Юлия Скуркис - Роковое наследие. Хроники Арринда

Анаис поперхнулась и раскашлялась. Что она слышит от этого белокурой очаровательной малышки? Немножечко яда. Совсем чуть-чуть, капельку, но чтобы самого страшного и эффективного. Анаис вытерла проступившие слезы и отдышалась.

– Я правильно поняла, ты просишь изготовить для тебя хорошей отравы?

– Не для меня лично, – замялась девушка. – Батюшка сильно болен, и лекарь сказал – ему не выкарабкаться. И денег нет для прерывания жизни, – девушка всхлипнула, и ее лицо пошло пятнами, – даже на обряд освобождения души из плена мертвого тела не набирается.

– А сколько стоят в Харанде ритуальные услуги? – спросила Анаис, посерьезнев.

– Двенадцать золотых – прерывание и десять серебряных – обряд, – девушка судорожно вздохнула и шмыгнула носом.

– М-да, – глубокомысленно изрекла Анаис, – накладно и весьма. Но ты ведь знаешь – самоубийство богами не приветствуется.

– Это не будет самоубийством, – решительно сказала девушка.

Анаис призадумалась. Не очередная ли это попытка проверить ее на вшивость? Если выяснится, что она стала соучастницей убийства, в лучшем случае ее выставят за пределы государства и никогда больше не впустят.

– У меня нет ядов, – сказала она. – Но завтра я навещу твоего отца, возможно, смогу как-то облегчить его страдания.

– Лекарства уже не помогают! – в словах сквозило разочарование и злость.

Анаис молча подала служанке поднос. Девушка ссутулилась и понуро вышла за дверь. Лязгнул о петли навесной замок, проскрипел в скважине ключ.

***

Магистр Петерик Слэг остановился у окна, сложил руки на груди и посмотрел вверх, туда, где проглядывал между башен Академии затянутый тучами клочок неба. Слэгу никогда не нравился кабинет на первом этаже с видом на двор-колодец. Он мечтал перебраться в другое помещение, куда хоть изредка заглядывает солнце. Хоть «мечтал» – не вполне подходящее слово. Лет десять-пятнадцать назад Слэг еще мог его употребить, но с тех пор много воды утекло.

Петерик хорошо помнил тот день, когда впервые вошел сюда. Он был полон дерзких замыслов и радужных надежд. «В точности как эти двое», – подумал Слэг, бросив косой взгляд на студентов. Те корпели над свитками. Обычное дело – раз в несколько лет подпорченные плесенью трактаты приходилось переписывать, ведь невозможно бесконечно подновлять их заклинаниями. Проклятая сырость! Проклятый кабинет! Слэг зашелся кашлем. От мучительного приступа тело содрогалось, а внутренность болела и саднила. «Однажды я выплюну легкие», – мрачно подумал он, отдышавшись.

Студенты лишь первое время отрывались от работы, предлагали воды и любую другую посильную помощь. Наставник отказывался, иногда – в довольно резкой форме, и они перестали обращать внимание на его приступы.

Слэг подошел к столу, налил из графина воды, которая пахла тиной – так ему казалось, – накапал в стакан целебной настойки. Вкус кореньев и трав, набивший оскомину, заставил поморщиться. Слэг давно заметил, что зелье перестало помогать. Не то чтобы совсем, дома или в поездках оно действовало, но стоило принести флакон в кабинет – теряло силу, после чего приходилось заказывать новое. Такая же история с зачарованными от порчи свитками. У коллег они хранились десятилетиями, но в его кабинете, наверное, была какая-то особая сырость.

«И стены давят. Нестерпимо давят стены!» – Слэг брякнул стаканом о каменную столешницу. «Разбился! – со злорадной горечью подумал он, глядя, как порез на руке набухает кровью, – А ведь я его только вчера зачаровал на ударостойкость».

Молодые люди вскочили и, несмотря на протесты магистра, принялись неумело перевязывать рану. «С какого же они факультета? – попытался припомнить Слэг. – Явно не со знахарского». Капли крови шлепались на пол, и он все более походил на конспект нерадивого студента, усеянный кляксами. Магистр откинул со лба сальные патлы, сощурился, пытаясь разглядеть который из его подопечных Хотар Лебериус, а который Андо Атранкас.

В академии уже давно сложилась традиция отсылать провинившихся студентов в кабинет магистра Слэга – переписывать старые свитки. Как показывала многолетняя практика, хулиганы не понарошку раскаивались, у них появлялись зачатки усидчивости и терпения, ко всему прочему это давало руководству право отказать магистру в новом помещении: «Гибнут находящиеся в вашем ведении документы? Но позвольте, любезнейший Слэг, не в прошлом ли месяце были переписаны сто двадцать шесть свитков из вашей коллекции? Ну хорошо, не вашей! Ценные? Все действительно ценные свитки хранятся в другом месте».

С этим можно было поспорить, но Слэг прекрасно понимал, что делать этого не стоит. История целительства преподавалась как общеобразовательная сопутствующая дисциплина в курсе «Зельеварение» и в два счета могла стать необязательной.

Слэг опять раскашлялся и, прижав пораненную руку ко впалой груди, ушел в хранилище. Разумнее было бы отправиться на воздух, но стоит начальству заметить, что он прохлаждается, как пить дать прогонят со службы. Шустрых да быстрых много развелось, а место в Академии – лакомый кусочек, даже в таком подземелье.

Слэг привалился к стеллажу, доверху заваленному свитками, согнулся в три погибели. Кашель был хриплый, даже лающий, и в груди от него пламенело, точно кто-то раздувал уголья. Магистр, измученный приступом, присел на корточки. По щекам текли слезы. Он вытер лицо рукавом заношенной мантии, пошарил в кармане, разыскивая коробочку с пилюлями. Но вдруг замер, уставившись в недоумении на растрескавшийся пол. Складывалось впечатление, будто что-то хотело пробиться наружу из недр: трещины разбегались от центра, где вспучился небольшой бугорок.

Приблизившись, магистр ковырнул ногтем этот выступ, и камень легко раскрошился. Слэг почувствовал, что покрылся мурашками: он порой так реагировал на сильные магические эманации. Под землей что-то было, что-то необычайно мощное, раз уж оно смогло подняться к поверхности через древний монолит под Эридой.

– Атранкас! Лебериус! – позвал магистр подопечных и снова зашелся кашлем.

Студенты прибежали в хранилище, наверняка решив, что преподаватель отдает концы, ведь он всегда отказывался от помощи.

– Копните-ка вон там, – указал Слэг.

Монолит расслаивался как трухлявое дерево, и вскоре в образовавшемся углублении показался угольно-черный камень величиной с ладонь.

***

Утро наступило так быстро, что Анаис засомневалась: спала она или просто моргнула и, открыв глаза, обнаружила, что Лит уже высоко. Но обрывки сновидения еще стояли перед глазами, еще казалось, что саднят пальцы, и под ногтями застряло крошево эридского монолита.

Спина затекла. Девушка встала с лежака, потянулась и прислушалась. Жизнь в замке уже кипела: чем-то гремели, перекрикивались. Анаис попыталась разобрать, о чем судачит прислуга, но тут явилась вчерашняя горе-отравительница, бледная, с запавшими глазами. Она молча бухнула на лежак поднос и хотела уйти, но Анаис ее остановила: