Михаил Сидоров - Записки на кардиограммах (сборник)
- Название:Записки на кардиограммах (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array Литагент «Центрполиграф»
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-227-02785-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Сидоров - Записки на кардиограммах (сборник) краткое содержание
В этой книге то, что думают они сами – врачи, для кого супостаты, для кого спасители.
«Записки на кардиограммах» смешные, страшно смешные, а для кого-то просто страшные.
Записки на кардиограммах (сборник) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– Давление?
– Шестьдесят. Промедол, реланиум, гормоны с полиглюкином.
– Преднизолон? Сколько?
– Я сам забодяжу, – Северов быстро ломал носики ампул, – ты давай полиглюкин заряжай.
Вен не было. Я, сантиметр за сантиметром, ощупывала бледную кожу в поисках любой захудалой жилки. Северов, с заряженной системой [4] Система ( жарг. ) – капельница.
, приплясывал рядом.
– Дай я!
Он сместил меня в сторону, перехватил иглу и прямо так, без перчаток, ткнул ей куда-то вниз. Плеснуло кровью.
– ЦВД [5] ЦВД – центральное венозное давление.
большое, – он подсоединил капельницу, стер марлей кровь и зафиксировал иглу полосками пластыря, – давай промедол… Терпи, дорогой, полминуты осталось.
Промедол с реланиумом дал белую взвесь. Северов сунул шприц обратно.
– Анальгина добавь, быстро!
Раствор приобрел прозрачность. Он тем временем нашел еще вену и – раз-раз-раз! – поставил вторую систему. Умеет.
– Перчатки-то надень.
– Да пес с ним, уже испачкался! Готово? Давай.
Я ввела обезболивающее. Северов пытался ускорить пода чу полиглюкина. Капало хреново; он выругался. Проткнул иглой пробку, нагнал шприцем воздуха во флакон – давление повысилось, раствор побежал веселее. Больной, отвалив челюсть, провалился в спасительное забытье.
– На трубу посадить не хочешь? [6] Посадить на трубу ( жарг. ) – заинтубировать, ввести в дыхательные пути трубку, к которой подсоединяется аппарат искусственной вентиляции легких (ИВЛ).
– Да, пожалуй что надо.
Он ковырялся ларингоскопом, я стояла наготове, держа прозрачную трубку.
– Ни хрена не вижу, в крови все… надави на кадык… еще… хорош! Трубу!
Дала.
– Все, фиксируй.
Мы ждали конвоя. Северов дергался.
– Ну, скоро?
– Ща, второго найдут.
– Да не сбежит он, не бойтесь.
– Не положено.
– Так ищите быстрее, довезли бы уже!
– Вень.
– А?
– Кислород.
Стрелка на манометре подходила к нулю.
– Еще есть?
– Ингалятор, заморский. Два литра баллон и переходник для амбушки [7] Амбушка ( жарг. ) – дыхательный мешок Амбу, нечто вроде мяча для регби с маской и с переходником к интубационной трубке. Используется для искусственной вентиляции легких вручную.
.
– Давай. Расход пореже поставь.
Хватило минут на десять. То да се, пока ехали, пока шлюз проходили, пока конвой оружие сдал, пока санитаров нашли, пока заносили – привет! Умер.
– Готов.
– Вижу.
– Жалко.
– Пошли отсюда.
Выехали за ворота, остановились и закурили.
– Обидно, правда?
– Не говори. Хотя, если честно, не светило ему. Хорошо еще – не в машине откинулся: во гемор был бы! Прикинь, Вов, пять лет мужик отсидел, три недели осталось.
– А за что сидел?
– А хрен его знает. За что он сидел, доктор?
– Не знаю, я не спрашиваю никогда. Звонить?
– Звони.
– Один-четыре-восемь-шесть, свободны.
– Вы где?
– Из тюрьмы. Освободились.
– Пишем: Харьковская, четыре, квартира шесть. Двадцать три года, избили.
– Харьковская, четыре-шесть. Едем.
