Озем - Тьма и Укалаев. Книга 2. Части 8, 9, 10

Иван Лешик – А с этим обморочным что?

Иван Рожков – Ванька, в кабину. Мы с Митькаем в кузов… Только, Митькай, ты мужика за ноги подцепи и оттащи с дороги. Подальше, подальше. И кинь. Очухается.

Валерий Михайлович Седон.

Юрий Семенович Краулин и Богдан Тенишев.

Седон – Слушаю. Алло!

Краулин – Это я… Узнал?

Седон – … Ты? Узнал. Как не узнать?

Краулин – Прекрасно. Надо бы встретиться и поговорить.

Седон – Я не против. Давно назрело. И перезрело.

Краулин – Я звоню из приемной мэра. Называй место, где удобно. У тебя дома?

Седон – Нет. Так ты приехал в Укалаеве? Сюрприз! То есть, ничто не мешает… В мэрию я тоже не ходок – пока… Будет лучше на нейтральной территории… Да хоть в здании ОХОБа – в старом городе. Там сейчас тихо. Мероприятий не ожидается. Народу мало. Подходяще.

Краулин – Ну, да. Тишина перед выборами. Передых. Устал?

Седон – В норме. Там тебя жду.

Краулин – Я приеду. ОХОБ – выбрал же ты… Нейтралка, говоришь? Оказывается, мы на войне.

Седон – Ты мне досконально объяснил еще тогда. Война направлена на унижение и в итоге уничтожение противника. Конечно, никто никого не стрелял – ты воспользовался не менее эффективными средствами.

Краулин – А ты – безвинная жертва. Пострадал от интриг ушлых партаппаратчиков. Политически выигрышный момент в твоей биографии.

Седон – Я не жертва.

Краулин – Если не жертва – значит, противник. И все по правилам. Ты нанес урон – и тебе… Ты приехал, чтобы войну продолжить? Смысл переговоров на нейтральной территории? Трудно выбрать менее подходящее место.

Седон – Если я не запамятовал, то встретиться предложил ты. Чем не нравится? Теперь ОХОБ расшифровывается, как охранное общество. Вполне невинно. Охраняются памятники, предметы старины, исторический облик Укалаева, образцы культуры, экология. Дело полезное. У нас столько охотников помимо ОХОБа, что устанский историк Вадим Слепушкин собрался свою партию создавать. Люди горят желанием. Альтруисты.

Краулин – Слепушкин – третий кандидат на выборах? Кто из вас эту интригу задумал – как бы не перехитрил самого себя. Надеешься, у Витьки Коренева голоса отберет? А если ошиблись вы с расчетами в своем штабе – в ОХОБе? Не допускаешь вероятность? Хитрованы! С этим ОХОБом пыль в глаза пускаете. В какие белые одежды не рядись – чернота полезет…

Седон – Что-то не пойму тебя.

Краулин – И не надо. Только с ОХОБовской эмблемы посшибайте ножи вострые, чтобы сталь в глаза не сверкала; еловые лапы оставьте – вроде защита экологии, лесов – модно сейчас.

Седон – За эмблему и леса не волнуйся. Ты-то на что рассчитывал, если чужие расчеты охаял?

Краулин – Объясню. Третий в вашей компании – этот Слепушкин, эколог – вдруг карты не только Витьке смешает? Если никто из вас в первом туре не победит, и будет второй? Тогда вес задрипанного эколога многократно вырастает. Кого из вас он поддержит? Глядя, как шустро тот мошенник оборачивается, невольно спрашиваешь – какой счет он предъявит? Может, гораздо больше, чем, например, я…

Седон – У тебя еще счета имеются? Я же все оплатил.

Краулин – Нет. Тебе известно, что Жанна в Укалаеве. Нам надо встретиться и поговорить.

Седон – Согласен. Я тебя жду. Приезжай в ОХОБ – во вражеское логово.

Краулин – Я приеду, Валера.

Седон – Отлично. Пришлю за тобой машину – ты же не ориентируешься в старом Укалаеве.

