Настасья Кергеданова - Лунные сказки

Можно упасть в объятья красной травы и понять, что такое счастье – именно в такой погожий день, как сегодня.

Но так было не всегда. Когда-то давно, до первого удара сердца Кришны и Наи, эта земля была неприступной и пустынной. Вечный мрак царил над горами, венчанными блекло-чёрным снегом, и кроваво-красные реки, отравленные кровью войны, текли по пустыням. Леса здесь нет уже триста лет – вся древесина, богатая энергиями, ушла на сотворение изощрённого оружия и страшного яда. Лиссания была обителью Ангелов, и дым их энергий затмевал даже звёзды.

Мир, созданный Люцифером, подчинён алчности творений Бога, которые впали в безумие гражданской войны.

Бог учредил ранги и звания. Слабые, но ревнивые Ангелы, затаив злобу на более достойных, начали бить исподтишка, совершая убийство за убийством. Ангелы-солдаты до того наработали опыт, что смогли уничтожать даже Первородных Архангелов. Никто не собирался вмешиваться. Это было сделано специально, чтобы остались сильнейшие и хитрейшие посланцы Божьи, ведь в будущем их ждёт не самая благодарная работа, не самая завидная участь.

Но сейчас – в беспроглядном мраке – лишь изредка мелькают роскошные перистые крылья готовых ко всему Ангелов.

– Восьмой Легион пятого Зала Света затих, – сообщил разведчик Михаэль, подлетая ближе к своему командиру. – А их союзники вовсе покинули Лиссиан.

Ангел с пепельно-русыми волосами и необычным острым лицом промолчал. Его платиновые чистые крылья рассекали черноту, то выгибаясь, то прогибаясь под потоками штормового ветра. Пронзительные змеиные жёлтые глаза сверкнули сталью…

– Амон, что нам делать? – в замешательстве поинтересовался разведчик, плавно снижаясь.

– Ждите, – твёрдо прозвучал его низкий тёмный голос. – Они дадут о себе знать.

Две пары крыльев затрепетали и сложились, и два силуэта, приземлившись, синхронно выпрямились, но только Амон зажал в кулаке безжизненную багровую почву, тихо усмехнувшись, глядя в темноту и стиснув зубы.

В погожие дни, такие как сегодня, в это уже трудно поверить, и только горы на севере помнят, как Первородный Ангел сделал невесомый, тихий шаг в пустоту.

Я вздрогнула от внезапного видения, и солнечный свет подхватил его остатки, бережно хороня там, где Амон когда-то набирал землю в кулак. Я глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Мой Дом… Мой истинный Дом – такой, каким я его сделала после тех тёмных времён войны. Лиссания не была бы такой, если бы мне не пришло в голову усовершенствовать Алгоритм этого творения. Не было бы ни океана леса, ни аквамаринового дождя, ни даже рек или солнца. Никто не увидел бы прелести моего края, если бы не долгие тысячелетия кропотливой работы.

И отчего бы мне беспокоиться сейчас? Но тревога коснулась сердца. Я знаю Амона. Очень много раз судьба сводила нас, но столько же и разлучала. Видение воскресило в моей памяти его пронзительный янтарный взгляд, и я в который раз повторила себе: «Он будет ждать». Кому, как не мне, знать, что Амон способен ждать вечность?..

– Лилит? – окликнул меня знакомый голос, и я облегчённо вздохнула. – Что с тобой?

Я с улыбкой и в замешательстве обернулась, безошибочно впившись в сапфировые сильмарионские глаза. Он тяжело вздохнул и протянул мне руку, которую я охотно приняла.

– Что же мне с тобой делать? – задумчиво протянул он, сжимая меня в крепких объятьях.

– Ничего, – тихо ответила я, поражаясь звенящей певучести задетого покоем голоса. – Это же моя земля. Её память – моя память.

На это он отреагировал глубоким вздохом, и я в который раз заслушалась его сердцебиением.

Мы говорили нечасто. Уже столько эпох прошло, и так случилось, как случается у всех Тёмных, проживших долгое время вместе, – наши разумы слились воедино, и теперь слова были глупы. Мы оба могли безошибочно определить, когда кто-либо из нас вернётся, где находится, о чём думает, что собирается говорить какому-либо гостю, и даже знали память друг друга. Не было недомолвок, лжи или фальши. Мы Любили друг друга так, как не Любили бы целую Вселенную. Внутри умиротворение… А общаемся мы жестами.

В Лиссиане мы с ним уже довольно давно – затишье после второй Бури шло порядка миллиарда лет, а из этого миллиарда вне Лиссании мы провели всего-навсего полтора миллиона. За время покоя и умиротворения мы сделали много магических открытий и научились понимать друг друга на высшем уровне.

Я благодарила Лиссанию каждое мгновение, а не только по утрам, как местное население. Потому что знала – это время пройдёт, ведь ничто не вечно. По давнему закону колебаний рано или поздно грянет третья Буря, и я не вправе буду оставаться в стороне, как и он. Мы уйдём в войну с головой, забыв о миролюбии. Ведь он Первородный Демон, а я Высшая.

– Волчица, волчица, – качал он головой и выдыхал, ведя меня в дом. А я улыбалась, согретая теплом его крови.

Ночью мы сидели у камина – он в кресле, а я устраивалась на полу, обхватив руками его ноги. Мы смотрели в огонь и наслаждались полным безмыслием.

Когда небо размывало чёрным углём, на его поверхности высыпали, как бешеные пожары, раскалённо-белые звёзды, и мрак обращался в яркий серебряный день для нас – для тех, кто видел и блуждал во тьме. Млечный Путь обращался в живого небесного дракона, плывущего по космическим просторам, ослепляя соседние миры блеском своей непробиваемой чешуи. Воздух становился холодным ночью, и под этим величием чёрные розы распускались своим самым прекрасным цветом. Бархат лепестков ловил звёздную пыль, и вот уже чёрный искрится серебром, как обсидиан, вправленный в отполированное непальское кольцо.

Люди перестают видеть лес, но мы хмелеем от великолепия его красоты. А каким чудом становятся реки!..

Услышав пение Элиров, мы выходили с ним наружу и долго танцевали, разжигая звёздные костры в небе лишь для себя; их никто не мог увидеть. А после, обласканные прохладой ночи, окунались в реку, тёплую, словно парное молоко, и отдавались власти инстинктов.

Долгие ночные часы, обратившись в волков, мы бегали в лесу, забыв обо всём, сосредоточившись лишь на неимоверной силе в упругих бесшумных лапах. В моей снежной шерсти запутывались звёзды, в его белесой – слепящим следом отражалась лапа Млечного Пути. Глаза горели… Дыхание обжигало. И мы чувствовали свободу.

Мне всегда нравилось обращаться в волчицу. Это было высшим проявлением честности, чести и воли, на какие только могло быть способно моё сознание. Не нужно ни говорить, ни притворствовать… Все мысли – в ночи, и взор устремлён в светлость звёздного мрака. Только ветер и шёпот деревьев…

В преддверии рассвета мы, приятно устав, возвращались домой и засыпали на тёплом ложе, нежно сплетаясь в невинных объятьях. Мы с ним могли проспать целые сутки, пока люди работали в полях, укутавшись в лохматые лучи дневного света, а просыпались мы от проникновенного тёплого, мягкого дождя.