Избитым оказался студент-сириец – на скинов напоролся. Его товарищ, волнуясь, пытался объяснить произошедшее прибывшему наряду. Менты слушали вполуха, с интересом рассматривая покрытые арабской вязью ближневосточные паспорта. Перепуганная бабка, хозяйка квартиры, маячила у них за спиной.
Парня тошнило. Он содрогался в мучительных спазмах, изо рта свисали сосульки крови. Северов осторожно ощупывал его голову, челюсти, нос. Раздвинул веки, всмотрелся в зрачки.
– Анизокория [8] Анизокория – разный диаметр зрачков: признак тяжелой черепно-мозговой травмы.
. Запроси: перелом основания, перелом костей свода, ушиб мозга с внутричерепной гематомой.
Я повернулась к телефону. Второй парнишка о чем-то спросил Северова, и тот ответил. На арабском:
– Андух исхабат хатыра [9] У него тяжелая травма ( искаж. арабск. ).
.
Все охренели. Сирийцы тоже. Северов негромко обратился пострадавшему, типа: не дрейфь, брат-араб, прорвемся, где наша не пропадала! Тот слабо улыбнулся и невнятно ответил. Веня взял его за плечо, слегка сжал и снова что-то сказал.
Снесли в машину, воткнули капельницу, повезли в академию. В дороге он загрузился: уронил давление, уредил пульс, ушел в сопор [10] Сопор – одна из степеней угнетения сознания.
.
– Сэй джиддан?
– Нам. Лейса джейид [11] Совсем плохо? – Хуже некуда ( искаж. арабск. ).
.
Второй сириец заплакал.
– Растрясли. Дышит?
Северов нагнулся и, вслушиваясь, посмотрел на часы. Часы он носил циферблатом внутрь, как мой дед; тот лет тридцать на Севере отлетал и часы носил точно так же – чтоб видеть время, не снимая рук со штурвала.
– Двенадцать. Нормально пока.
– Довезем?
– Довезем. В каком только виде – вопрос!
Академия стояла на низком старте. Одно слово – военные. Дисциплина. На раз – раздет, на два – в рентген, на три – уже на столе. Анестезиологи вьются, хирурги моются, оперсестра инструментом гремит. Курсант на видео пишет – опыт накапливают. Пять минут – рентгенолог снимки несет, водой капает. Америка. Сериал «Скорая помощь». Сто евро в месяц со всеми накрутками.
Северов написал направление; мы постояли, наблюдая, у входа в операционную, потом вышли.
Было холодно. Порывы ветра сдували с сигарет искры.
– Ты где арабский-то выучил?
– В институте. Полгруппы арабов: Алжир, Мавритания… вот я за шесть лет и заговорил.
– И читать можешь?
– И писать тоже. Заодно и французский освоил – это ж колонии бывшие, два языка государственных.
– Клево. Звонить?
– Давай. Обедать-то не пора еще?
– Самое время.
Но на обед не пустили – услали подобрать тело на Арсенальной. Там, на остановке, уткнувшись мордой в снег, лежал пьяный. Рядом скучал мент.
– Привет. Что скажешь?
– Вот, лежит.
– А чего хмелеуборочная говорит?
– А она не возьмет – битый.
Лоб и щека пострадальца сочились царапинами. Из ноздрей ниспадали мутные, зеленые сопли.
– Хорош, чертяка! Точно не возьмут?
– Сто пудов. Хоть одна ссадина – наш.
– М-да. Он с документами?
– Я не смотрел.
– Так посмотри.
Сержант с отвращением зашарил по мокрым карманам. Извлек закатанный в пластик пропуск.
– О, ваш коллега!
– Ну-ка, ну-ка, дай-ка. Стародубцев Михаил Дмитриевич, больница Сэвэ Георгия, отделение терапии… Кладем.
Загрузили, задвинули, включили печку.
– К Сент-Джорджу, плиз!
– А если не возьмут?
– Да куда они денутся – своего да не взять? Э, але, тихо там!
Попавший в тепло терапевт, пытаясь подняться, махал конечностями, будто космонавт в невесомости. В расстегнутой сумке звякали порожние банки.
– С дежурства шел, хороняка. Интересно, мент его пощипал?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: