Олег Рогозин - Первая кровь осени

Мэтт выскочил из комнаты, матерясь сквозь зубы.

– Дэйв, посмотри в окно спальни. Поднимись и посмотри. Сейчас же, мать твою.

Наверное, тон его голоса говорил о многом – Дэвид даже не стал уточнять, в чем дело. Поднялся, встал рядом с ним у окна, окинул взглядом пустынные холмы.

– Она была здесь, – тихо сказал Мэтт. – Клянусь тебе чем угодно, сюда шла женщина. Через поле, в одном платье, со свечой.

– Это… ничего страшного, – Дэвид, кажется, нисколько не удивился. – Не надо ее бояться. Она не придет сюда.

– Кто… она?

– Ложись спать, Мэтт. Я тебе обещаю, никто не войдет в этот дом. Он защищен от духов надежнее, чем две трети церквей в этом графстве.

– Духи… опять духи, – Мэтт обессиленно опустился на край постели и спрятал лицо в ладонях.

– Она ведь молчала? – зачем-то уточнил Дэвид. – Не говорила ничего?

– Еще не хватало, чтобы говорила!

– Тогда все нормально, правда. Не беспокойся ни о чем.

– Ты что же, знаком с ней? Это… часто такое здесь творится?

– Это просто один… ну, семейный дух, скажем так. Эти развалины на холме когда-то принадлежали моему семейству.

– А, так ты у нас из знатного рода, к тому же? – нервный смех неприятно царапнул горло. – Столько открытий за один вечер.

Выйти на трассу, поймать первого встречного на четырех колесах и бежать, бежать отсюда… куда?

Дэвид внимательно смотрел на него, словно что-то решая.

– Погоди-ка…

Он вскоре вернулся со свернутым в рулон одеялом, швырнул небрежно на постель.

– Во-первых, ложись спать и прекращай, наконец, бредить наяву. Во-вторых, подвинься.

– Какого хрена ты делаешь?

Стянув через голову свитер, его напарник с невозмутимым видом забрался в кровать. На пока еще относительно белой постели немедленно отпечаталась каминная сажа – видимо, просто отряхнуть штаны после чистки камина было недостаточно.

– Я не смогу всю ночь сидеть там внизу и беспокоиться, какого хрена еще тебе взбредет в голову. Ложись спать, кровать широкая. И не беспокойся насчет духов, ладно? Я буду рядом.

– Внизу, в конце концов, теплее, – пробормотал Мэтт, сдаваясь. Стыдно признаться, но так и правда было спокойнее. А на этой постели могла разместиться еще пара человек.

Дэйв тут же накинул на него край второго одеяла.

– Не замерзнешь.

– Оно воняет, бля, овцой, – Мэтт подтянул к себе ткань, с сомнением принюхиваясь.

– Потому что его сделали из, бля, овцы. Тоже мне, городской ребенок, шерсти не видел?

– Пидорство какое-то, – проворчал Мэтт, заползая под одеяло глубже. Дурацкий треп его странным образом успокаивал, возвращая к реальности.

– Если тебя это утешит, на этой самой кровати я трахался с двумя девчонками одновременно, – довольным тоном сообщил Дэвид.

Он явно все прекрасно понимал, насчет трепа, насчет состояния Мэтта, насчет чертовых духов, которые бродят в тумане за окнами. И старался как мог.

Мэтт не смог сдержать смешок.

– Да ладно?

– Читательницы. Приехали издалека, пообщаться про… духов и все такое. У одной грудь офигенная, у другой жопа. Не смог выбрать. Хотя они не очень-то и настаивали на выборе…

– Теперь мне все понятно. Вот зачем тебе это писательство.

– Вот для этого самого, точно. Ну и еще – раздвигать границы реальности.

– Ну нахрен, – резюмировал Мэтт и повернулся на бок, чтобы не видеть треклятое окно. Ему все время казалось, что некто вот-вот посмотрит на него сквозь стекло.

Он хотел вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы, но этот участок памяти был запрятан где-то глубоко меж сумбурных пятен, заполненным всеми оттенками черного и белого.

И, словно подсказывая альтернативу, глубоко в голове возник шепот – чужой и странно знакомый голос:

– Я взываю к семи дочерям моря…

«Ну нахрен», – уверенно повторил про себя Мэтт, и голос исчез.

Так уж случилось, что самые интересные истории происходят осенью. Конечно, смотря что считать интересным. Тут я мог бы привести множество лицемерных фраз о том, что понятие это субъективно, но давайте будем честны с собой – «самыми интересными» мы считаем истории, где убивают людей, желательно – с особой жестокостью. Мы сами стали подобны голодным осенним духам, алчущим жестокости и крови.

Осенняя ярмарка – всегда примечательное событие. Если тебе десять лет или меньше. Когда же ты рядовой полицейский, осенняя ярмарка означает в первую очередь несколько беспокойных смен подряд. Если, конечно, начальство не придумает что-нибудь совсем уж из ряда вон. Ребятам из соседнего отделения однажды не повезло – им пришлось поработать в буквальном смысле слова экспонатами на одной из подобных ярмарок. Кто-то придумал такую акцию, вроде как, полиция должна быть ближе к народу. Любопытные детишки приставали с вопросами, залезали в патрульную машину и с важным видом нажимали на кнопки, включая-выключая сирены. Это, должно быть, выглядело ужасно мило. Первые полчаса.

«Я бы там сдох» – лаконично отозвался о ситуации мой напарник.

Впрочем, так он говорил в те наивные и беспечные времена, когда еще не был примерным семьянином и отцом двух чудесных крошек. Признаюсь, иногда я эгоистично жалею, что все изменилось. Вдвоем было немного веселее «патрулировать» окрестные бары в поисках скучающих юных леди…

Милая Мэллори, если вдруг ты это читаешь, умоляю, не устраивай ему сцен. Конечно, в глубине души твой муж всегда знал, что именно ты предназначена ему небесами, но должен же он был проверить это экспериментально?

Так вот, ярмарка – это традиция; как обычно и происходит с большинством традиций, смысл ее со временем исказился до неузнаваемости. По сути своей это ведь праздник сбора урожая, радость завершения страды, пожинание плодов. Время, когда трудолюбивый человек получает причитающееся, а лентяй остается ни с чем. Странно наблюдать, как этот благодатный период используют для проведения своих многочисленных бизнес-форумов люди, которые в жизни ничего не производили и не произведут.

Считайте меня анархистом, марксистом, антиглобалистом, я рассмеюсь и отвечу, что не знаю таких умных слов, но мне кажется странным, что на современных ярмарках торгуют воздухом, словами и ярлыками, в лучшем случае – бумагой. Если хотите почувствовать дух осеннего праздника урожая, бегите прочь из деловых кварталов, заверните на один из сезонных рынков возле порта, где обычно торгуют рыбой, и наглые чайки с утра толкутся среди покупателей, устраивая свары, достойные их духовных собратьев в костюмах и галстуках, торгующихся на бирже. Там по осени на прилавках появляются горы разноцветных фруктов и тюки мягкой шерсти, будто приехавшие сюда на телеге средневекового крестьянина. А под прилавками прячется точно отмеренный контрабандный товар в безликих серых пакетах, но об этом знать совсем не обязательно, если ты очарованный атмосферой турист, а не полицейский при исполнении, конечно.