Александра Нюренберг - Превратись. Вторая книга

Леопард призадумался.

– Кропивник, я слыхал об этом посёлке. Это что, там крапивы много?

Веда возразила, возясь с рядочком, который наощупь не показался ей ровным:

– Отчего же? Это совсем от другого слова.

– Да?

Вид у леопарда был заинтересованный.

– От слов кропить и кропило . – Растолковала Веда.

– Это ведь и крапива от того же слова. – Задумчиво заметил Григорий и спохватился. – Затеял филологический спор до завтрака. Пойдёмте, господа! Ежли, конечно, – опять спохватился он, глядя, как Веда убирает волосы, – вы готовы.

Веда показала ему изрядный пучок волос, вспыхнувший по свету золотом.

– Линяю.

Григорий подошёл ближе и, облокотясь на карниз, выразительно двинул бровями.

– Госпожа может осчастливить деревенского парня… если бы он решился попросить у неё драгоценный сувенир…

Веда хихикнула.

– Но он не осмелится.– Заверила она.– Не настолько же он нахал. К тому же, свои очёски лучше сжечь во избежание использования их для магических ритуалов.

– Это суеверие. – Пасторски подняв лапу, пожурил Григорий.

– Или ещё в еду попадёт. Впрочем…

И Веда, положив клок на ладонь, надула щёки. Золотистый клубок подхватился и, мелькнув на свету, исчез за лиловой клумбой.

– Птицам на гнёзда. – Объяснила она.– Хватит на завалященькое гнёздышко, и довольно с меня добрых дел на первую половину дня.

– Вы уже сделали доброе дело и не одно. – Серьёзно сказал пастор.

Не ответив на вопросительную усмешку акулы, он, мельком оглядев её, опять предложил, что, ежли можно, то, чтобы уже пойти, так как Сари не любит, когда опаздывают к приёму пищи.

Веда заторопилась и уронила гребешок. С кряхтением наклонившись за ним и снова показавшись в окне, она укорила Всеволода:

– Ты мог бы поднять.

– Извини, пожалуйста.

Леопард, с лёгкой улыбкой переведя взгляд с неё на дракона, вполголоса заметил:

– Господин находится по эту сторону окна.

– Я припоминаю одного-двух из своих знакомых, кому это не помешало бы. Это ведь элементарная вежливость. – Снова отнеслась акула ко Всеволоду.

– Сам не знаю, что на меня нашло.

– Неповоротлив ты для дракона.

– Такое больше не повторится.

– То-то же.

– Для этого надо обладать быстротою огня. – Пробормотал леопард.

Веда продолжала ворчать. Она села на край кровати и принялась обуваться, рассматривая свои туфельки. Собеседники по ту сторону окна тактично отошли и продолжали обмениваться утренними впечатлениями.

Стукнула дверь. Глянув в окно, они убедились, что Веда вышла из комнаты, затем опять открылась и закрылась дверь. Они слышали, как она спустилась с крыльца, и направились ей навстречу в обход дома.

Пустырь весь влажно сиял, и виднелась Ловарня, с крышами в ночной росе. Деревня казалась спящей, но что-то, быть может, лёгкие звуки шагов или запах готовящейся еды, убеждали, что это не так.

Всеволод подошёл к Веде и, предлагая акуле руку, негромко сказал:

– Мне так неловко.

– Пустяки.

Веда делала резкие движения, одёргивая на себе платье, которое, по-видимому, натягивалось на ходу.

Всеволод настаивал:

– Нет, нет… глупо вышло. Мне бы следовало извиниться по-мирийски.

Веда подняла на него кроткие глаза и улыбнулась уголками губ. Леопард, трусивший с заложенными за спину лапами, воскликнул:

– Господин знает древнее гиперборейское наречие?

– Нет, но…

Веда вмешалась:

– Он только учит.

Леопард, сочтя слова дамы приглашением и шедший до того чуть позади Всеволода, догнал Веду и, приветливо кивнув ей, обратился к дракону:

– Пусть господин не расстраивается. Мирийский диалог не труден для гиперборейца. Он сходен с родным языком господина – те же неуловимые изменения слова, делающие его иногда неузнаваемым.

– Это обнадёживает.

– Да, и к тому же, мёртвый язык весьма лаконичен… теперь здесь говорят куда красочней.

Веда, что-то припомнив, вытащила из кармана гребешок и подала его Всеволоду, для чего ей пришлось высвободить свою руку.

– Мне, в свою очередь, неловко. – Сказала она. – Я немножко его попортила…

Всеволод поглядел на гребешок, который теперь мог похвалиться крайней лаконичностью устройства и нагло показывал владельцу два зубца по краям.

– Пустяки.– Повторил дракон словечко акулы и забрал свою собственность.

– Он такой ломкий.

– О да.

– Он у тебя, верно, с военного училища. – Грустно заметила Веда.– Милые реликвии прошлого дороги нам, даже если прошлое ничего из себя не представляет.

Так как она не понижала голос, вежливый пастырь убедился, что не является лишним в интимном разговоре.

– Госпожа полагает, что прошлое не имеет значения?

До них теперь доносились голоса, и над двориками в нескольких местах поднялся дымок, тонкими столбиками устремившийся к небу.

– Ну, не то, чтобы… знаете, на этот счёт столько всяких поговорок. Слышали, кто прошлое помянет… и всякое такое.

– Тому глаз вон, если не ошибаюсь. – Подхватил пастырь. – Но у этого присловья есть продолжение, по-моему.

– Да… А кто забудет, тому два.

Леопард тихонько засмеялся.

– До чего кровожадны новые языки. – Пролепетал он. – В старых ничего подобного нет, уверяю вас. Я и сам, представьте, иногда изумляюсь. Недавно кто-то мне сказал, что насилие – часть жизни.

– Если я на это согласна.

– Это вторая часть поговорки? – Подняв брови, проговорил пастырь.

Но акуле, похоже, наскучил разговор. Поглядев почему-то на Всеволода, воспользовавшегося тем, что его спутники отвлеклись, и упрятывающего гребешок в карман джинсов, она молвила:

– Мы только пылинки, танцующие на жгучем космическом ветру.

Леопард заулыбался.

– Госпожа в хорошем настроении, я рад. А вы, Всеволод?

Тот подтвердил, что он тоже рад.

– Мы все ничтожны. – Не унималась акула, которую гибель гребешка привела в обычное для всякого разрушителя возбуждение. – Исписанные клочки бумаги в огне страсти, сжигающей тех двоих.

И она указала на небо, где единственная дневная мерцалка двигалась низко над землёй. Бриджентис слиняла, поспешно скатившись за взгорье.

Они втроём шли по главной улице, где обольстительная ночная прохлада, хранимая могучими кронами на крышах, обещала умиротворение, завтрак и неторопливые мысли. Акула и дракон заметили, что невольно пропустили вперёд своего проводника – он на полшага по-хозяйски опережал их. В одном из дворов за низким ветровым заслоном из негусто сросшихся кустиков можжевельника Веда увидела катающегося на спине котёнка. Он ловил свои задние лапы. Всеволод тоже увидел его.

– Напоминает мне одного нашего старого знакомого.

– Это он и есть. – Оглянувшись, засвидетельствовал Григорий.