Александра Нюренберг - Превратись. Вторая книга

Дракон не зажёг света, удовольствуясь гаснущим светом Бриджентис либо по другим причинам. И никаких пёстрых простыней: они были расстелены на узкой кровати в комнате, отведённой дракону. Боже мой, вид у них был таков, будто кто-то только что поднялся с постели. Но это было странно. Дело в том, что дракон не ложился в ту ночь с тех пор, как вернулся после игры в биллиард. Возможно, он страдал бессонницей, вполне извинительной для человека, проделавшего длительный путь. Иногда так бывает.

Он не шевельнулся, ни разу, видимо, избрав удобную позу, и смотрел перед собою в темноту.

За час перед рассветом его взгляд переместился в окно, и открывшееся зрелище, оставившее нечувствительной акулу, заставило его подняться и подойти, чтобы лучше насладиться им.

Может показаться удивительным, но, постояв у окна, Всеволод занялся тем же, что и Веда. Ещё любопытнее, что он пришёл к тому же умозаключению. Правда, как он распоряжался своими мыслями, мне лично неизвестно. Его далёкие предки вышли из бури, рождённые громом и самой удачной из молний под удары ветра. Так они сами думали. Сообщаю этот архивный факт биологии лишь для того, чтобы оправдаться: никто и никогда не смог проследить ход мыслей дракона. Но это, кстати, неважно. Важно то, что результат у юго-западного окна был тот же, что у расположенного юго-западней. И, между прочим, преимуществ у Всеволода, вопреки предположению и всегда вообще слегка завистливой акулы, не было.

Зато он сделал и кое-что ещё. Он принял решение.

Небо, слегка скособоченное над Ловарней, принялось за свою обычную работу: оно сперва подвыцвело, лишившись режущей глаз синевы, трогательно заголубело, побледнело и до того увлеклось, что сделалось почти прозрачным: крупные звёзды смотрели сквозь запылённое окно.

И вот, над Востоком, за присыпанной мучкою дорогой, показался огненный перевёрнутый полумесяц Орса, и наблюдатели в окошках вздрогнули. Сияние, мгновенно разлившееся по готовенькому небу, предвещало страшно жаркий день.

Красный диск, едва ли не в два раза больше вчерашнего, покатился, почти под прямым углом вверх, потом чуть срезал и застыл, теряя свою яркую окраску. Бриджентис, потупив голубые глаза, висела забытой театральной маской над пустырём, где трапезовали вчера хозяева. Отсюда вынесли все декорации, кроме утёса, похожего на горку школьного мела в углу квадрата выцветшей травы.

Первой мыслью дракона после того, как он всем существом преклонился перед этим величием, была та, что нужно немедленно занять ванную комнату.

Он развернулся на сбитых подошвах и со скоростью пули промчался в эту славную комнатку, мигом заперев изнутри крашеную в голубой цвет дверь.

Немедленно засим он услышал шлёпанье босых ног, затем дверь с силою рванули и после секундного затишья заколотили кулаками небольшого размера.

Всеволод, сидя на краю птицеобразной ванны, благодушно улыбнулся и открыл оба крана.

Послышались новые удары, свидетельствующие, что снаружи повернулись к двери спиной и колотят пятками.

Всеволод чуть умерил водяные потоки и кашлянул. Стало тихо.

– Дорогая, я в отчаянье, но… – Негромко и отчётливо произнёс он.

В ответ, после паузы, было сказано несколько слов, которые я не процитирую. Смысл сводился к тому, что Веда надеется, что происходящее не затянется надолго.

Всеволод поднялся и, приблизившись, положил ладони на дверь.

– Дорогая, я и забыл спросить, нужна ли тебе ванная. – Громко сказал он, губами касаясь замка.

Он услышал некий звук, произведённый с той стороны в том же месте. Затем послышались удаляющиеся шлепки и громкий хлопок двери.

Когда у вас длинные-предлинные волосы, к тому же растрепавшиеся от долгой дороги, это, несомненно, очень полезно. Они слегка заслоняют лицо, скрадывая некоторые недостатки оного, например, чуточку жестковатую линию от лба к подбородку и равнодушный взгляд. Вдобавок никто не может заглянуть вам в лицо, если вы этого не хотите. Всё это, конечно, прекрасно. Но в нашем восьмиугольном мире совершенство редкость. Посему обладание подобными преимуществами сопряжено и с определённым неудобством. Чтобы вымыть и расчесать этакое сокровище (а это, увы, неизбежно, если вы не хотите быть исключённой из числа цивилизованных багажников), необходимо Волевое Усилие.

В обычной, домашней и мирной жизни таким Усилием являлась Надежда Наркиссовна, которая, бросив один-другой взгляд в сторону хорошо заслонённой дочери, заводила разговор о каком-то кирпиче, который может внезапно свалиться на голову и как будто неудобно, ежли голова нечиста. В таких случаях Веда обычно удивлялась и спрашивала, кому это может быть неудобно, ибо, ей это достоверно известно из источников, такой человек вознёсся бы сразу в горние высоты и, вряд ли, ему могли быть интересны пустяки и суета сует. Но большею частью Веда после таких слов отмалчивалась, пока Надежда Наркиссовна не скажет попросту: «Доченька, вымой перед смертью один раз голову». И тогда Веда шла и делала Волевое Усилие, благодарная за то, что Надежда Наркиссовна не злоупотребляла своим красноречием так уж часто.

А волосы следовало вымыть, ибо в довершение к тому, что они перепутались в отвратительные клубки и вместо того, чтобы оттенять глубину глаз акулы нагло лезли в эти самые глаза, они ещё и слиплись почему-то, издавая сладкий, тревожный и совершенно излишний (Веда смутно это ощущала) для цивилизованного существа аромат.

Вот почему, наткнувшись на запертую дверь, Веда пришла в нешуточную ярость: ей столько стоило послушаться Волевого Усилия, что теперь, удалившись снова в спальню, она гневалась с каждой минутой всё сильнее, воображая, как она будет распутывать волосы, наклоняясь над ванною и прислушиваясь к водяным потокам, гремящим всё несноснее. Воображение иногда вещь совершенно излишняя. В довершение, дракон принялся насвистывать в ванне и против воли Веда прислушивалась, и то, что она не могла узнать мелодию, бесило её до неистовства.

В конце концов, она её узнала и заскрежетала зубами – это не шутка.

Всеволод, свершив всё, что намеревался – по-видимому, он держал своё воображение, если оно было у него, в узде, – прибрал ванную, ополоснул её и не выключая кранов, аккуратно раскрыл маленькое окошечко почти под потолком, для пара. Подтянувшись на руках, он вылез через него и неслышно спрыгнул в глухой палисадничек, сплошь заросший лиловыми цветами.

Веда, злобно размышляя на краю кровати о том, зачем насвистывать в ванной и, тем более, эту песню, услышала, как что-то легонько стукнуло в полуприкрытую ставенку.

Подняв голову, она, сквозь отвратительные лохмы, благоухавшие с каждой секундой всё навязчивее, увидела, как ставень приоткрылся, и голос Всеволода, чья тень тоже проникла в комнату и легла к ногам Веды, сообщил: