Юлия Скуркис - Роковое наследие. Хроники Арринда

Патрина просунула голову в образовавшуюся щель. Лаборатория оказалась ярко освещена десятком пульсаров, посередине освобождено место, на полу начерчены причудливые знаки, но нигде не видно хозяина. Девушка проскользнула внутрь и кашлянула, чтобы обозначить свое присутствие. Притворив дверь, она пошла на цыпочках вдоль стены, боясь наступить на непонятные рисунки на полу.

Пушистая шаль, накинутая на плечи, почти не защищала от могильного холода подземелья, что вцепился в кожу острыми коготками и пробирался все дальше, взращивая колонии мурашек. Патрина поежилась и воровато оглянулась на дверь, в который раз помышляя об отступлении. Она не заметила, как краешек шали зацепился за клетку. В следующую минуту справа от нее что-то зашуршало, и часть каменной стены повернулась, открывая проход. Патрина, недолго думая, метнулась в узкое пространство между неплотно сдвинутыми столами. Следом дернулась клетка с ярамсой, девушка оглянулась и буквально чудом поймала ее на лету. Но ярамса упитанной тушкой навалилась на дверцу, и та с легким щелчком распахнулась. Зверек шлепнулся на пол и тут же со всех ног бросился под стол. Патрина побледнела от испуга, мало того, что она пришла сюда незваной, так еще и дел натворила.

Между тем в открывшемся проходе показалась спина Карисмуса. Он тащил за собой нечто большое и тяжелое. Патрина спешно, но очень осторожно поставила клетку на место, а сама присела между столов и затаилась, проклиная себя за трусость. Как теперь показаться отцу? Как объясняться? В это мгновение Патрина даже вспомнить не могла, зачем спустилась в подвал, что за срочное и неотложное дело ее сюда привело. Причина должна быть очень весомой, чтобы можно было выбраться из укрытия и вернуться в комнату с наименьшими потерями, то есть без заслуженного разноса со стороны родителя. Патрина стиснула зубами кисточку шали и осторожно выглянула, но чем дольше она выжидала, тем труднее становилось решиться выйти.

Карисмус обошел вокруг каталки, на которой стоял большой ящик, и вытолкал ее на середину помещения. Девушка, затаив дыхание, наблюдала за отцом. Маг открыл крышку, с трудом вытащил из ящика тело и уложил в центре магического круга. «Папа – некромант!» – промелькнуло страшное озарение, и Патрина задрожала уже не только от холода, но и от ужаса. Теперь выбраться из укрытия стало невозможно.

Разом припомнились все страшные истории, которые она слышала, причем каждый рассказчик божился, что, возвращаясь из кабака, видел воочию, как по берегу бродил тот или иной утопленник. Благо среди населения, промышлявшего рыболовным промыслом, недостатка в пропавших без вести не наблюдалось. Мертвые, как известно, сами по себе не гуляют, значит, притянул, приманил тело некромант. Зачем ему злодею такое творить? Кто ж разберется в потемках его души?

Рассказы о ходячих мертвецах служили неизменным атрибутом всех вечеринок, что устраивала островная молодежь. Только Патрину перестали на них приглашать, после того как она блеснула книжными знаниями о зомби в попытке разрушить глупые мифы. Ведь всем хотелось, чтобы было интересно и страшно, а не страшно интересно с научной точки зрения. Патрину просто выставили за дверь и велели отправляться к папаше-некроманту. Как же она тогда разозлилась! Как могли эти бестолочи представить ее отца в роли злодея?!

И вот, пожалуйста! Патрина украдкой следила, как отец устанавливает вокруг мертвеца призмы и зеркала в заранее определенных точках пространства, строго выверяя их расположение по напольному рисунку, и то и дело поглядывала на мертвеца. Труп молодого человека – явно неместного – не казался отталкивающим, скорее он был похож на скульптуру, безжизненный камень.

До сего дня Патрине видеть покойников не доводилось, тем более при таких леденящих кровь обстоятельствах. Конечно девушка и подумать не могла, что отец способен причинить ей вред. Но сама собой напрашивалась мысль: «Так ли хорошо я знаю человека, что возится с мертвецом, как с любимой куклой?» Патрина уткнулась носом в колени; ей захотелось сделаться маленькой-премаленькой, как ночной мотылек, и упорхнуть из этого страшного места, никем не замеченной.

Перед мысленным взором одна за другой промелькнули картины, когда отец был равнодушен к ее горестям, когда ругал за мелкие провинности или просто не замечал, погруженный в свои мысли, наверняка мрачные и страшные. «Он никогда меня не любил, – подумала Патрина, – покойники для него гораздо важнее, ведь с ними отец провел втрое больше времени, чем со мной». Она почему-то не сомневалась, что там за потайной дверью целый склад мертвецов. На ресницах набухли две крупные капли.

Карисмус опустился на колени перед покойником, поправил на нем одежду, пригладил волосы и еле слышно пробормотал:

– Если все получится, не хочу, чтобы ты упрекал меня за свой внешний вид.

«Что получится, что должно получиться?» – подумала Патрина и вдруг осознала, что нежная беседа с мертвым – явное безумие. В эту минуту ей стало по-настоящему страшно. Мир повернулся к ней неожиданной гранью, в одно мгновение сделавшись чужим и страшным.

Карисмус закончил приготовления и сотворил первый пас. Напольный рисунок наполнился молочно-белым светом, что преломился в призмах, отразился в зеркалах и образовал причудливый купол из перекрещивавшихся лучей. Патрина захлебнулась болью, ее утробный хрип потонул в звоне посуды, вибрировавшей в такт силе, пульсации которой затопили пространство.

Из-под стола выскочила ошалевшая ярамса, прыгнула в сторону девушки, в попытке спрятаться подальше от нестерпимо яркого света. Патрина стиснула зубы и, превозмогая боль, попыталась поймать зверька. «Ничто не должно нарушать ход эксперимента, иначе это может привести к необратимым и страшным последствиям», – отец часто повторял эту фразу.

Ярамса увернулась и бросилась в обратном направлении. Страшного и необратимого Патрине на сегодня было более чем достаточно. Она ринулась за беглянкой, и руки сомкнулись на теле зверька как раз в то мгновение, когда ярамса пересекла границу светящегося рисунка.

Ритмичное биение силы сорвалось на конвульсивное подергивание, лучи утратили равномерную яркость и начали перемигиваться друг с другом, ехидно намекая магу, что власть его была недолгой и эфемерной. Зеркала и призмы внезапно пошли трещинами, от чего световые потоки окончательно изломались.

Карисмуса пригвоздило к месту; огрызки лучей метались, как обезумевшие твари, и прожигали дыры в его одежде, но он не мог даже пальцем пошевелить. Маг в ужасе и отчаянии смотрел на дочь, заходившуюся в крике. Тело Патрины, ставшее полупрозрачным, штопором завинчивалось в безумном вихревом потоке, разрывалось на миллионы кусочков, собрать которые воедино казалось уже невозможно. Ярамса утратила привычные контуры, расплылась кляксой и начала просачиваться в то, что недавно было человеческой плотью. Через несколько минут от обеих осталась только крутящаяся вертикальная воронка, состоявшая из густого тумана с редкими проблесками, как будто в нем клубится ледяное крошево, отражая свет.