Кель с лёгким налётом обиды.

– Любопытство сгубило кошку. – Винни оскалился.

– Теперь и полюбопытствовать нельзя?

– Тебе и твоим куриным мозгам это вряд ли поможет. – горько усмехнулся Кира. – Но да плевать. Хочешь послушать непонятные вещи? Тогда развесь уши и слушай. Эти символы и есть пресловутые буквы и цифры. Существует три набора пиктограмм среди шрифтов: Wingdings-1, Wingdings-2 и Wingdings-3. Если я подключу эту крошку к сигнализации или компьютеру во дворце, то вся их система будет отображаться только этими знаками, но не одним набором, а случайно генерирующимся и регенерирующимся из трёх. То есть, каждые несколько минут символы будут меняться, и никто не успеет их расшифровать.

– Это… крайне садистская выходка. – вздохнул Франклин и улыбнулся. – Я горжусь тобой!

Он хотел положить руку на плечо мальчика и поощрительно погладить его, но меткая небольшая ладошка сильно хлопнула по кисти.

– Не трогай меня. – утробно рыкнул Винсент. – Отгрызу по локоть.

– Винни? – Салли влетела в комнату.

– Ну?

– Штейн сказал, что панель стоит на выходе в королевский дендрарий. Его не охраняют.

– «Не охраняют»? Он там ничего не выкурил не того? – мальчик развернулся лицом к девушке.

– Э-эм… Я тоже спросила, откуда он это знает. Скажем так, у него есть глаза и уши во всём дворце.

– «Глаза и уши»? Любопытненько. Я даже не хочу знать, каким образом он их там нашёл или заполучил. Но… – Кира сладко потянулся и отсоединил флешку от компьютера. – Дендрарий так дендрарий. Я могу пролезть туда через больницу.

– Ну нет, один ты туда не пойдёшь! – возразил Франклин.

– Кто сказал? Побегу, скорее. Мне балласт не нужен. – он встал и пожал плечами.

– Винни…

– Заткнись уже. Надоел – сил нет. – рявкнул мальчишка, вешая накопитель на шнурок на шее. – Если ты мне доверил провернуть это дело – отойди и не мешай.

После этого Кира демонстративно толкнул Келя в грудь. Тот почувствовал что-то вроде слабенького разряда тока в месте удара. Он хотел было спросить об этом, но его воспитанник уже выпрыгнул в окно, завязывая шнурки повязки за головой.

Их убежище находилось возле северных доков Корхенйоки. Добраться до дендрария можно было несколькими способами: по аллее Союза, через кладбище, через набережную, минуя дворец; через приют или же через больницу, сад которой плавно переходил в ныне закрытую территорию. На аллее и набережной было слишком уж многолюдно. Конечно, Винни не стоило труда слиться с толпой с его шапкой и повязкой, но он предпочитал не рисковать. Идти мимо приюта он не хотел: его ни то разыскивали, ни то плюнули на это дело шесть лет назад. А на кладбище надо выходить и занудно брести по всплывающей песчаной косе побережья. Так что впереди ждали мост, южные доки, королевский шпиль (маяк), очередная отшиба и больница.

Многие вещи в своём поведении Винни не мог объяснить даже себе. Чаще всего, когда он лежал перед сном и размышлял об очередном прожитом дне, то сталкивался с мыслями о том, что не хотел так поступать или говорить.

В приюте, когда он только очнулся, дети смотрели на него с опаской, словно он был каким-то страшным зверьком. Никто не захотел с ним не то что знакомиться, а просто-напросто говорить. Когда он пытался пригласить кого-нибудь поиграть, от него отбегали или просили отстать. Поэтому он часто сидел в углу совсем один и бросал в стену мячик. Воспитатели даже не пытались ничего сделать, чтобы помочь ему социализироваться. А когда дети начали превращаться в подростков, то отщепенцу стало намного тяжелее жить: его дразнили, тянули за волосы, били, отнимали еду, бросались ей же. Винни сносил это молча. В конце концов он обзавёлся шапкой, под которой прятал свои странные волосы, и повязкой, чтобы никому не показывать перламутровый глаз.

Незнание своего прошлого, разбитые воспоминания о детстве тоже давили на него. Его бросили? Когда? Что произошло? Что он сделал? У него были когда-нибудь родители? Почему на шее этот шнурок и что на нём висело? Может, его пытались задушить, поэтому он ничего и не помнил? Вряд ли. Он точно помнил себя на следующий день после пробуждения, и продавленной полосы на коже у него не было. Его отмыли, пока он лежал без сознания. Разве что болело тело от многочисленных ран и ушибов. Что случилось? Серьёзно, что случилось?!

Винни замедлил шаг, стоило ему перейти мост и пробежать мимо маяка и южных доков. Он тяжело вздохнул и остановился, опираясь на стену, окружавшую город. Всегда казалось, что разгадка близко, но стоило копнуть глубже, как мальчик понимал своё бессилие перед глухой стеной амнезии. Словно ему по голове заехали молотком, так что в ушах стоял звон, как внутри набатного колокола. Почему у него разные глаза? Почему один из них белый, хоть и прекрасно всё видит? Почему его волосы такого цвета? Почему косы так быстро отрастают? Почему он не может есть мясо, а только рыбу и фрукты? Ведь эти отличия от обычных людей у него не просто так, верно? Он же не сошёл с ума? П-правда?

Глубоко вдохнув и выдохнув, мальчик продолжил быстро идти в сторону больницы, размышляя о своей жизни.

Могло показаться, что он ненавидел Франклина больше остальных обитателей убежища. Скорее, наоборот: Винни в какой-то степени был ему благодарен за то, что Кель забрал его с собой, а не вернул в ненавистный приют. Кира даже поблагодарил бы его, если бы смог. Почему-то все мысли наедине смывало волной желания насолить Фрэнку вербально или физически. Словно настоящего Винсента, которому попросту не хватало семьи и друзей, запирали в звуконепроницаемую клетку на целый день, пока он не оказывался один. Ему иногда хотелось поддержать или пожалеть своего искалеченного опекуна, также положить руку на плечо и невесомо погладить. Наверное… Это и вправду было приятно. Мальчишка не хотел, чтобы его трогали, поэтому всегда отбивался от объятий и любых других тактильных контактов. Порой Франклин сильно получал, так что на его и без того растерзанном теле появлялись новые синяки или царапины. Извиниться бы… Но язык не поворачивался.