Владимир Муляров - Гафур. Роман. Книга 2. Фантастика

– Нити, ты же с нами попрощалась! Что за … – Я подбираю слова к своему вопросу о том, почему Нити снова вошла в мои дни, но слова куда-то вдруг исчезают, а на ум приходит лишь мат…

– Да. Мы у меня. Но в Безвозвратный я так и не ушла. Я при делах. По-прежнему. Не могу вас бросить насовсем. Потому что вы без меня пропадете! Просто теперь все думают, что я на заслуженном отдыхе! Пусть думают… Кофе? —

– Да!!! – Ору я, буквально подпрыгнув на кровати. – Много! И… м-м… покурить бы тоже! —

Ниэтель поворачивается вполоборота ко входной двери и тихо, как будто бы обращаясь ко мне говорит.

– Alexandro, si prega di portare il nostro ospite una tazza di caffe! (Alexandro, пожалуйста, принесите нашему гостю чашку кофе!) – Произносит она на итальянском. И вдогонку, уже чуточку громче. – Solo piu forte e piu veloce! (Только покрепче и побыстрее!) – И потом уже, обращаясь ко мне. – С табаком намного сложнее. У меня тут никто не курит, но… где-то должна быть трубка твоего отца, которую он курил во времена нашей сем… э-э… нашего совместного проживания в Ялте. А табак… я полагаю, можно будет раздобыть в городе. —

– Я потерплю. – Говорю я ей и тут же задаю главный вопрос. – Мы здесь в когда? —

– Девятнадцать восемьдесят девять. Благодатное время! Ницца. Мое поместье, где я поселилась уже давно! Хотя, основное мое имение находится на юге Италии. Да и мой персонал почти весь оттуда. —

Кое-какие мысли до меня еще доходят не вполне, но…

– Значит … – Медленно начинаю я, но Нити не дает мне задать вопрос полностью.

– Да! – Говорит она мне. – Я сейчас совсем еще молоденькая. Каких-то лет шестидесяти от роду с твоим… э-э… с Джафаром в Ялте. Сегодня воскресенье и мы в гостях у Воронцовых. Всего-то пару тысяч километров по прямой … – Взмах руки в сторону окна. Выдерживает паузу и добавляет напыщенно, гордо приподняв подбородок. – К сожалению, во Времени нет прямых, стоит только ему стать Историей! —

Она опять отворачивается к окну, но я не перебиваю ее, замечая попутно то, что окно выходит на северо-восток, в сторону Крыма. Пусть выскажется. У нее такая привычка – рассуждать о чем-либо, стоя у окна и повернувшись к собеседнику спиной. «Еще так поступают кошки.» – Фиксирую я пришедшую мне в голову аналогию, и по наличию мыслительных способностей заключаю, что теперь я абсолютно в норме… Даже и без кофе!

– Он стал циничен. – Говорит Нити почти шепотом. – Подчеркнуто груб! И потом, эти бесконечные карты! Пикировки с Павлом Петровичем… Скушная публика зимнего Крыма… Ялтинские обыватели… все как-то… так надоело! Не сложилось все! Эти его нескончаемые бани с… с местным люмпеном и пивом! … Прости, но мне это все так отвратительно было. Не он, конечно, нет. А то, кого он старательно пытался из себя изобразить. Этакого … – она на секунду замялась, – Базарова. Нет, не то. Не Базаров. Но если искать параллели с героями этого периода, сплав, пожалуй, фон Корена с Лаевским… Да… Натуралист-социопат и неврастеничный кататоник-нарцисс в одном лице! – И добавила после еще одной затяжной паузы. – Это было невыносимо! … Меня разрывало на части. Я любила его так сильно! И так же сильно он мне был противен в этом его… напускном амплуа! Ну, а после этой совершенно безобразной его выходки с Глашкой Разговоровой… Хоть, по правде говоря, это я ее к нам привадила. Сама. И все же, не стоило ему тогда … —

В этот момент двери в нашу комнату открылись, и вошел молодой слуга весьма крепкого телосложения с подносом в правой руке. Он быстро прошествовал к столу рядом с моей кроватью и не поднимая глаз поставил поднос. Там, как и ожидалось, стоял небольших размеров кофейничек розового немецкого фарфора, тонкого до такой степени, что он казался бумажным, и в тон ему крошечная чашечка. Ваза, в которой лежало несколько совсем миниатюрных кусочков желтоватого сахара и такая же махонькая булочка на блюдце. Все аккуратно и очень скромно. Что ни говори, а Нити как никто умела обставить свой повседневный быт удивительно красивыми вещами!

