Алекс Ананикян - Наш мир погрузился во мрак

Неприкаянное дитя земли,

Знаешь ли ты, насколько мне дорог?

Ты шёл по этой тропе с рождения,

Тебе предначертано многое.

Есть и те, кто скажет, что ты не прав,

Они заглушат твою песню,

Но здесь ты на своём месте,

Так что поиски окончены… 5 5 На музыку Adriana Figueroa «Wanderer’s Lullaby»

Пение отражалось от стен так же, как и свет, так что казалось, что мальчик угодил в колодец. Вцепившись пальцами в края расщелины, он попытался отодрать кусок, чтобы расширить проход. В подушечках почувствовалась боль: острые края вонзились в кожу. Стиснув зубы, Винсент напряг руки и отломил фанеру. За ней оказалась железная решётка. Силуэт так и оставался размытым тёмным пятном в белоснежном свете. Кира попытался сфокусироваться, чтобы разглядеть певшую девушку… Но её песня затихла, и в комнате начало темнеть.

– Нет… Нет… Подожди! Подожди! – закричал он, пытаясь просунуть руку через прутья. – Не уходи! Пожалуйста, останься со мной! Пожалуйста…

Но за решёткой стало совсем темно. Винни осторожно вытащил руку и стёк по стене, пытаясь не заплакать.

– Пожалуйста… Не оставляй меня… – пробормотал он.

Глаза открылись. В них стояла влажная пелена, сразу стёкшая двумя тёплыми ручейками к вискам. Взору предстало бесконечное чёрное небо, усеянное звёздами. Посередине этого небесного моря, как огромный маяк, неустанно светила бледная луна. Сегодня она казалась почти полной. Может, через сутки наступит полнолуние… Её холодный свет окутывал тонкие ветви деревьев леса неподалёку от Варгенвульва. Они походили на уродливые сморщенные пальцы старой лесной карги.

Винни вылез из своего спального мешка, отряхнул его и свернул, затем укладывая в рюкзак. Франклин спал рядом, лёжа на боку. Мальчик не почувствовал ни малейшего вредного позыва растолкать его или разбудить каким-нибудь отвратительным способом. В полутьме его внешнее уродство было не так заметно. Наверное, когда-то давно Фрэнк считался вполне симпатичным: где-то за красной сеткой шрамов скрывались приятные черты лица, глаза не казались такими призрачными, волосы не напоминали грязный изуродованный парик, и не приходилось держать костыль рядом, потому что от северного холода Кель почти не мог передвигаться самостоятельно.

Прикусив губы от мысли о сожалении касательно судьбы шатена, Винни помотал головой, оглянулся и нашёл пенёк, на котором можно было позавтракать. Потянувшись и похрустев затёкшей шеей, мальчик взял свой рюкзак, присел на обнаруженный пень и достал сухофрукты и флягу с водой. Курага, бананы, ананасы… Как же его желудок соскучился по настоящим фруктам, которые стоили уж очень дорого. Поэтому Салли приносила ему только яблоки с рыхлой мякотью – издевательство из мира растительной пищи. В них ни сока, ни волокон – какая-то субстанция, больше похожая на затвердевшее пюре. Сейчас бы персиков, слив, каких-нибудь ягод… Например, арбуз или дыню.

Светлые глаза с тоской посмотрели на ломтики сухофруктов, пальцы аккуратно взяли пригоршню и высыпали на ладонь, затем заворачивая остатки в пакет и убирая их обратно. Мальчик подтянул коленки к животу и закинул немного еды в рот. Ничем не лучше картона. У того хотя бы вкус насыщеннее. Вода тоже противная, как будто из лужи. Но в таких условиях привередой не побудешь: либо ешь, что дают, либо голодай до скончания веков. И Винни не жаловался, просто мечтал о чём-нибудь получше.

Голос из сна словно застрял в голове. Пение казалось совсем тихим, но Кира помнил каждое слово, пусть и на общерэмерианском, запрещённом тираном. Этот язык нравился мальчику намного больше, чем человеческий рэмерианский: простая грамматика, каждое слово похоже на отдельную коротенькую песню, приятную для уха. А что нынче? Как будто все хором вызывают монстров, а не язык – жёсткий, режет ухо, правил чёртова туча. Зачем надо было избавляться от наследия коренного населения?

Судя по часам, было около шести утра, когда проснулся Фрэнк. От холода и сырости у него сильно болели ноги, и он понимал, что не дойдёт без костыля, как бы ему этого ни хотелось. Стоило повернуться на бок в спальном мешке, как из глаз брызнули слёзы. Словно по каждой кости одновременно ударили молотком. Кель шмыгнул носом и вытер набежавшие ручейки с щёк. Потом он заметил Винни, сидящего на пеньке в майке и джинсах и намурлыкивающего песенку на вроде бы незнакомом языке, но значение некоторых слов всплывало где-то далеко в памяти парня.

Франклину редко удавалось застать Винсента за подобным делом. Обычно он играл на гитаре или в приставку, иногда – читал. Но пение? Такое плавное и нежное, но с надрывом и тоской. Словно то была колыбельная для ребёнка, которому не суждено увидеть новый день. От голоса Винни мурашки бежали по спине. Как трудно поверить, что этот ворчливый подросток, иногда вставляющий крепкое словцо, стоило ему надоесть, способен настолько красиво петь.

На секунду их взгляды встретились в темноте. Фрэнку показалось, что он заметил какой-то влажный блеск и тень смущения в глазах Киры, но тот сделал вид, что он трёт лицо ладонями. Вроде бы избавившись от непрошеных слёз, мальчик нахмурился и прочистил горло.

– Ты пел? – с мягкой улыбкой спросил парень.

– Заткнись и вставай… – тяжело произнёс Винсент, поднимаясь с пенька и перекидывая лямки рюкзака через плечи. – Нам ещё переться и переться.

Франклин слегка сник. Видимо, эта песня о чём-то напоминала его воспитаннику, и опекун застал его не в самое подходящее время, когда он чувствительнее и не хочет, чтобы его таким видели. Ещё раз взглянув на Винни, Фрэнк заметил его грустный любопытный взгляд, словно он хотел что-то услышать, но при этом махнул бы на любые слова рукой. Пришлось выползти из промокшего холодного мешка и скрутить его, чтобы запихнуть в рюкзак. Покопавшись в провианте, шатен выудил пару ломтиков сушёного мяса и принялся жевать их без всякого аппетита.

– Винни, оденься немедленно! Здесь холодно! – вздохнул Кель, снова посмотрев на своего воспитанника и бретельки его грязной майки.

– Мне не холодно. Я даже ничего не чувствую. – пробубнил мальчик, пожимая плечами.

– Ну, а если ты заболеешь?..

– Как насчёт оставить меня в покое и жевать побыстрее? Неохота сидеть на месте.

– Ха-ха, а сначала ты сказал, что не любишь путешествовать! – триумфально улыбнулся парень.

– Я до сих пор не люблю путешествовать, когда моей заднице грозит опасность. Поэтому и не хочу здесь сидеть. Дойти бы уже куда-нибудь… А то только и делаем, что тащимся куда-то целыми днями, а потом спим в лесу.