Андрей Белянин - Ночь на хуторе близ Диканьки

– Люлька есть?

Вакула пошарил где-то в глубине своих необъятных украинских шаровар и наконец выудил коротенькую козацкую трубку с гнутым чубуком на красивой новой цепочке.

– Огниво теж брать?

– Да, разумеется.

– Так всё одно тютюну нема.

– А табак нам и не понадобится, – многозначительно протянул молодой гимназист, вперясь пустым взглядом в нарождающуюся вечернюю зарю. – Не понадобится, ибо не его курить будем…

Какое-то время приятели потратили на сборы, впрочем вполне себе по-солдатски короткие, покидали всё необходимое в мешок, рассовали по карманам и, перекрестясь на далёкие золочёные купола, бесстрашно пустились в путь.

Им надо было до наступления ночи прибыть в заранее указанное чёртом место, а там уже согласно оговорённым ранее в шинке условиям и планам дружно провести некую невесёлую проказу.

Да, да именно так! Уж поверьте, проказы в наши дни бывают разные, но в большинстве случаев цель у них одна – повеселить себя и добрых людей. Но невесёлая проказа?

Ох, да разве придумал бы хоть кто что-либо подобное на всей обширной земле нашей?! Но вот в этом самом случае дело выходило столь кривобоко, что и на хромой козе не подъехать, и шепелявому на морозе не выговорить. Давайте же и мы не станем забегать вперёд, поскольку даже пьяные цыгане никогда не ставят телегу впереди лошади…

Тем более что у приятелей состоялся вполне себе интересный разговор. Кажется, всё началось с того, что Николя в запале бросил через плечо нечто вроде:

– Придём, до рассвета продержимся, а там уж, как солнышко взойдёт, все бесы да ведьмы пусть хоть подавятся своей бессильной злобой!

– Стой, стой! Сохрани вас боже, паныч, – аж споткнулся на ровном месте побледневший кузнец. – Боже сохрани вас на том и на этом свете благословлять хоть кого-нибудь такою побранкою.

– Э-э?!

– Шо, э-э?

– Ну в смысле, а что тут такого-то, почему нельзя?

– Да разве не знаете вы, что случилось с тёщею кума, что жила на другом конце села?

– С тёщей? – призадумался Николя. – Да я самого вашего кума знать не знаю, не то что всю его родню, включая до того ещё и тёщу, прости господи.

– Так от я скажу вам, шо про них уся Диканька знает! Правда, было то, признаться по чести, ещё как лет шесть или семь назад, однако же как-то летним вечером покойный тесть покойного кума, та ще покойная тёща его, та наймит, та наймичка, та детей штук с пятеро, уж не упомню поимённо…

– Тоже покойные?

– Та не! Храни их Матерь Божия, все живы-здоровы, ну не перебивайте уже, – ворчливо буркнул кузнец, который и впрямь не любил, когда в историю лезут прямиком с литературной критикой и немытым рылом. – Так от, як только сели все за стол и тёща высыпала с большого казану у миску горячие галушки, як все, воздев их на длинные спички, та начали есть… Однако ж откуда ни возьмись вдруг незнакомый чоловик стучит в окно…

– Какой человек?

– Та бог его разберёт, какого он был роду-племени, и…

– Я имею в виду, мужчина или женщина?

– Ох, паныч Николя, вы як будто москаль али немец! Ясно же, шо у нас на Украине коли сказано, шо чоловик, так то мужчина. А была бы баба, я б сказал «жинка» бо «дивчина». Та шо ж вы мене вечно перебиваете? Неинтересно чи как?!

Молодой гимназист в знак примирения поднял руки вверх и изобразил нескрываемое любопытство на лице:

– Нет, больше не буду, да, жутко интересно! И?

– И… и просит допустить его до трапезы. Ну як же не накормить голодного человека? Дали и ему в руки спичку. Только гость пошёл уплетать галушки, як корова сено! Глядь-поглядь, а миска вже и пуста, донышко гладко, як панский помост! Тёща щедро насыпала ещё, думая, шо вот человек наелся и будет жрать поменьше. А ну ничуть не бывало! Покуда остальные съели по одной и опустили спички за другими, так и там всё опорожнено. «Та шоб ты подавився, окаянный, теми же галушками!» – в сердцах бросила бедная женщина, глядя со слезами на голодную семью. Так вот в этот миг гость вздрогнул, поперхнулся, схватился за горло и упал. Бросились до него, а у того уже и дух вон!

– Подавился?

– От и оно ж…

– Так ему и надо, обжоре проклятому! – в сердцах воскликнул Николя и осёкся под укоризненным взглядом приятеля.

– Так бы оно и так, да не так всё вышло. С того самого времени не было покою кумовой тёще. Чуть только опустится ночь, дак уж мертвец к ней через всю Диканьку так вдоль плетня и тащится. Сядет верхом на трубу и улыбается, гад, а галушку в зубах держит!

– Ух ты…

– А главное дело, шо днём-то усё спокойно, ни слуху ни духу про него, а як тилько станет темно – то сей же час дивись на крышу хаты, от уже и оседлал, собачий сын, трубу!

– И галушка в зубах?

– И галушка в зубах.

– Брехня, – тепло вздохнул Николя, и Вакула ответил ему столь же честной улыбкой.

Так кто бы спорил, может, и брехня? Ибо чудесен свет и дивны проявления всяческих волшебств Духа Божия над благословенной землёю нашей, а всей правды и выдумки на ней всё одно никто не знает. Так чего бы двум приятелям и не побалакать от хорошего настроения…

Но вот дальнейшую часть пути они прошли в задумчивом молчании. Оно со всех сторон понятно: суровые козаки не бабы и не нуждаются в сиюминутном сцеплении языками так, что только треск стоит на всю округу. Коли ситуация тому способствует, так добрые товарищи распрекрасным образом могут помолчать, давая каждому побыть со своими мыслями наедине. Ведь нет греха в том, чтоб держать язык за зубами, а вот обратная позиция, хоть и куда более приятственна поначалу, однако ж и чревата.

Немало молодых парубков, а также и степенных полковников ещё с времён не к ночи упомянутого вероломного гетмана Мазепы пострадали за это дело. Недаром говорят старики на Запорожье: не можешь молчать, так уж лучше пой!

Собственно, они бы, наверное, и спели, ведь козаки всегда поют – что в походе, что в бою, что за столом. Да и в самом деле, не стихи же им декламировать и литературные пьесы ставить?!

Герои наши как раз договорились меж собою, с какой песни начнут, когда ближайшие кусты заволновались и в прощальный свет уходящего солнышка бодро шагнул усатый сечевой чёрт в красной свитке.

– От я до вас и добрался, шановни паны! И доброго же вечера всем нам, коли не шутите.

– Гробы готовы? – не вдаваясь в детали и не напрягаясь излишней вежливостью, прямо спросил Николя.

– Будут готовы, моё серденько, – патетично ответил Байстрюк, едва не срывая шапку и не падая на колени. – Хоть весь околоток исходи своими панскими ножками, а не отыщешь таких!

– Ну так шоб не в обиду будь сказано, однако ж, по чести говоря, хотелось бы, шоб вони были, так сказать, в пропорции, – внёс своё дельное предложение образованный кузнец.

Байстрюк нервно потёр виски, Николя же, наоборот, одобрительно подмигнул приятелю.