Айрин Бран - Черное пламя империи. Летопись Подлунного мира

Комната, в которой обитала Эмрия, была небольшой: три на три пассуса, но ее это нисколько не смущало. Стены здесь были выкрашены в светло-бежевый цвет и прикрыты гобеленами грубой работы, на деревянном полу из выскобленного до белизны дуба лежала шкура медведя, добытая прошлой осенью Уйнэсом, а узкое, больше похожее на бойницу окно с массивной рамой закрывали тяжелые занавески цвета топленых сливок. Не отличалась роскошью и мебель, хотя лейтенант и распорядился, чтобы из Ансара доставили по возможности комфортную и надежную. Гвардейцы перерыли весь городок, но не нашли красивых шкафов и кроватей, которым, по их мнению, привыкла Эмрия. Но любой, кто нанес бы визит императрице, почувствовал бы себя словно в огромных покоях императорского дворца в Арисе. Императрица создавала ауру величия и благородства, которая заставляла забыть об убогости комнаты, как только посетитель переступал ее порог.

В дверь решительно постучали. Эмрия позволила посетителю войти, и тут же удивленно выгнула брови: на пороге возник сияющий как шлем гвардейца лейтенант ам Сагир Ситэй. Он держал лист бумаги, который словно жег ему руки.

– Что-то случилось, лейтенант? – тихий, мелодичный голос Эмрии набатным колоколом прозвучал в небольшой комнате, заставив Уйнэса вздрогнуть. Еще большее напряжения придавали прозвучавшие в нем нотки тревоги.

– Хорошие новости, ваше величество, – просиял гвардеец, стараясь развеять беспокойство императрицы.

– Увы, у меня больше нет права на такое обращение, – на губах Эмрии появилась легкая печальная улыбка, но плечи ее опустились, а тревога потухла во взгляде.

– Есть, – возразил Уйнэс. – Теперь есть.

Больше не произнеся ни слова, он протянул ей послание, которое сжимал в онемевших от напряжения пальцах. Эмрия нерешительно приняла письмо и с головой нырнула в начертанные на бумаге слова, удивившись в первые мгновения витиеватому, размашистому почерку Лоэналя. Чем дальше она читала, тем больше чувств отражалось на ее обычно лице, обычно холодном и спокойном, как у мраморной статуи в императорском саду. В конце концов она не смогла сдержать слез, которые тонкими, прозрачными ручейками защекотали ей щеки.

– Значит, мой супруг решил оставить нас и умереть вместе со своей империей… той империей, которую он знал, которую создал…

– Да, ваше величество.

– Да станут владения Ула цветущим садом для его души, – с болью в голосе произнесла Эмрия.

Как бы ни испортила их брак жестокая судьба и действия Восты, она любила того своего супруга, каким он был еще до вступления на престол. Храбрый, благородный воин, с красивой душой и бесстрашным сердцем. Душу Эмрии наполнила легкая печаль, которая не пригибала к земле, так что невозможно дышать, но причиняла легкую боль при каждой мысли о Маглоре.

– Его величество Маэль Первый приказал вам оставаться здесь, пока не закончится пожар войны, охватившей империю. Он считает, что так безопаснее для вас и спокойнее для него. Для усиления нашего гарнизона вскоре прибудут две гвардейские илы, – произнес Уйнэс, когда императрица прямо посмотрела на него.

– Мой сын-император мудр в своих решениях, – кивнула Эмрия. – Я исполню его волю, если боги не решат иначе.

– Нам дозволено потратить любые средства на ваши удобства, ваше величество. У вас есть пожелания, как сделать эту комнату удобнее?

– Нет, лейтенант. Мне ничего не надо. Лучше купите что-нибудь для обороны крепости. Никто не знает, куда покатится война. И приобретите лишнее зерно на зиму.

– Как прикажете, ваше величество. Тогда с вашего позволения я пойду. Через две хоры будет обед. Надеюсь, вы почтите нас своим присутствием, несмотря на ваше высокое положение, ваше величество.

– Конечно, лейтенант, всенепременно. Я не откажусь от столь приятной традиции.

Эмрия улыбнулась тепло и искренне. Ей нравился этот невысокий, гибкий молодой человек с огромными карими глазами, которые делали его похожим на благородного оленя, которые водятся в лесах самого сердца империи У него всегда была добрая улыбка и он ни разу не позволил себе неуважительно посмотреть на бывшую императрицу, осужденную супругом за то, чего она не совершала. Для лейтенанта она была правящей императрицей и он всячески подчеркивал это, насколько ему позволяло присутствие соглядатаев Дарьенала Восты. Теперь она могла отблагодарить его за преданность. И уж тем более она не собиралась отказываться от совместных ужинов и обедов с офицерами форта, которые стали для нее своеобразной семьей. Более того, она считала эти трапезы своей обязанностью, особенно теперь, когда сын вернул ей титул. Она вновь носила корону правящей императрицы, до того момента, когда это тяжелое украшение не коснется чела избранницы ее сына, которой суждено править вместе с ним до конца дней своих. Тогда и только тогда Эмрия отступит в сторону, заняв положенное ей место императрицы-матери. Тогда у нее появится больше свободы, она останется нерушимым символом, и будет обязана посещать только малое количество семейных церемоний. Осталось подождать немного. Она была уверена, что Манисар Воста никогда не получит эту корону. Потому ей и предстояло ждать, исполняя обязанности правительницы империи.

Императрица Эмрия поднялась со стула с высокой спинкой и подошла к окну, выходившему в небольшой огород, где местный лекарь выращивал различные лекарственные травы. Она любила смотреть на зеленевшие под окном листья мяты, оранжево-желтые цветы календулы, не мешала ей даже узость этой бойницы, по недоразумению называемой окном. Ей не удавалось даже открыть тугую, тяжелую створку. «Завтра на рассвете я прогуляюсь по стенам. Вдохну прохладный горный воздух. Почувствую ветер, что приносит со снежных вершин. Теперь это не причинит вреда лейтенанту ам Сагир Ситэю. Теперь можно», – — с улыбкой смаковала она свои мысли.

Темные коридоры были для него привычной стихией. Он с легкостью скрывался в длинных черных тенях, которые расчерчивали любой дворец, несмотря на все огни, что его освещали. Ни желтый неровный свет факелов, ни ровный голубоватый магический свет не могли разогнать тьму в некоторых уголках длинных переходов. Именно в ней ему с легкостью удавалось прятаться. Слиться с тьмой, стать ее неотъемлемой частью, словно никогда и не существовало человека, лишь тени, что порой гуляют по дому. Иногда мужчине казалось, что он сам и есть эта темнота, что заполняет коридоры и покои дворцов и замков, он и есть та мгла, которая расползается по лесам с наступлением ночи. Он и есть бесплотная и могущественная тьма, что закрадывается в души людей, выползая из подземного мира, которым в мирэйских храмах правит мрачный Ул. И люди не видят, не замечают его, как не замечают черноты своих душ, принимая ее как часть себя. И он пользовался этим, на короткие мгновения покидая родную стихию, чтобы нанести смертельный удар тому, на кого укажут его хозяева: будь то человек или страна.