Янни Хаски - Система. Соглашайся или борись

– Эй ты, наверху! – орет в громкоговоритель кто-то властным голосом. – Ни с места!

Он силится схватить меня за руку, чтобы увлечь к противоположному краю, но в этот миг на меня набрасывают веревку, как на быка, и с сумасшедшей силой дергают. Не успев даже пискнуть, я лечу со стены вниз головой на женскую сторону.

Пау-пау-пау, я подлетаю, находясь в горизонтальном положении, на миг зависая в воздухе. Спина пружинит обо что-то типа батута, и при следующем соприкосновении, меня переворачивает почти на голову. Несколько пар цепких рук стаскивают меня на землю, краем глаза я успеваю заметить, что меня спасла натянутая сетка, какими ловят самоубийц или ставят для страховки при верхолазных работах.

Без лишних слов блюстители общественного правопорядка, соповцы, заталкивают меня в патрульную машину. Не успеваю я оглянуться, как мы уже несемся с сиренами во весь опор по просыпающимся улицам, и редкие прохожие смотрят нам вслед недоуменно и с раздражением.

Я пытаюсь заговорить с людьми в форме, но на меня обращают внимания не больше, чем на крошку послеобеденного десерта, прилипшую к рукаву. Так продолжается минут десять, пока мы не тормозим у серого унылого здания – это участок, место, куда привозят всяких мелких преступников. Со злодеями рангом повыше сразу разбираются в Департаменте СБС, оставляя местным силовикам всякий сброд.

И снова меня выводят, грубо пригибая голову, мы попадаем на первый этаж в грязный холл, где скучает дозорная – щуплая маленькая тетка со злобным лицом. Она провожает меня цепким презрительным взглядом, пока мы с конвойными не скрываемся на лестнице – лифт в здании оказывается давно не работает, но всем наплевать, в том числе нашей идеальной Системе.

В каком-то обшарпанном кабинете с засаленными стульями и таким же столом меня примерно на полчаса оставляют одну. Я наблюдаю, как за окном меланхолично ползут автобусы, редкие жители, кому не лень вставать в шесть утра, бегают на местном стадионе как стадо – в одном направлении и темпе. Кто помоложе, добирается до работы на велосипедах, старухи тащатся от лавки до лавки. Течет жизнь – унылая и безысходная, кем-то когда-то придуманная в таком изуродованном виде.

– Так, кто это у нас здесь? – раздается над самым ухом. Передо мной точная копия тетки с проходной. Она такая же неприветливая и жестокая, только волосы другого цвета. – Назовись, красавица! – какой же все-таки ядовитый тон.

Я послушно говорю имя, идентификационный номер и место жительства.

– Значит, меньше двух суток в секторе, а уже вовсю хулиганишь!

Я не знаю, что сказать. Поэтому молчу.

– Зачем ты избила соседку по общежитию?

А это-то ей откуда известно?

– Сигнал поступил к нам вчера днем, когда тебя уже и след простыл из общаги. А сегодня вот и вовсе попытка побега с территории приписки. Ты вообще хоть в курсе, что за это бывает? – И не дожидаясь ответа, она, сверяясь с файлами в затертом планшете, продолжает: – Отказ родителей в дальнейшем воспитании по причине достижения возраста ограниченной ответственности и невозможности дальнейшего совместного проживания – а ты тот еще фрукт – отчисление из школы за аморальные суждения и поведение, что подтверждается последним тестом и инцидентом, о чем составлен протокол, частичное поражение в правах с аннуляцией из анкеты полученных за успехи в учебе баллов и направление в сектор С. Однако ты, подруга, не из робкого десятка, раз это все проделали за два дня, видать, сильно кого-то допекла. Из молодых да ранних, да?

У меня в горле пересохло от таких новостей. Это что, все обо мне? Так вот оно как оказалось! Я теперь отброс с официальным статусом. Кому-то так не терпелось перевести меня сюда, что все провернули буквально с колес, да так, что комар носа не подточит. Наверняка есть в моем деле и показания свидетелей, и факты о якобы связи с соседкой по этажу и хрен знает чего еще там только нет. Как здорово! Теперь мне не отвертеться.

– Так, дорогая моя, все предельно просто: я ставлю тебя в очередь к судье, а пока будешь ждать в камере.

– Сколько?

– Не знаю. Может, час, а может и пару дней. Все зависит от сложности разбирательств в делах тех, кто перед тобой.

Я в изнеможении закрываю глаза. С такими, как я, разговор не может быть долгим. Оказывается, судят здесь тоже на скорую руку – никто не потрудится отобрать объяснения, как нам говорили в школе на уроках права, задать вопросы, сопоставить факты. Всем плевать. Мы уже виноваты, потому что приписаны к сектору С, потому что мы биомасса, низы, расходный материал.

Еще явственнее все это беспробудное всеобщее отчаяние чувствовалось в камерах. Здесь давилось человек тридцать, а сидячих мест было не больше половины. В углу большой клетки источало миазмы черное все в потеках ведро. Женщины разных возрастов сидели и стояли в какой-то замораживающей тишине. Бодро болтали только две подружки, проститутки, по всему видимо, которые ждали, что им будет за торговлю собой.

– У тебя номер какой?

Сначала я даже не поняла, что нужно тетке с открытым простым лицом, в бессилии опершейся на прутья увесистой пятой точкой. Она кивнула на талон, который скрепкой пришпилили к рукаву моего жакета – 095.

– А мой шестьдесят первый. И впереди еще трое. Получается тебе в суд через 37 человек. У-у-у-у, подруга, желаю удачи, – сдув повисшую сосулями сальную челку с грязного лба, она принялась обмахиваться какой-то цветастой тряпкой, отчего вокруг поплыл аромат конского пота.

– Перестань ты, корова! – гаркнула из другого угла девица с размазанной по лицу тушью и помадой. Ее платье еле прикрывало срамные места, как, впрочем, и моя юбка. – Мыться не пробовала?

К ней присоединились две лярвы, и в камере поднялся невообразимый гвалт. Я встала в самом дальнем углу между двумя угрюмыми женщинами средних лет, пустыми глазами таращившимися в пространство перед собой. Можно было подумать, что они обе слепы.

Атмосфера накалялась до предела – к скандалу присоединялись все новые заключенные, измученные многочасовым ожиданием приговора, после чего их судьбы, впрочем, как и моя, должны были пойти в крутой вираж. Одна эта мысль парализовывала меня, лишала возможности соображать. Страх, противный и липкий, расползающийся где-то внутри уродливой черной кляксой, не давал дышать.

Неожиданно началась потасовка, и кто-то больно толкнул меня в бок. Я ответила. Какая-то крупная бабень поперла на меня, как трактор. Не дожидаясь удара, я подсела и мастерски, тут уж ничего не скажешь, швырнула ее на бетонный заплеванный и затоптанный пол. Звук был такой силы, будто камни пошли с гор, припечатывая землю у подножья. В миг установилась пугающая тишина. И тут только я поняла, что зря это сделала – все пространство отлично просматривалось с двух камер, и к нам уже спешили огромные, явно откормленные на гормонах, стражницы, размахивая дубинками.