– Grazie, caro Alessandro! – Сказала Ниэтель голосом Императрицы, чуточку повернув при этом голову к слуге. – Andate in citta e comprare qualcosa di tabacco per i nostri ospiti! (Идите в город и купите табак для нашей гостьи!) —

Когда же Алессандро вышел за двери она сказала.

– Оденься, Дитя! Ты смущаешь челядь … —

И только тут я заметила, что на мне почти ничего нет. Ха!

– Где мои наряды? – Спросила я.

– Остались в «Олимпике». – Ответила Нити. – Живя здесь ты в любом случае не смогла бы носить ни костюм для путешествий в Ортовремени, ни твой деловой костюм конца двадцатого века! Я тут припасла для тебя кое-какие наряды сообразно этому периоду и… просто из любви к тебе! – Она улыбнулась. – И пока ты то исчезала, то вновь появлялась, лежа в этой кровати, продолжая спать мертвецким сном и отравлять местную флору и фауну жутким перегаром, я успела подыскать тебе одежду и… передумать кучу всяких мыслей, но последовательно так ни к чему и не пришла. —

– Как это? – Спросила я. – Что значит «то исчезала, то появлялась?» —

– А то и значит, – сказала Ниэтель, – что ты… что сейчас ты вот лежишь и спишь сладко, как ребенок. А через секунду – бац! – и тебя нет. Ты исчезла! И я как дура последняя, не знаю что делать? Сижу и думаю, как мне оправдываться перед Тео? Более всего это было похоже на переход по гиперссылке. Но чтобы во сне и без приборов?! … Здесь много всякого в голову приходит. Потому что, поверь, явление же незаурядное! … Потом снова – бац! – и ты преспокойненько спишь тут, как ни в чем ни бывало и даже не изменив позы. И так продолжалось несколько раз. Пока мне… пока мои старческие мозги не сообразили, что по-видимому, чтобы эти пропадания твои и появления прекратить, тебя просто разбудить нужно! Что это как-то связано со сном… Тебе что-нибудь снилось сейчас? —

– О, да! Еще как снилось! – Отвечаю я Нити, наливая себе в чашечку кофе. – Но следуя из твоих слов, я теперь не уверена, что это был именно сон. И мне страшно! – И пока я с наслаждением пила дивный этот напиток, я пересказала ей свой сон.

Известно, что ложью можно достичь очень многого. Но на очень короткое время. Ненадолго. Может быть даже тебе хватит до конца жизни дивидендов лжи. Но всегда нужно помнить, что жизнь не заканчивается окончанием земной жизни, и тело, которое лгало и наслаждалось профитом лжи, оно не сможет спрятать за ширмой своей дебелости, когда эта ширма падет, всю мерзость твоего внутреннего устройства. Если ты – лжец… Чаще всего – именно так! И сколько не виться веревочке лжи, а конец рано или поздно обнаруживается.

Особенно отвратительно, когда тебе лгут твои же друзья. Те, кому ты искренне веришь. Родной человек не может стать не родным по причине наличия в природе закона наследственности. А друг в одночасье может стать для тебя предметом бесконечного расстройства, переходящего иногда даже во вражду, коль ты ловишь его на вранье. Поэтому когда дети обманывают своих мам – это плохо, но с этим как-то можно жить, занимаясь коррекцией воспитания. А вот когда ты уличаешь ближайшего своего друга в том, что пятьсот тысяч лет он тебе говорил неправду, изо дня в день поправляя на твоем носу розовенькие очки а-ля Элвис, и будучи взрослым и ответственным человеком делал это абсолютно сознательно, то чем бы ни была мотивирована эта прекрасная сказка, кроме жгучей обиды это в тебе не вызовет никакого иного отклика!