Юлия Скуркис - Роковое наследие. Хроники Арринда

Карисмус, как человек слова, не мог отступить, хоть порой его одолевали мысли о невозможности выполнить клятву и накатывали отчаяние и ненависть к себе за немощность и за то, что случилось много лет назад. Тогда желание все бросить становилось всеобъемлющим, и голос рассудка, утомленного бесплодными поисками, властно требовал признать бессмысленность попыток что-то исправить.

Карисмус вышел из кабинета, по обыкновению запер дверь и спустился в лабораторию. Там вроде бы еще осталось немного средства от паразитов. Не хотелось затевать его приготовление на ночь глядя, но ведь заснуть с этим кожным зудом не получится.

Убежать в сон какое это блаженство, особенно если посчастливится и не нагрянут кошмары. Днем в голове, как в котле, бурлят мысли и не дают покоя. Где же ошибка? Почему никак не выходит, что в задумке выглядело таким логичным и завершенным? Проверить, перепроверить, изменить исходный посыл, перекроить матрицу. Замкнутый круг, плен, из которого никак не вырваться.

Эксперименты по омоложению, к разочарованию мага, должного эффекта не давали, зато обладали массой побочных действий, наподобие появления в бороде паразитов. Подопытные же ярамсы либо исчезали сразу, либо начинали молодеть безостановочно до перехода в зародышевое состояние. Нетрудно догадаться, что в обоих случаях они погибали.

В клетке остался один зверек – молодая самка. Она сидела на задних лапках и приводила в порядок рыжую шерстку. Ярамсы – аккуратные существа. Самка время от времени посверкивала глазками-бусинками, бросая нервные взгляды на седобородого человека, забравшего куда-то всех ее сородичей. А ведь как весело было вначале, когда в клетке вместе с ней сидели пять самцов. Конечно, хватало и других самок, но она считала себя самой привлекательной. Самцы были того же мнения. Она никак не могла выбрать, кому из них отдать предпочтение, и теперь осталась в полном одиночестве и не солоно хлебавши.

Ярамса смешно подергала мордочкой с пучком черных усов, еще раз оглянулась по сторонам в поисках того, кто мог бы оценить ее блестящий мех и великолепные пушистые штанишки на задних кривых коротких лапках, но в клетке никого кроме нее не было. Она тихонько пискнула, призывая самца, но ответа не последовало. Ярамса долго сидела, навострив розовые круглые ушки, в надежде, что кто-то откликнется на ее зов, ведь она созрела завести потомство. Коротко вздохнув, самка прошествовала в угол, зарылась в сено и уснула.

Карисмус отыскал на полке средство от паразитов, нанес его в кожу и собрался было подняться наверх, но внезапно передумал. Открыв потайную дверь, он вошел в небольшое помещение. Привычно щелкнул пальцами, создавая пульсар, и тот взмыл под потолок, наполнив помещение холодным светом. Карисмус опустился на грубо сколоченный табурет, стоявший перед каталкой, на которой покоился большой продолговатый ящик. Отсвет магического огня пробежал по крышке. Старик ссутулился, упер локти в колени, переплел пальцы и, уткнувшись в них подбородком, устало закрыл глаза.

– Прости, что давно не заходил, не навещал тебя, – прошептал он и открыл ящик. Проплыв по воздуху, крышка с тихим бряцанием встала на ребро у стены.

– Ты ничуть не изменился, Рансур, только волосы отросли и ногти. Мы это поправим. Никак не могу понять – идет тебя борода или нет. Пожалуй, без нее будет лучше. Сколько же я у тебя не был? Прости старика. То месяцами не появляюсь, а то вдруг прихожу среди ночи. Не спится мне.

Карисмус тяжело поднялся с табурета, подошел к столу у стены, заваленному свитками, и отыскал ножницы.

– Ты уж не обессудь, цирюльник из меня плохой, – вздохнул он и принялся отрезать космы Рансура. Молодой человек не подавал признаков жизни, но трупное разложение так и не коснулось его. Тело вот уже сорок семь лет не менялось.

Карисмус пригладил встопорщившиеся вихры друга, собрав отрезанные пряди, сжал их в кулаке. Когда-то и его волосы были такими же черными, как южная ночь. Они с Рансуром удивительно походили друг на друга, точно братья, только у Карисмуса глаза были цвета густого травяного отвара, как у многих в западном Рипене, друг же был родом из восточного. Это теперь к семидесяти годам глаза мага стали блеклыми, словно выцвели.

Карисмус вгляделся в лицо молодого человека, веки которого были плотно сомкнуты. Неужели он забыл, какого цвета глаза у Рансура? Маг удержался от попытки приподнять веко, тем более что сделать это все равно бы не удалось. Рансур казался выточенным из мрамора и был точно также бледен и холоден. «Нет, не забыл – серые, – встрепенулся Карисмус, – серые у тебя глаза, дружище».

Он бережно остриг ногти, каждый падал на каменный пол с таким звуком, точно был иссохшей оболочкой стручка. Затем Карисмус поработал брадобреем. Наконец он провел пальцами по лбу, векам, щекам и подбородку Рансура, словно стараясь запомнить контуры, запечатлеть в памяти рельеф. На самом деле маг пытался уловить малейшие изменения в состоянии подопечного, обнаружить хотя бы намек на течение жизни внутри похожего на статую человека.

– Мы попробуем снова, я внес необходимые поправки, это должно сработать, – сказал старик. – Ты, дружище, только не отчаивайся. Видят боги, я не отступлюсь, пока не найду способ вернуть тебя. Или пока не умру.

Патрина некоторое время прислушивалась к шорохам и ворчанию, доносившимся из кабинета отца, потом явственно различила, как он вышел и запер дверь. «Либо отправился в спальню, либо в лабораторию», – подумала девушка.

Спать не хотелось. Патрина откинулась на подушки, тяжело вздохнула и сомкнула веки. Она долго лежала, но сон все не шел, зато к ней наведался кое-кто другой. В окошко тихо поскреблись. Девушка легко спрыгнула с постели и на цыпочках подкралась к тускло светящемуся прямоугольнику окна. Ночь выдалась темная: небо затянула пелена низких туч.

– Патрина, – тихо позвали с улицы, – Патрина.

Она прижала руки к груди, словно желая замедлить удары сердца. Темнота скроет пылающие щеки, главное, чтобы голос не дрожал. Патрина не бросилась к окну сразу, заставила Бронтуса томиться в ожидании. Хороша бы она была, задешево себя предлагая. Наконец, посчитав, что воздыхатель ждал достаточно долго, она отворила створку.

– О, Патрина, я боялся, что ты крепко спишь и не слышишь, как я зову тебя.

– Кто здесь? – притворно зевая, спросила девушка.

– Неужели ты не узнала меня? Или под твое окошко ходит по ночам еще кто-то?!

Отчаяние, прозвучавшее в голосе молодого человека, сладким бальзамом пролилось на сердце Патрины.

– Ах, это ты, Бронтус, – протянула она. – Который час? Я уже спала и видела прекрасный сон.