Елена Волохова - Сказки для живых и мертвых

Немхед взмахнул рукой. Побеги омелы заскользили изо рта Кегана по стене и потолку пещеры, опутали запястья Элейн и подняли ее над землей. Защитная магия проснулась в ней, слова заклинания сорвались с губ. Еще немного и будет она свободна от оков. Змей бесновался, черным облаком сорвавшись с груди Немхеда. Тот смотрел затуманенным взором и с каждым змеиным рывком терял себя.

«Твой Немхед умирает, златокудрая ведьма, – услышала Элейн голос. – Змей сожрет его, если ты не дашь ему закончить ритуал. Как только змей получит твою кровь и вкусит твою плоть, будет свободен Немхед. Змей прекратит его мучать».

Элейн перестала сопротивляться. Светоч ее магии погас. Рука Немхета, направляемая волей змея, занесла над девушкой атаме. Блеск клинка отразился в глазах любящих, понимающих. И прощающих.

Глава 9

Беснуется ветер в ночном небе, рвет облака в клочья, завывает между стволов деревьев и в расщелинах скал. Стонут под его напором дубы, пригибаются к земле, пытаются цепкими ветвями схватить беглянку и откупиться ею от полчищ фоморов, скачущих по лесным тропам.

Бежит ведьма, не разбирая дороги, поддерживает дрожащими руками готовый разродиться живот. Боль пронзает ее тело, кровь струится по ногам. Из последних сил переставляет несчастная ноги. Еще немного, еще… Скрыться от чудовищ, найти защиту хоть где-то. Стенает она, призывая на помощь Дану, Бригитт, Немону. Но глухи богини к той, что посягнула на чужое. Там, где затеяла дикую охоту Домну, нет места светлым силам.

Слышит ведьма завывание фоморов за спиной своей.

– Я вернула вам посох! Что вам еще от меня надо?

Смеются фоморы, голосами своими кору с деревьев сдирая.

– Сына твоего отнимем. Для потехи будет нам он. Заклятием черным опутаем и будем смотреть, как мучается он, жизнь свою и мать, его породившую, проклиная.

Бежит ведьма. Вот уж лесу почти конец. Видит она огни самайновские. Значит, люди близко. Если будет на то воля богов, не прогонят они роженицу, пусть и демонами проклятую.

В самое сердце колдовского круга падает она, разрываемая изнутри рождением новой жизни. Нужные заклинания уж произнесены друидами, останавливают фоморов языки праздничных костров. Остаются они в темноте леса, оттуда наблюдают, злорадно ухмыляясь. Не уйти тебе от нас, ведьма, и отродью твоему не уйти. Все будет, как Домну рогатая захотела.

Приняли ребенка друиды. Ведьма успела лишь взгляд на сына бросить, как забрали ее духи самайновские с собой, по ту сторону мира трапезу священную принимать.

Глядят друиды на ребенка, суеверный страх в сердцах их рождается. На груди у маленького змей огромный о трех головах кольцами извивается, черной чешуей блещет. Закончил свой танец и замер на младенце татуировкой.

Убить отродье, бросить в костры Самайна! Пусть боги разбираются, что за тварь такая из чрева ведьмы в ночь колдовскую вылезла! Поднял кинжал над младенцем верховный друид – выпал кинжал, языками пламени вокруг ребенка побежал. Закаркали вороны, зашлись разными голосами жертвенные животные, вторит им ветер, вторят им камни алтарные, вторит треск поленьев под кострами.

Не тронь дитя, друид. Заверни его в окровавленное платье материнское, уйди с ним из деревни в скитание. Воспитай, как сына своего. Надели знаниями, научи кормить змея жертвенной кровью. Пусть живет на потеху Домну и ее фоморам.

Исполнил приказ богов друид. Ушел поутру из деревни, унес с собой мальчика. Нарек его Немхедом – именем сильным, чтобы мощи хватило для борьбы со змеем.

«Никогда не оставайся в ночь Самайна один, сын мой. Фоморы сильны в это время, как игрушка для них ты. Держись поближе к кострам – защиту их получишь ты».

Голос матери всегда с ним, сколько Немхед помнит себя. Умер старый друид, остался он один, но глас из потустороннего мира всегда направляет его. В праздник Самайна всегда среди людей, хоть и не любит этого.

Вот и сейчас бродит в толпе веселящихся. Вроде и с ними, но так далек от них. Друиды уже зажгли священный огонь. Колесо года остановилось в священную ночь, чтобы дальше покатить с новой силой. Скоро понесут люди светочи, чтобы разжечь очаги в домах своих. Осталось лишь жертву богам воздать, да самим в огне очиститься.

Стоят перед алтарем три женщины, трехликую богиню олицетворяя. Первая – дева молодая, непорочная. Вторая – женщина, счастье материнства познавшая. Третья – старуха, мудростью лет осененная.

Взглянул на первую Немхед – и сам словно на жертвенный костер взошел. Шелк золотых волос по плечам струится, полные груди истомой дышат, лицо светлое, чистой магией бельтайновской сияет. Не видел ее раньше Немхед, а сразу понял, кто она. Элейн, внучка деревенской колдуньи. Красавица завидная, да строгая. Ни одному парню еще согласия не дала. Даже Кеган, сын старейшины, невестой ее своей везде нарекает, а сам дальше садовой калитки допущен не был.

Ликует дух матери:

«Ведьма-девственница! Спасение твое! Сказали мне духи, что от змея избавиться можно, коли ведьма тебе добровольно непорочность свою отдаст, а ты ее потом на алтаре в честь Домну в жертву принесешь. Атаме, которым баранам кровь пускаешь, шею ей рассеки. Змей крови ее изопьёт, плоти отведает, да оставит тебя навеки. Свободен будешь, сын мой!»

Слушает ее Немхед и не слышит. Лико кострами освещенное, груди под рубахой вздымающиеся, губы цвет осенних ягод впитавшие. И вдруг шею ей рассечь?..

Уходи, Немхед, не смотри на ведьму прекрасную. Пусть дальше змей плоть и дух твои точит. А деву оставь в покое. Уходи, пока не поздно. Пока и она тебя не увидела. Пока чувство твое не разделила.

Поздно…

Проходит Элейн между кострами священными, как подруги ее, как вдруг змея огненная в кольцо свое ее замыкает. Пляшут языки пламени, выше дубов вековых вздымаясь. Плачет старая Ула – избрали боги внучку себе в жертву. Если не найдется тот, кто рискнет ее из огненного плена вывести – пропадет дева.

Кинулся было Кеган, слепой страстью влекомый, отец-старейшина за руку хватает его. Нечего за девкой в пламя лезть, жизнь свою губить.

Вышел из толпы Немхед, без страха в круг огненный ступил. Что ему, змеем фоморским пожираемому, костра простого бояться.

Стоят двое в круге колдовском, друг на друга смотрят, к великому таинству приобщаются, сердца распахивают друг для друга. Радуется дух матери – есть для сына спасение. Мечется змей – трапеза новая ждет его. Расцветает Элейн – светлым чувством наполняется. Страдает Немхед – лучше бы в огне сгорел, пока к ведьме шел.

Накинул Немхед на плечи Элейн плащ, поднял на руки, вынес из огня под всеобщее ликование. Смотрят они друг на друга неотрывно, все давно для самих себя решив.

Ходит старая Ула, кличет внучку свою. Бегают подружки, ищут Элейн для игр девичьих.