Краулин – Не надо присылать. Мы на колесах. Найдем.

Седон – Тогда до встречи… Найдешь ты себе мороку – пытать тень в белый день… Ладно, надо приветить дорогого гостя… Значит, в ОХОБ!..

Краулин – Богдан, ты в машине подожди. Незачем нам вдвоем сюда соваться – в пасть волку…

Седон – Когда приехал? Что тебя подвигло? Неужто желание повидаться со мной? Очень сильное, чтобы столько километров отмахать? Ночь ехали?

Краулин – Тебе какая разница? К чему эти реверансы?

Седон – Верно. Много лет обходились… В мой нынешний приезд в Устан побеседовать нам не удалось. Ты же был сильно занят! А теперь взял и прилетел. На крыльях любви! Что за пазухой прячешь, Юра?

Краулин – Помыслы мои чисты, Валера. Я вынужден приехать. Вот об этом и поговорить хочу.

Седон – Отчего ж не поговорить? Язык-то без костей.

Краулин – Начнем. Выехали мы за полночь. Погода тихая, небо чистое – даже махонькие звезды видать. А ближе к вам темнота сгустилась, словно крылья распластала; огни погасли, лес с двух сторон от дороги не различить – он там есть, шелестит, вздыхает, но его как бы нет – провал темный… И Укалаев узнали, когда уже въехали в него. Всегда странные ощущения…

Седон – Это вы еще не попали в катаклизм – Укалаев недели две грозы сотрясали…

Краулин – Знаем мы из телевизора. Каждый прогноз погоды про вас начинался словами – а теперь в развитие темы об укалаевском природном феномене…

Седон – Ничего, пережили…

Краулин – Переживаете вы тут бурные события… Хорошо, о погоде тему обсудили… Мы в ОХОБе? Помню, помню это здание. Улица Мирового Пролетариата – правильно? Как у вас все переменилось. Здесь же раньше торговый отдел сидел. И потребкооперация. Столы, шкафы, пишущие машинки – орудия производства. Стенд – передовики советской торговли. Бюст Ленина в коридоре, портреты членов Политбюро… Еще на первом этаже – приличный буфет со спиртным. Заглядывал туда.

Седон – Ты голоден?

Краулин – Нет.

Седон – Ладно, не опасайся – не отравлю тебя. Буфет закрыли как пережиток – даже колбаса в нем была советская. Но чай и бутерброды раздобыть возможно.

Краулин – Спасибо. Ты принимаешь как хозяин.

Седон – Что плохого?

Краулин – Твой особняк, что ли? В полном владении? Чудеса переходного периода. Раньше начальником отдела был Евгений Мицкис. Работник на хорошем счету, сознательный коммунист. И отец его, и тетка – старые проверенные кадры. Отец даже генерал. Казалось бы, идейные позиции незыблемы. Рубежи несокрушимы. Но вот капитальная встряска в стране – и нет страны. Я слышал, что коммунист Мицкис стал первым укалаевским капиталистом.

Седон – К чему это? Твои упражнения в остроумии?

Краулин – Прости, конечно, первый – ты. Наследственный владелец. Зданий, заводов, дорог, пароходов. Боже, забытые детские стишки – они исполнились.

Седон – Как же ты меня ненавидишь? Да, Юра?

Краулин – Давай откровенно. Как на духу. За что мне тебя любить? За одну только дочь ты мне врагом сделался.

Седон – Это я понимаю. И я бы понял, если бы ты на меня с кулаками попер. Измордовал, даже покалечил. Ты же мужик здоровый. В молодости тяжелой атлетикой увлекался – штангу тягал. Но ты меня не убил. Ты по-другому расквитался…

Краулин – За твою действительную вину.

Седон – Я заплатил! Многократно заплатил. Ты же меня в дерьме утопил по самую макушку – ни в одной бане не отмоешься. Обвинения в моральном разложении – всего ожидал от тебя, но не такой подлости… Будто собаку вышвырнули, гнездо наше семейное в Укалаеве разорили. В сорок лет лишиться нажитого – легко?!