Николь Галанина - Отверженный

– Спасибо, спасибо вам всем! Вы все такие… добрые, такие хорошие!

Даже когда смущённые, но обрадованные Берта и Биркан сумели высвободиться из её объятий, Амисалла не прекратила повторять:

– Правда, правда, вы такие, такие… слов нет, чтобы сказать, какие и как я вам за всё благодарна! Я вас очень люблю!

– Ну, довольно, – усмехнулся Биркан, – будет, будет, Амисалла. Ложись лучше и хорошенько отдохни.

– Да… конечно… – растерянно согласилась она и, притворив дверь, бросилась на постель.

Перины спружинили от веса её тела, и блаженное ощущение мягкости и удобства окутало её тело. В каюте корабля, хотя та и была первого класса, было не столь удобно, к тому же расслабиться мешали постоянная качка и шум волн, разбивающихся о борт. Лёжа посреди огромных белых подушек, в которых тонула её голова, Амисалла раскинула руки и глубоко вздохнула. Она чувствовала удивительное, тёплое и глубокое чувство, которое никогда ещё её не посещало. Как будто попавшая в сказку, она начинала ощущать глубинную связь с Империей, вызвавшую в ней тихое удивление. Ведь она никогда здесь не бывала, почему её тогда сюда тянуло? Её родина – это Хевилон. Или… всё-таки… Империя?

Что ни означало бы это чувство, но Амисалла была рада оказаться в Столице. Вскоре, когда первый бурный восторг выветрился, она ощутила, как наваливается тяжёлая усталость. Веки её налились приятной тяжестью, она перевернулась на бок и, прижав к себе одну из хорошо взбитых подушек, заснула…

На следующий день Амисалла, полная сил и энергии, уже с первыми рассветными лучами вертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. И в голове у неё порой, вытесняя напрочь мысли об университете, проскальзывали пугающие мысли.

«А заинтересую ли я молодых людей? Я хоть кому-нибудь могу понравиться?»

Вдоволь налюбовавшись собой, Амисалла завязала широкий пояс на платье и с неохотой отошла от зеркала. У Берты оказался отличный вкус: недолго побродив по просторному, светлому, тихому магазину известной в Империи швеи, которая работала с самой Байной Фолди, женой регента, она подобрала Амисалле с десяток великолепных костюмов по сходной цене. Теперь Амисалла ничем не отличалась от сотен других благородных девушек вокруг, не считая только того, что всего через час ей надлежало предстать перед членами приёмной комиссии Медицинского университета Авалории. В предвкушении столь знаменательного момента она даже не могла стоять спокойно; руки и ноги невольно начинали дрожать от волнения. Да и стоять было весьма проблематично, поэтому она предпочитала расхаживать по просторной столовой Биркана, круто разворачиваясь неподалеку от плотно зашторенных окон и возвращаясь к двери. Биркан и Берта, завтракая, изредка поглядывали на неё с видимым сочувствием, она делала вид, что не замечает этих взглядов.

– Амисалла, хотя бы поешь, – предложил ей Биркан, – иначе уже к обеду устанешь.

– Нет, я не буду, – напряжённо отказалась Амисалла, даже не притормозив, и продолжила расхаживать по столовой, крепко переплетя между собою пальцы. – Скоро же подъедет коляска, да? – и она пристально взглянула на Биркана.

Биркан сосредоточенно кивнул:

– Где-то через десять минут. Не волнуйся, я не связываюсь с ненадёжными людьми.

– Так ты точно не сможешь поехать со мной? – Амисалла с надеждой взглянула на него, но он отрицательно покачал головой:

– Нет, сегодня у меня много важных дел. Если хочешь, я могу приказать кучеру дождаться тебя…

– Не надо, – отрезала Амисалла и, заново переплетя пальцы, ускорила шаг. – Сама справлюсь. Не так уж это и страшно.

Она не видела, как Биркан и Берта многозначительно переглянулись у неё за спиной.

* * *

Здание Медицинской Академии привело Амисаллу в состояние восторга, смешанного с ужасом. К ужасу вскорости прибавился стыд: кучер, везший её, не уставал бормотать что-то о «возмутительном падении нравов» и о том, что девушкам совсем не место в медицине. Впервые она обрадовалась своему плохому знанию разговорного имперского: иначе она растеряла бы остатки своей уверенности задолго до того, как столкнулась бы с преддверием приёмной комиссии.

Преддверием комиссии был первый же просторный, отполированный до блеска, с высокими потолками и стенами, в которых мерцал замысловатый витраж, приветственный зал. В каждом конце зала виднелись по шесть дверей под аркообразными карнизами, и перед каждой дверью, будто заградительный барьер, стоял массивный стол красного дерева, и за столом в окружении стопок деловых бумаг, перьев и чернильниц сидела немолодая женщина строгого вида.

Ощутив, как накатывает первый приступ страха, Амисалла решительно наклонила голову и двинулась к центральному столу, пока страх не перерос в непреодолимое желание броситься вон из академии. Женщина, сидевшая за столом, с изумлением взглянула на неё, но она не обратила на это особенного внимания (все её силы уходили на то, чтобы унимать предательскую дрожь в руках и не позволять красноте оккупировать лицо). Хриплым от волнения голосом Амисалла пробормотала:

– Доброе утро, мадам… Меня… меня зовут Амисалла Виллиэн, я пришла подавать документы на хирургическое отделение академии… вчера вам должно было прийти письмо… и я… – потерявшись, она умолкла и стыдливо опустила глаза.

Зашуршав бумагами, женщина сверилась со своими списками. Покусав кончик пера, она задумчиво проговорила:

– Амисалла Виллиэн… ах да, вот Вы, пятнадцатая в очереди. Вы пришли вовремя, сейчас Вы должны идти на вступительный экзамен.

– Идти… прямо… сейчас? – испуганным голоском повторила Амисалла. Ей казалось, весь её мир сейчас проваливается в ничто у неё под ногами. – Ку… куда?

– Центральная дверь за моей спиной, прямо по коридору и налево, а там увидите. На двери будет табличка: «Приёмная комиссия по хирургии». Удачи, – вежливо, но абсолютно холодно проговорила женщина и, утеряв к Амисалле интерес, уткнулась в свои бумаги.

Даже сжатые в кулаки, пальцы её ощутимо дрожали. Она чувствовала себя песчинкой, по воле ветра носящейся в пустыне, и ей было страшно это ощущение, подтверждавшее, что собственной воли и свободы выбора у неё нет. Монументальность всего того, что окружало её, будто было призвано усилить её страх и растерянность. Неизмеримые высоты сводчатых потолков, окна, сквозь которые смог бы промчаться полк имперской кавалерии, плитки, в строгом геометрическом порядке уложенные одна к другой… Люди, окружавшие её, были такими же: высокими, отчуждёнными и холодными, они словно выстроили вокруг себя некий барьер, отталкивавший Амисаллу задолго до того, как она успевала к этому барьеру приблизиться… Она старалась ни с кем не встречаться взглядами, и, хотя на неё тоже никто не смотрел, постоянно одёргивала платье и теребила ленты пояса.